улица ведет на запад — от Серебряных ворот к Собору, амфитеатру и дворцовому кварталу. Он знал, через какие площади пройдет главная улица столицы. Все здания выглядели для него знакомыми.
Но людей он успел подзабыть. Видесс был намного больше Скопенцаны. На Срединной улице толпились горожане. Они кричали, ругались, толкались локтями, и каждый старался оттереть другого. Тонзура прелата не вызывала здесь особого уважения. «Смотри, куда идешь, святой отец!» — то и дело покрикивали на него, и такое обращение еще можно было считать вежливым.
Поскольку каждый здесь хотел того, чего он хотел и когда хотел, это лишь усиливало давку и толчею. Люди и фургоны выскакивали из боковых улиц, когда могли и как могли. Если бы они ждали просвета, то могли ждать его вечно или хотя бы до ночи. Поэтому они бросались вперед и заставляли остальных ждать уже их.
От Серебряных ворот до дворца было не более двух миль. Чтобы их проехать, Ршаве понадобилось почти два часа. К концу пути он уже орал и грозил кулаком окружавшим его идиотам, словно никогда из столицы и не уезжал.
Крупнейший в городе рынок, площадь Паламы, находился чуть восточнее дворцового квартала. Это позволяло поварам и другим слугам покупать все необходимое с максимально возможным удобством. Но рынок предназначался не только для императорской обслуги. Все столичные жители здесь или покупали, или продавали — а нередко занимались тем и другим сразу.
Тут Ршаве очень быстро попытались всучить капусту, янтарные бусы, оловянные ложки, серебряные ложки, золотые ложки, уксус, вино, лампы, оливковое масло, рыбный соус, а также подозрительно прекрасных якобы сестер. «Нет», — говорил он. «Нет!» — кричал он. «Нет!!!» — вопил он. Однако ничто не могло сдержать одолевавших его мелких торгашей.
А затем, одолев путь, затянувшийся, как ему показалось, на целую вечность, прелат добрался до Вехового камня — черной каменной колонны, от которой измерялись все расстояния в империи Видесс. Веховой камень также выполнял и другую функцию — здесь выставляли на всеобщее обозрение головы казненных злодеев, предупреждая видессиан не следовать их примеру.
Когда Ршава жил в столице, грабители и убийцы лишь изредка находили себе частичную могилу у основания Вехового камня. Теперь же он походил на дерево, с ветвей которого осыпался богатый урожай фруктов. И почти возле каждой головы стояла табличка с надписью: «Предатель».
Если столь многие оказались предателями — а Ршава не сомневался, что Стилиана поддерживали многие и это выглядело изменой в глазах Малеина, — то насколько вид этих мертвых голов способен предотвратить предательство? Судя по всему, не больно-то. Интересно, согласится ли с ним автократор, выслушав мнение Ршавы на этот счет? Наверное, легче будет уговорить Малеина поклоняться Скотосу!
Потом Ршава въехал в дворцовый квартал. За спиной стих гомон, наполнявший площадь Паламы. Те, кому не полагалось находиться в этой части города, прекрасно знали, что забредать сюда не стоит. Впервые с того момента, как Ршава проехал через Серебряные ворота, его перестала окружать бурлящая уличная толпа. На дорожках, ведущих через лужайки и сады к элегантным зданиям, было тихо и почти безлюдно.
Ршаве кивнул мужчина, чьи волосатые руки до локтей были белыми от муки, — пекарь:
— Могу ли я для вас что-нибудь сделать, святой отец? — спросил он вежливо, но с интонацией человека, которому необходимо получить устраивающий его ответ, иначе все может кончиться неприятностями.
— Надеюсь, что да. Я троюродный брат его величества. Я спасся из осажденной Скопенцаны и только что вернулся в столицу.
У пекаря отвисла челюсть. Какой бы ответ он ни ожидал услышать, такого он явно не предполагал.
— Троюродный брат… автократора? — переспросил он, как будто усомнившись, что расслышал правильно.
— Совершенно верно. — И Ршава назвал свое имя и должность.
