«Малеин именно так к ним и отнесся», — угрюмо подумал Ршава. То, как автократор вывел гарнизоны из городов, показало, что ему наплевать на их судьбу. И сделало горькую участь этих городов более вероятной, почти неизбежной. А Стилиан оказался ничуть не лучше. Забрать людей из приграничных фортов… Видесс будет расплачиваться за это годами, если не веками!
Долгое путешествие, совершенное Ршавой, показало, насколько верен этот вывод. А нынешний, короткий отрезок говорил о том, что вряд ли автократора будет волновать судьба провинции. Здесь, в относительной близости от столицы, все выглядело почти нормально. Именно это Малеин и видит. Если верх одержит Стилиан, он тоже увидит именно это. Велика ли вероятность, что любой из них, с комфортом укрывшись в столице, захочет ее покинуть и попробовать навести порядок во всей империи? Насколько Ршава мог судить — не очень велика.
Но даже если автократор захочет это сделать, чего он сможет добиться? Скольких солдат уже сгубила гражданская война? Скольких людей уже убили хаморы? Какую силу сможет выставить против них Видесс? Достаточную? Этого Ршава не знал. И вряд ли это знает его царствующий родственник — или, если уж на то пошло, мятежный генерал.
Крестьянин, пропалывавший поле, помахал Ршаве. Тот махнул рукой в ответ. К комку земли, отброшенному крестьянской мотыгой, подскочил дрозд и тут же улетел с червяком в клюве.
— Благословите меня, святой отец, — попросил крестьянин.
Ршава вздохнул. Его уже начинало тошнить от этих просьб. Но крестьянин набросился бы на него с мотыгой, если бы прелат благословил его так, как полагал истинно правильным. И потому, прекрасно сознавая свое лицемерие, Ршава очертил на груди символ солнца и нараспев произнес:
— Да хранит тебя владыка благой и премудрый, сын мой.
Крестьянин отсалютовал ему мотыгой, точно она была солдатским копьем.
— Спасибо за вашу доброту, святой отец, — поблагодарил он и стал выкорчевывать сорняки дальше.
Доброту? Поехав дальше, Ршава покачал головой. Он бы так не сказал. И все же… Разве многие священники не ощущают себя лицемерами, благословляя мирян? Они ведь прекрасно знают, что люди заболевают, умирают или совершают ужасные преступления, несмотря на все благожелательные слова. Святые отцы редко задумываются над тем, что это может значить. «А у меня хватило смелости пойти туда, куда вела логика», — подумал Ршава.
Но идти туда самому — это одно. Теперь он должен убедить и других последовать за ним. Он опять взглянул в сторону столицы. Именно для этого он туда и едет.
На полях работало совсем немного крестьян. Если они не будут пахать, сажать, полоть и собирать урожай, то ни им, ни горожанам нечего будет есть. Из-за того что Ршава видел крестьян, он не сразу понял, что на лугах почти нет скота: ни лошадей, ни овец… Сперва он удивился, но быстро понял причину: с началом гражданской войны по этой дороге в обе стороны проходили маршем армии. Они наверняка уже съели местный скот или угнали с собой, либо же его спрятали крестьяне.
Как и повсюду, возле ферм располагались огороды. Обычно там работали жены и дочери фермеров. Ршава тоже не сразу заметил, что на огородах нет женщин. А чего не видит он, того не увидят и солдаты.
Он печально покачал головой. Сколько понадобится времени после окончания этой несчастной войны, чтобы жизнь в империи Видесс снова стала нормальной? На какой части империи она уже никогда не станет нормальной? И как победивший автократор, кем бы он ни оказался, может лелеять надежду изгнать хаморов с теми жалкими ресурсами, что останутся в его распоряжении?
— И они скажут, что такова воля благого бога, — насмешливо пробормотал Ршава. — Скажут, что это великое испытание жизни. — Он ехидно рассмеялся. — Да они не способны увидеть то, что лежит у них под носом. Да, это божья воля. Но какого бога? Кто из богов сильнее? Я не боюсь взглянуть правде в глаза.
Следующий город он проехал, не остановившись на ночлег. Долихе оказался жалкой дырой, чей размер едва оправдывал возведение вокруг нее стены, и вдобавок — полной людишек, которых Сочли бы неудачниками в любом городе побольше. Судя по захудалости местных лавочек и таверн, многие из жителей оказались неудачниками даже здесь.
