в следующий раз, я буду сражаться с тобой.
— Взять его! — резко сказал Сотэрик.
Моряки Леймокера схватились за мечи и замерли в напряжении, но Гаврас отрицательно покачал головой.
— Неужели ты хочешь, чтобы я поступал, как Сфранцез, намдалени?
Аптранд что-то одобрительно пробурчал. Туризин не обратил на него внимания.
— Ну что ж, убирайся, — сказал он и повернулся к Тарону Леймокеру спиной. Марк еще никогда не слышал в его голосе такой горечи.
Дрангариос еще раз поклонился и медленно пошел к лодке. На секунду он повернулся, как бы собираясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова. Он снова сел на корму, моряки толкали лодку, пока не очутились по пояс в воде, затем залезли в нее сами. Весла поднялись и опустились. Лодка развернулась и медленно пошла по направлению к галере. Марк услышал, как заскрипела веревка, принимающая большой вес, — слабый, но отчетливый в ночной тишине звук. Тарон Леймокер отдал своим треснувшим басом команду, весла галеры проснулись, и корабль начал удаляться на юг, словно гигантская гусеница. Через несколько секунд он исчез за одним из островов. Туризин проводил галеру глазами, разочарование читалось в каждой черте его лица.
— Честный и преданный, это правда. Но слишком доверчивый. Однажды ему придется заплатить за это, — сказал он, обращаясь к самому себе.
— Если сначала
С севера к песчаному пляжу быстро двигалась длинная лодка.
— Предательство! — сказал Гаврас, и в его голосе звучало недоверие к увиденному. Он стоял неподвижно, пока корабль подходил к берегу. — Фос пусть проклянет этого подлого предателя! Наверное, он высадил матросов, как только исчез из виду.
Меч Туризина сам собой выскочил из ножен и сверкнул холодным светом в слабом блеске звезд.
— Ну что ж, как сказал друг Баанес, нас здесь слишком много. Больше, чем он думал. Мы покажем им, как надо сражаться! Видессос! — крикнул он и бросился к лодке, прежде чем матросы начали прыгать в воду.
Скаурус бежал следом за Императором, а рядом с ним, пыхтя, топали остальные, разбрасывая сапогами мокрый песок. Только Нейпос и Ономагулос остались сзади — один не был воином, другой едва мог ходить. Соотношение было примерно четверо на троих, в лодке находилось не меньше двадцати человек, но вместо того, чтобы подавить людей Гавраса своим численным превосходством, они стояли, ошеломленные, и ждали нападения.
— А, мерзавцы! — закричал Туризин. — Это, оказывается, не то легкое убийство, которое вам обещали?
Он напал на одного из врагов, тот парировал его удар и нанес ответный. Юркий, как змея, Туризин извернулся и снова ударил. Солдат застонал. Глубокая кровавая рана появилась на его левом плеча Последний удар пришелся ему в живот, он свалился на песок и замер.
Марк не хотел, чтобы подобный бой когда-нибудь повторился в его жизни. Было почти невозможно отличить врага от друга. Песок пляжа уходил из-под ног, и тяжело дышащие люди с трудом сохраняли равновесие. Кто-то рубанул Скауруса мечом, клинок просвистел возле самого уха трибуна. Он отступил назад, подумав, что неплохо бы иметь кирасу или хотя бы щит, и, отразив удар, сделал встречный выпад. Его противник, решив покончить с трибуном, бросился вперед и напоролся на острие меча Скауруса, которого не заметил в темноте. Он только кашлянул и умер.
Никто из сопровождавших Гавраса не имел шлемов и кирас. Не было их и на нападавших — очень немногие из тех, кто плавал на кораблях, рисковали иметь на себе тяжелые доспехи Соратники Туризина были искушенными бойцами, достигшими своих высоких постов после долгих лет бесконечных войн, и мастерство их, умноженное яростью от предательства, сводило на нет численное превосходство противника.
Очень скоро убийцы начали искать спасения в бегстве, но это оказалось не просто. Трое попытались пробиться к своей лодке и были зарублены ударами сзади. Сотэрик, утопая длинными ногами в песке, преследовал последнего врага. Поняв, что бегство невозможно, воин увернулся от удара и принял бой. Сталь ударила о сталь. Было слишком темно, чтобы Марк мог хорошо видеть схватку. Намдалени наносил врагу удар за ударом, словно кузнец, стучащий по наковальне молотом, и вскоре противник его рухнул, истекая кровью, на белый песок, вытянулся и замер.
