и они оказались крепким орешком, чтобы просто так расколоться.
Конан почти сразу обнаружил, что меч не дает большое преимущество против пикинера. Длина солдатских копий имела большую досягаемость в сравнении с размерами лезвия его меча. Однажды он чуть не напоролся на выставленное копье, пытаясь достать его владельца. Но когда другой киммериец отвлек противника, юноша смог приблизиться и поразить врага в шею. Тот упал, разбрызгивая кровь из ужасной раны. Еще один гандер выпрыгнул из дверей лавки с копьем наперевес, и тут же в него полетел камень, брошенный кем-то из варваров. Лицо бедняги мигом превратилось в окровавленную маску. Он завопил и зашатался. Правда, долго страдать ему не довелось. Острие меча Конана пронзило сердце солдата.
Скоро среди и варваров, и аквилонцев раздались крики:
— Пожар! Пожар!
Конан не знал, использовал ли Эрт предложенную им уловку, или кто-то из киммерийцев посчитал, что сожжение защитников Венариума станет лучшим способом избавиться от них самих и мест их укрытия. Так или иначе, юноша сомневался, что вряд ли удастся прояснить этот вопрос. Хотя теперь это уже не важно.
— Ха! — дикое ликование слышалось в крике молодого варвара. — Сейчас мы зажарим свиней Нумедидеса!
Дымовая завеса быстро распространялась. Борьба с огнем при таких обстоятельствах являлась безнадежным делом. Когда заполыхали деревянные строения, перед аквилонцами встал выбор: или сражаться на улицах, или бежать и укрыться за стенами Форта.
Широкая, открытая площадка отделяла крепость от остальной части города. В свое время, Стеркус запретил тавернам и мастерским строиться вблизи стен. Независимо от личных качеств, граф поступил тактически грамотно. На свободном пространстве боссонские лучники могли подстрелить любого киммерийца, выскочившего на площадь.
Варвары также стреляли из своих луков по аквилонцам, рискнувшим высунуться из-за бойниц. К тому моменту все в городе перемешалось. Оценив ситуацию, офицер, принявший командование Венариумом, приказал ни под каким видом не открывать ворота крепости и не впускать соотечественников. Ведь вместе с ними обязательно рекой хлынут киммерийцы.
Вынужденные сражаться перед закрытыми воротами Форта, защитники города поняли, что надежды на спасение больше нет. Им оставалось только продать свои жизни, как можно дороже. Гандеры и боссонцы развернулись к врагу лицом и бились с безумной храбростью людей, которым терять нечего. Им даже на какое-то время удалось сдержать дикий напор варваров.
Никто не просил и не надеялся на пощаду. Постепенно, варвары все же подобрались к стенам вплотную. Дело было не в том, что у них сохранилось больше отваги. Они просто задавили противника числом. На место павших тот час становились новые воины.
В непосредственной близости от Конана, сверкал топор Мордека, взмывая вверх и падая вниз. Кровавые ошметки разлетались во все стороны, когда кузнец срубал одного аквилонца за другим.
— Сюда! — без устали ревел он. — Ко мне, северные волки!
Тут, к удивлению Конана, ворота крепости распахнулись. Оттуда показалась знаменитая конница аквилонских рыцарей, о которых приходилось столько слышать. До этого, юноша видел лишь, закованного в броню, Стеркуса, едущего по улице Датхила на огромном коне и в шлеме, который теперь венчал голову самого Конана. Теперь масса из четырех десятков рыцарей, гремя доспехами, надвигалась прямо на него. Их глаза под забралами горели решимостью.
— Нумедидес! — выкрикивали они имя своего короля. — Аквилония!
Однако их продвижение было затруднено. С одной стороны, перед воротами находилось еще много гандеров и боссонцев, и рыцарям пришлось ехать буквально по их головам или оттеснять в сторону прежде, чем они смогли добраться до киммерийцев. А с другой стороны, площадь перед цитаделью была так сильно заполнена людьми, что любой натиск обязательно бы захлебнулся.