Похоже, небольшой гарнизон, оставленный здесь Стилианом, заботила лишь охрана ворот — там, где дорога входила в город и где из него выходила. Солдаты допросили Ршаву, и он ответил им так же, как и на предыдущих заставах. Кажется, любой из них без труда понял, почему он не хочет тут задерживаться.
— Езжайте дальше, святой отец, — сказал один из них. — Клянусь благим богом, хотел бы и я поехать с вами.
На ночлег Ршава остановился в дубовой роще неподалеку от дороги. У него еще остались хлеб и сыр. Через рощу протекал ручеек. Вода в нем была чистой и холодной, и пить ее можно было без опаски для здоровья.
Костер он разжигать не стал. Огонь может привлечь бандитов. К тому же ничто из еды не требовалось готовить, и замерзнуть он не рисковал. По сравнению с тем, что Ршаве довелось пережить после падения Скопенцаны, почти любая ночь южнее Заистрийских гор была теплой. Но эту ночь он счел бы приятной, даже если бы жил в столице. Да, несколько комаров пищали в воздухе, но они всегда пищат, когда погода теплая. Прелат закутался в одеяло и закрыл глаза.
Ворочаясь в надежде отыскать позу, при которой в тело и ноги не впивались бы камешки, он вспомнил, как мучительно неудобно было спать на снегу, когда он вместе с магами из Скопенцаны потерпел столь впечатляющее поражение, попытавшись отогнать хаморов от города. Теперь же он относился к ночлегу под открытым небом совершенно спокойно.
Он уже многое стал переносить без труда после минувшего дня зимнего солнцестояния. Еще раз переменив позу, Ршава удовлетворенно хмыкнул и окончательно закрыл глаза. Через минуту-другую он уже спал.
Когда прелату явился сон, он оказался одним из тех видений, в которых человек не сознает, что спит. Все выглядело совершенно четким и реальным. Ршаву окружала золотистая местность, красивее которой он никогда не видел. Проплывали редкие облачка. Святейший отец без особого удивления отметил, что проплывали они под ним, а не над головой. И то, что он сам парил воздухе, казалось столь же естественным, как и все прочее.
Рядом с ним парили другие люди: мужчины, женщины, дети. Он и это воспринял как само собой разумеющееся. Все они куда-то направлялись, и он знал куда, настолько хорошо знал, что ему не требовалось кого-то окликать, спрашивать. Даже сама мысль о том, чтобы кого-то окликнуть, показалась прелату странной. Он не был уверен, что сможет подать голос, но это не имело значения. Ему и не полагалось никого окликать.
Впереди в окружающей их золотистости появилось нечто — тонкая линия, ведущая вверх. Даже по мере приближения она не становилась шире. Ршава воспринял это с той же готовностью, как и все остальное. Все было так, как должно быть.
Он и остальные люди образовали очередь. Никто не лез вперед, не толкался. У каждого имелось свое место, и каждый был с ним согласен. Это молчаливое согласие было не менее поразительно, чем все остальное в этом месте, но прелат и его воспринял как должное.
Впереди, вокруг нерасширявшейся линии, мелькали силуэты — не мужские и не женские. Они не парили, не дрейфовали, а по-настоящему летали. Одни были настолько яркие, что после взгляда на них в глазах оставался светящийся след; другие были чернее ночи, чернее угля, чернее сажи…
По спине Ршавы пробежала холодная дрожь. Теперь он понял, где находится и почему эта линия все время остается такой узкой. Это был Мост Разделителя. Те, кто пересекал его, попадали в рай, и сопровождали их туда сияющие посланники Фоса. Но те, кто падал с него… Их ждали демоны Скотоса и вечный лед.
Одна за другой собравшиеся души вступали на мост. Лишь немногим, как показалось Ршаве, удалось его перейти; гораздо больше душ схватили демоны.
Момент его испытания неумолимо приближался. И Ршаву охватила паника — не только из-за исхода испытания. Он не мог понять, почему он вообще здесь оказался. «Здесь же судят души! — мысленно вопил он, преисполнившись отчаяния. — А я не душа! Я живой! Я дышу!..»
Но даже теперь он не мог издать ни звука. Если и произошла какая-то грандиозная ошибка, о ней