Скаурус оглядел поле битвы; враги были повержены, и сейчас уцелевшим в битве предстояла горькая обязанность отыскивать погибших в схватке друзей. Индакос Скилицез лежал зарубленный мечом. Погибли двое васпуракан, которых трибун едва знал, и один намдалени, сопровождавший Аптранда и Сотэрика. Скаурус печально подумал о тех, кто теперь получит мечи убитых и чьи семьи будут горевать о потере мужа и отца…
Гаврас, в отличие от трибуна, был в отличном настроении.
— Хорошая драка! Здорово мы их! — крикнул он, и эхо гулко ответило ему. — Такая участь всегда постигнет убийц! Они… Эй, ты что это делаешь, а? Во имя Фоса, что ты делаешь?
Баанес Ономагулос ковылял от одного раненого к другому и деловито перерезал горло тем, кто еще шевелился. Руки его были в крови и влажно поблескивали в бледном свете звезд.
— А ты как думаешь, что я делаю? — ответил Ономагулос. — Матросы этого проклятого Леймокера будут здесь в любую минуту. Неужели я должен был оставить в живых этих ублюдков, чтобы они указали им, куда мы направились?
— Нет, — признал Туризин. — Но надо было оставить одного для допроса.
— Слишком поздно. — Ономагулос растопырил окровавленные пальцы и позвал: — Нейпос, посвети-ка нам. Держу пари, что скоро у нас будет ответ на все вопросы.
Жрец подошел к Ономагулосу. Он дышал глубоко и ровно, и офицеры Гавраса зашептали что-то в удивлении, когда бледно-золотистое сияние стало разливаться от его рук.
Марк не был так удивлен, как некоторые другие, — он уже видел подобное чудо в Имбросе, у Апсимара. На лице Баанеса читалось изумление. Искалеченный дворянин наклонился над одним из убитых, распорол ножом пояс, и золотые монеты (их было на удивление много) посыпались на песок. Ономагулос собрал их в ладони и поднес к рукам Нейпоса, от которых все еще исходило лучистое сияние. Офицеры столпились рядом, чтобы взглянуть на них поближе.
— «Ортайяс Первый, Автократор Видессиан», — прочитал Ономагулос. — И здесь та же надпись, и здесь. — Он перевернул золотую монету. — То же самое, ничего, кроме этой проклятой надписи — «Ортайяс Первый».
— Ага, и они все только что отчеканены. — Голос со странным акцентом принадлежал Аптранду, сыну Дагобера. — Но каким же образом Сфранцез сумел склонить дрангариоса к предательству?
Туризин все еще не мог поверить случившемуся.
— Варданес, должно быть, заключил союз со Скотосом, если сумел подкупить Тарона Леймокера!
Никто не ответил. Шуршание кустов прозвучало в тишине неожиданно громко. Звук, похоже, доносился с юга. Мечи невольно поднялись. Свет, исходящий из рук Нейпоса, исчез, едва тот отвлекся.
— Сын навозного мешка все-таки высадил здесь матросов! — заревел Ономагулос.
— Не думаю, что это так, — сказал Гай Филипп и продолжал, развивая свою мысль: — Это не человек — лиса или, возможно, хорек.
— Похоже, ты прав, — сказал Аптранд. Но даже командир намдалени не рвался проверить, так ли это на самом деле.
Все поспешили к лошадям. Сотэрик, Скаурус и Нейпос быстро взвалили тела погибших на коней и через несколько минут уже неслись на север через плантацию плодовых деревьев. Ветки хлестнули трибуна по лицу, прежде чем он сообразил, что они уже добрались до сада. Если матросы Леймокера и были рядом с ними, то отряд Гавраса им не догнать. Когда Туризин и его офицеры выехали из-под лимонных деревьев, Император помчался галопом, от одной простой радости, что остался в живых. Гаврас нетерпеливо махнул рукой своим людям и, когда они наконец нагнали его, объявил с видом человека, принявшего окончательное решение:
