понимает.
– Говорю.
Фернао поспешил на мостик. Сибианский, альгарвейский и лагоанский языки были сродственны, но первые два походили друг на друга, как родные братья, в то время как лагоанский приходился им седьмой водой на киселе, растерявшей общие для всего семейства склонения и обильно пополнившийся куусаманскими и каунианскими корнями.
Из кристалла «Пантеры» на чародея смотрел мужчина в иссинязеленом мундире военно-морского флота Сибиу. Фернао представился на его родном языке, после чего перешел к делу:
– Кто вы и чего требуете?
– Капитан Пропатриу, фрегат королевского флота Сибиу «Пронзающий», – ответил моряк. Слова его эхом отдавались в тесном шаре. – Ложитесь в дрейф и будьте готовы принять на борт наших инспекторов.
Когда чародей перевел, Рохелио решительно мотнул головой.
– Нет, – промолвил Фернао. – Мы направляемся по своим законным делам. Не вмешивайтесь или пеняйте на себя.
– Вы направляетесь в Альгарве, – возразил капитан Пропатриу. – Мы обыщем ваше судно.
– Нет, – повторил Фернао. – По распоряжению короля Витора мы не потерпим никаких препон нашей торговле с
– Вонючие надменные лагоанцы, – пробормотал Пропатриу. Фернао сделал вид, будто не слышал. Видно было, как сибианский моряк берет себя в руки.
– Ждите, – бросил тот в толщу кристалла, и отполированный камень опустел.
– Что он делает? – спросил Рохелио.
– Вызывает базу и просит инструкций, если я не ошибаюсь, – отозвался чародей, подумав, что если он ошибается, то скоро здесь будет жарко.
Однако несколько минут спустя капитан Пропатриу опять проявился в кристалле.
– Продолжайте движение, – проскрежетал он с явной ненавистью, добавил: – Под мои проклятья! – и сгинул вновь.
Рохелио и Фернао разом облегченно вздохнули. «Пантера» проскользнула между бортами сибианских кораблей и помчалась в направлении Альгарве.
Глава 2
Из дворца царя Шазли Хадджадж выезжал в ункерлантское посольство со всем энтузиазмом человека, собравшегося вырвать себе зуб. К великому южному соседу Зувейзы он относился с настороженностью и опаской, примерно как домашняя кошка – к поселившемуся по соседству льву, и царь Шазли, равно как любой зувейзин, имеющий в голове хоть гран здравого смысла, вполне эту точку зрения разделял.
Солнечные лучи падали почти отвесно с лаково-синих небес: Зувейза простиралась на север дальше, чем любая другая держава континента Дерлавай. Невзирая на блеск светила, большинство прохожих на улице было облачено лишь в широкополые шляпы и сандалии, не прикрыв тело ни единой ниткой. Темная кожа позволяла им без труда переносить самое жаркое солнце.
Из уважения к обычаям Ункерланта Хадджадж накинул ситцевую рубаху, прикрывавшую тело до самых колен. Какой смысл людям носить одежду, он не мог понять до того, как впервые провел зиму в университете Трапани, еще до начала Шестилетней войны. Какой смысл носить одежду в зувейзинском климате, он не мог понять до сих пор, но что поделаешь – такова плата за дипломатическую карьеру.
У дверей посольства стояли в карауле ункерлантские солдаты. Они тоже были одеты: в сланцево- серые мундиры, ошеломительно неуместные в городе белой известки и сверкающего золотом песчаника. Под мышками и на груди у них проступали окаймленные белесым мокрые пятна пота. Страдая от невыносимой для них жары, солдаты стояли совершенно неподвижно – только глаза жадно следили за проходящими мимо симпатичными молодыми зувейзинками. Хадджадж посмеялся – про себя, там, где это незаметно.
Послом в Зувейзу конунг Свеммель назначил мрачного немолодого типа по имени Ансовальд. Возможно, тот был заклят от потения напрочь, а возможно, просто был слишком упрям, чтобы дозволить себе подобные человеческие слабости. Так или иначе, а ни на лбу, ни на рубашке его не было видно ни капли пота.