— Я никогда о вас не слышал, святой… э-э… святейший отец, — заметил пекарь, но решил, что лучше подстраховаться: — Но это, разумеется, ничего не значит. Почему бы вам… э-э… не пройти в тронный зал? Там разберутся, куда вас направить дальше. Вы знаете, как туда пройти?
— Знаю, — ответил прелат, раскусив нехитрую уловку. Если он не знает, как пройти в тронный зал, то какой же он родственник автократора? А если он знает дорогу, но при этом не родственник автократора, там быстро разберутся, как с ним поступить. И вряд ли ему это понравится.
— А почему бы мне не пройтись туда с вами? — спросил пекарь.
— Ладно. В самом деле, почему бы и нет? — согласился Ршава. — Однако тебе не светит награда за разоблачение мошенника, потому что я не самозванец.
— А я этого и не говорил. — Нет, пекарь точно решил не рисковать, имея дело с человеком, который и впрямь может быть важной персоной.
Он также оказался чуть прозорливее, чем Ршава мог предположить. Пекарь не вел пришельца к тронному залу, а следовал за Ршавой. Оглянувшись, прелат увидел, что лицо провожатого хранит невозмутимое выражение. Да и с чего бы ему волноваться? Если Ршава не знает дороги, он сам себя выдаст. Но Ршава знал дорогу. Если это и произвело на пекаря впечатление, тот не подал виду.
Великолепные бронзовые двери тронного зала оказались закрыты. Перед ним стояли облаченные в кольчуги стражники, которые спокойно наблюдали за тем, как Ршава спешивается, привязывает лошадь и идет к подножию лестницы перед дверями.
— Есть в тронном зале кто-нибудь из тех, кто служит его величеству с первых дней его правления? — спросил он.
— Кто хочет это знать и зачем? — надменно вопросил один из стражников.
Ршава ответил ему так же, как и пекарю. Стражник мигом утратил немалую долю высокомерия и вполголоса посовещался с товарищами. Затем потянул за ручку одну из половинок дверей, и она плавно и бесшумно распахнулась на смазанных петлях, несмотря на большую тяжесть. Стражник вошел в зал.
Вскоре он вновь появился, и за ним следовал величественный седобородый мужчина в роскошном шелковом халате. Ршава поклонился чиновнику:
— Добрый день, Маркиан. Давно мы с вами не виделись, высокопоставленный господин, верно?
И с Маркиана слетело не меньше половины его величавости.
— Это действительно вы, Ршава! — воскликнул он. — Когда стражник сказал, что пришел священник, утверждающий, будто он родственник его величества, я едва осмелился в это поверить. Не так давно мы узнали о печальной участи Скопенцаны. Добро пожаловать домой, клянусь благим богом! — Он очертил на груди солнечный круг.
Ршава поступил так же, зная, что это необходимо.
— Воистину печальной участи, как бы сильно я ни желал, чтобы она оказалась иной, — произнес он. — Но вот я здесь, и наконец-то, как вы сказали, дома.
Стражник и пекарь, проводивший Ршаву к тронному залу, уставились на него с изумлением. Они ему не верили… Их глаза распахнулись еще шире, когда Маркиан сбежал по лестнице и, обняв прелата, сказал:
— Его величество будет рад услышать о вашем прибытии. В этом вы можете не сомневаться. Любой оплот в борьбе против бунтовщика, который он может найти, много для него значит.
— Да, верю. Я проехал мимо двух полей сражений. Над ними и теперь еще витает запах смерти.
— Времена тяжелые. — Маркиан помолчал. — Да, тяжелые, но вы здесь, и нам следует возрадоваться. Желаете ли вы, чтобы я сообщил автократору о вашем прибытии?
— Окажите мне эту любезность, высокопоставленный господин. — Ршава еще раз поклонился. Ритуалы вежливости при императорском дворе были гораздо более скрупулезными и строгими, чем нравы в Скопенцане. Ршава понадеялся, что все еще помнит о них достаточно, дабы не выставить себя на посмешище из-за какой-нибудь оплошности и не обрести репутацию деревенщины, грубияна и бедного родственника из захолустья.
— Что ж, в таком случае не соизволите ли пройти со мной? — осведомился Маркиан. — Полагаю, его величество сейчас находится в императорской резиденции.
— Но стоит ли нам его тревожить? — спросил Ршава.
