Это зрелище было, вероятно, до ужаса нелепым. Солдаты улыбались, слушая величественные тирады своего командира, а в такое время на их лицах нечасто можно было увидеть улыбку. Более того, несмотря на то, что Ортайяс предавался длиннейшим рассуждениям, говорил он правду, и те, кто его слушали, в общем, не могли с ним не согласиться.
Среди солдат ходили и жрецы, молясь вместе с ними и повторяя клятву верности Видессосу.
Никому в эту ночь не было дела до ереси намдалени или до претензий васпуракан на первородство. Перед лицом смертельной опасности каждый понимал необходимость сплочения.
Язычники-каморы наравне со всеми произносили слова присяги. Жрецы не подходили к кочевникам, но они клялись чиновникам Маврикиоса. И то, что они после роковой стычки у ворот давали эту присягу не сразу, убедило Марка в том, что слово их было крепко. Если бы они задумали предательство, они клялись бы без раздумий, чтобы обман был более достоверным.
— А, здравствуй!.. — Рядом с трибуном появился Нейпос, который какое-то время оставался незамеченным. Маленький жрец выглядел суровым, что так не подходило к его пухлому веселому лицу. Он нерешительно сказал:
— Могу ли я предложить тебе и твоим солдатам присоединиться к тем, кто дает клятву верности Видессосу! Я не хочу обидеть тебя, и у меня нет ни малейших сомнений в вашей преданности, но похоже, что сейчас это сделать необходимо.
— Конечно, — кивнул Скаурус. Если бы римляне были выделены из всех остальных и не были приглашены принять участие в церемонии, это был бы плохой знак, но, как уже сказал жрец, сегодня каждый солдат в лагере клялся в верности.
— Но какая клятва подойдет тебе? Ведь большинство Моих людей не следует вашей вере.
Нейпос почесал свою выбритую голову.
— Сложный вопрос. Может быть, у тебя есть какие-нибудь предложения по этому поводу?
Марк немного подумал.
— У нас есть такой обычай: когда ты идешь на службу в легион, ты даешь клятву, и все остальные клянутся тоже, следуя твоему примеру. Если я поклянусь опять, на этот раз моими и твоими богами, подойдет ли такое тебе?
— Я не могу просить большего. Этого вполне достаточно.
— Прекрасно.
По команде трибуна буккинаторы затрубили в трубы, призывая легионеров ко вниманию. Чистые звуки труб прорезали шум голосов в лагере. Римляне подняли головы, чтобы узнать, в чем дело. Когда Марк увидел, что все смотрят на него, он спросил, есть ли среди солдат кто-нибудь, кто не желает давать клятву, о которой говорил Нейпос. Никто не отказался.
— Отлично, — сказал он. — Теми богами, которые принесли нас сюда, и богами, которых мы встретили здесь, я клянусь повиноваться Императору и исполнять все его приказы как можно лучше. Клянетесь ли вы так же, как я?
—
Нейпос не понимал слов, но смысл их был вполне понятен ему. Он поклонился Марку в знак благодарности и поспешил к другим отрядам.
Шум вокруг лагеря стоял ужасный. Не в силах открыто штурмовать укрепления, казды делали все, что могли, чтобы запугать его защитников. Некоторые подъезжали поближе, выкрикивая угрозы и ругательства на ломаном видессианском, другие поднимали вой, полный ярости. Но хуже всего были громкие удары барабанов, гремевших у каждого костра каздов, как удары сердца сумасшедшего, умирающего бога. Земля дрожала от этих звуков, они отдавались в мозгу и пробирали солдат до костей. Спать в такую ночь не смог даже флегматичный Скаурус. Поэтому он только приветствовал появление гонца от Маврикиоса, причем с таким энтузиазмом, что тот только покачал головой в недоумении.
Марк без труда нашел палатку Императора, которая была больше всех остальных и находилась в самой высокой точке лагеря, что открывало Маврикиосу обзор всего войска. Но добраться до нее было так же трудно, как пробиться через толпу на форуме Паламас в имперской столице. Весь лагерь не спал, там постоянно передвигались люди. Кто-то шел по делам, кто-то бесцельно бродил, пытаясь отвлечься от тяжелых дум.
Трибун почти не смотрел по сторонам. Гай Филипп не успел вовремя остановить его, и Марк со всего размаха столкнулся лбом с наемником-халога. Высоченный белокурый человек раздраженно повернулся. Его правый глаз прикрывала повязка.
— Гляди себе под ноги, ты, дурень! — начал он и внезапно остановился.
— Скапти! — воскликнул Марк. — Я не знал, что ты с армией. Ты должен был навестить нас давным- давно.
— Когда я в последний раз виделся с тобой, я говорил, что мы встретимся снова. — Командир гарнизона Имброса пожал плечами. Больше для себя, чем для римлян, он продолжал: — Судьба человека — странная вещь: если ты не идешь к ней, она сама к тебе приходит.
Он сжал Скаурусу руку обеими ладонями и в удивлении покачал головой. Оставив римлян гадать относительно своих странных слов, Скапти повернулся и пошел своей дорогой, — одинокий, сильный, гордый человек.
Глядя ему вслед, Гай Филипп сказал:
— Я и прежде видел солдат с таким выражением лица.
— Да, он почему-то думает, что я — орудие в руках его судьбы и несу ему гибель. Пусть боги докажут, что он ошибается. — Но что-то еще не давало покоя Скаурусу, и он вдруг понял: — А почему ты позаимствовал выражение именно у Виридовикса?