– Приветствую вас от имени моего конунга, – бросил посол Хадджаджу, когда лакей ввел министра иностранных дел Зувейзы в его кабинет. – Ваша пунктуальность свидетельствует об эффективности.
– Благодарю и приветствую, в свою очередь, вас от имени его величества, – ответил Хадджадж.
С Ансовальдом он общался на альгарвейском – языке, которым оба владели в равной мере свободно. Хадджадж полагал, что со стороны Свеммеля было бы значительно эффективнее направить в Бишу посла, который хотя бы владеет зувейзинским, но говорить об этом вслух было бы недипломатично. Сам он понимал ункерлантское наречие значительно лучше, чем показывал. «И значительно лучше, чем мне хотелось бы», – как любой зувейзин в подобных обстоятельствах, добавил он про себя.
– Так в чем цель нашей встречи? – поинтересовался Ансовальд.
«Тороплив, как ункерлантец», – гласила зувейзинская поговорка. Если бы Хадджадж явился в гости к своему соплеменнику, они бы долго распивали чай и финиковое вино, закусывая печеньем и беседуя о всяческих мелочах, прежде чем перейти, наконец, к сути беседы. Если бы Ансовальд пришел во дворец, Хадджадж заставил бы его претерпеть неторопливый ритуал гостеприимства до самого конца, как традиции ради, так и для того, чтобы позлить вражеского посла. В посольстве, однако, правил ункерлантский обычай. Хадджадж вздохнул – едва приметно.
– Цель данной встречи, ваше превосходительство, – промолвил Хадджадж, – передать вам неудовольствие моего владыки недавними провокациями на границе наших держав.
«Неудовольствие» в данном случае наидипломатичнейшим образом подразумевало, что царь Шазли не может решиться, бесноваться ему от злости или трястись от ужаса.
Широкие плечи Ансовальда приподнялись и опустились вновь.
– Ункерлант отрицает факт каких-либо провокаций.
Из кожаного чемоданчика Хадджадж достал небольшой свиток.
– Ваше превосходительство, я должен представить вам список убитых и раненых пограничников и солдат со стороны Зувейзы, перечень собственности, уничтоженной во время ункерлантских нападений, а также незаконным образом воздвигнутых во владениях царя Шазли ункерлантских зданий и укреплений.
Ансовальд неторопливо прочел документ – написанный, как это принято было в дипломатических кругах, на классическом каунианском, – потом снова пожал плечами.
– Все указанные инциденты произошли на территории Ункерланта, – заявил он. – Если провокации имели место, то, очевидно, со стороны Зувейзы.
– Ну, знаете ли, ваше превосходительство! – воскликнул Хадджадж, забыв на миг от ярости о хороших манерах. Он указал на висевшую за спиной Ансовальда карту Зувейзы: – Посмотрите, будьте любезны! Некоторые из этих случаев произошли в десяти, а то и в пятнадцати милях к северу от границы между двумя нашими державами, установленной Блуденцким договором.
– Ах, этот договор… – Ансовальд нехорошо улыбнулся. – Предатель Киот выторговал в Блуденце у вас, зувейзин, этот договор ради вящей эффективности: оставив в покое ваших отщепенцев, он берег силы для боя с конунгом Свеммелем. Немного же это принесло ему пользы. – Нехорошая усмешка стала шире. – Почему должен конунг Свеммель следовать примеру изменника?
Возмущение Хадджаджа смыло ужасом. На миг ему стало любопытно: может, случись Киоту победить в Войне близнецов, Ункерлант оказался бы менее скверным соседом? Едва ли: ункерлантцев, в конце концов, не переделаешь.
– Конунг Свеммель, – проговорил он с величайшей осторожностью, – придерживался условий Блуденцкого договора с того момента, как стал править Ункерлантом нераздельно. Если бы он не признавал