Все это оставило рыцарей маленьким бронированным островом посреди киммерийского моря. Многие из них отбросили копья в сторону. Они обнажили тяжелые мечи и ими прорубались через густой лес варваров. Но им не удалось защищать одновременно себя и своих лошадей, которых в основном и атаковали киммерийцы. После каждого удачного выпада дикарей несчастные животные жалобно ржали и падали на колени. Их хозяев тут же стаскивали с седла. Клинки северян находили уязвимые места в сочленениях доспехов. Аквилонцы не оставались в долгу и наносили противникам страшные потери, но все больше киммерийцев давило сзади. Рыцари являлись незаменимой ударной силой. И когда их уничтожили, защитникам крепости стало нечего противопоставить врагам.
Конан швырнул камень в лучника на стене. Любой захватчик помимо Стеркуса представлял собой цель. Боссонец вскинул обе руки к выбитому левому глазу. Его крик даже на какой-то миг заглушил общий шум сражения. Продолжая истошно вопить, он полетел со стены вниз головой.
Его товарищ, что находился рядом, тоже упал следом, хватаясь за стрелу, выпущенную из киммерийского лука, навылет пронзившую грудь. Таким образом, образовалась брешь, которую аквилонцы были не в состоянии быстро залатать.
— Идите сюда! — закричал Конан. — Поднимите меня, воины! Если мы захватим стены, Венариум — наш!
Нашлось много желающих подкинуть его наверх. Юноша зацепился руками за гребень частокола и подтянулся. Он стал первым киммерийцем, вступившим в твердыню захватчиков. К нему по помосту уже спешили вражеские солдаты. Среди них был низкорослый худощавый боссонец, который выстрелил в Конана на бегу. К счастью, стрела, поцеловав край рукава рубахи, пролетела мимо.
Пока лучник вновь натягивал тетиву, молодой варвар прыгнул вперед. С тигриной быстротой, он схватил щуплого противника и, закрывшись его телом, словно щитом, вступил в бой с остальными аквилонцами. Его ярость утроила силы и скоро враги один за другим ссыпались с высоты на землю. Последним отправился в полет злосчастный боссонец.
Конан недолго оставался единственным киммерийцем на крепостной стене. Следом уже взбирались соотечественники юноши. Теперь наверху образовался крепкий узел северных воинов. Боссонцы и гандеры тщетно пытались их поразить. Враги прекрасно понимали, что случится в том случае, если этих варваров не удастся убить.
— Кром! А ну разошлись в стороны! — такой басовитый рык мог исходить только от Мордека.
Кузнец прокладывал себе путь, чтобы сражаться плечом к плечу с сыном. Лезвие его топора было выщерблено и сплошь покрыто кровью. На лице Мордека играла улыбка, шире которой Конан в жизни не видывал.
— На них! — Мордек указал топором, и Конан не замедлил ринуться на противников с отцом в едином порыве.
Еще за пределами крепости аквилонцы бились с отчаянной храбростью. Раньше, до восстания Конан ставил под сомнение мужество захватчиков. Но сейчас гандеры и боссонцы, сделанные из обычной плоти и крови, яростно рубили чужую плоть и проливали кровь киммерийцев, не щадя ни врагов ни себя. Мордек и его сын сражались бок о бок, чувствуя, как за их спинами растет количество соплеменников. Варвары подсаживали друг друга и уже большим числом роились на помосте, установленном вдоль стен цитадели.
— Смотрите, там впереди есть ступеньки, — крикнул Мордек. — По ним мы спустимся во внутренний двор. Тогда вся эта крепость будет нашей.
На него бросился гандер с копьем. Кузнецу пришлось немного отступить так, как в это время солнце светило ему прямо в лицо. Но сбоку Конан взмахнул мечом, и отрубленная рука солдата, все еще сжимающая копье, упала на дощатый настил. Кузнец просто отпихнул воющего гандера в сторону и вновь устремился вперед.
Конан не отставал от отца. В свои годы, юноша был крупнее и сильнее большинства мужчин, против которых сражался. Шаг за шагом спуск со ступеньками становился все ближе. Мимо с шипением пролетела стрела и застряла в столбах частокола. Другой выстрел поразил киммерийца, бежавшего позади. Вопли соплеменника мало чем отличались от таковых, исходящих от гандера, искалеченного Конаном.
Все больше солдат Нумедидеса мчалось вверх по ступенькам, чтобы попытаться остановить поток варваров. Топор Мордека снес с плеч голову боссонца и вторым замахом отхватил руку его товарища выше
