Старик не ответил. Он уже вернулся к работе над снадобьем, прерванной приходом Ванаи.
Возвращаясь в меблирашку, Ванаи жалась к стенам домов, точно мышь. И снова большинство встречных фортвежцев делали вид, что не замечает ее. Лишь однажды какая-то баба взвизгнула: «Вонючая ковнянка!», но доносить не побежала.
«Слава силам горним! — Ванаи наконец добралась до угла доходного дома, где жила. — Пронесло». Она свернула за угол… и нос к носу столкнулась с парой шедших навстречу альгарвейских жандармов.
Если бы Ванаи заметила их хотя бы за полквартала, ей удалось бы сбежать: оба были немолоды и пузаты. Но она не успела даже взвизгнуть от испуга, как один из них ухватил ее за рукав.
— Ну-ну, и что же мы видим? — поинтересовался он на вполне внятном фортвежском.
— Пусти!
Ванаи попыталась пнуть его в обтянутую гетрой лодыжку, но жандарм оказался ловок, невзирая на тучность, и увернулся. Тогда девушка решила воспользоваться хитростью:
— Отпустите меня — я вам заплачу. — Она сунула руку в карман и многозначительно позвенела монетами.
Второй жандарм похотливо ухмыльнулся:
— Чем заплатишь, а?
Фортвежским он владел хуже, чем его напарник, но Ванаи без труда поняла, чего от нее ожидают.
Она застыла от ужаса — но в ужас ее привела мысль о том, что, в сущности… она не испытывает особого ужаса. Если, чтобы избавиться от альгарвейцев, придется отдаться им — ну и что с того? Майор Спинелло терзал ее месяцами. Что по сравнению с этим несколько минут в лапах незнакомцев? Ей следовало бы пугаться даже собственных мыслей. Она и пугалась — но не слишком. Общение со Спинелло выжгло из нее… стыд?
Альгарвейцы перемолвились несколькими фразами на своем певучем щебечущем наречии. Один указал на темный переулок напротив. Если они затащат ее туда, то могут творить что вздумается, если только жертва не станет кричать.
— Пошли, — бросил тот, что держал ее за руку, и потянул девушку за собой.
Ванаи ухватилась бы за малейший шанс бежать, но жандармы не дали ей этого шанса. «Теперь остается только надеяться, что они меня отпустят, когда натешатся», — подумала она, скрипнув зубами. При мысли о том, что полагаться ей придется на честность людей очевидно бесчестных, у нее подкосились ноги.
И тут перед жандармами как из-под земли вырос какой-то фортвежец.
— Отпустите ее, — пророкотал он. — Девочка ничего не сделала.
— Ну да, — поддакнула незнакомая женщина за его спиной.
— Она каунианка, — отрезал жандарм таким тоном, будто это все объясняло.
В большинстве городов Фортвега этого было бы довольно.
Но не здесь.
— Она-то каунианка, — бросил преградивший жандармам дорогу здоровяк, — а ты — курвина!
Вокруг начала собираться толпа.
— Отпусти девочку, холера! — повторил фортвежец.
Если бы он потребовал крови Ванаи — толпа поддержала бы его и в этом, но теперь каждый чувствовал себя обязанным вступиться за нее перед жандармами. Альгарвейцы переглянулись. Улицы Эофорвика патрулировали служаки, а не герои, поскольку молодые, дерзкие и отважные воевали на фронте. Перестрелять всех в округе жардармы не смогли бы. Их просто затопчут, и начнется очередной бунт.
Тот, что держал Ванаи за плечо, протянул свободную руку:
— Штраф — десять сребреников! За выход в город без разрешения.
Ванаи расплатилась не раздумывая. Второй жандарм тоже протянул руку, и первый отдал ему половину «штрафа». Оба просияли. А что? Они остались в выигрыше, даже несмотря на то, что им не удалось затащить девушку в подворотню и развлечься вдоволь.
Жандарм потрепал Ванаи по голове, будто собачку:
— Беги домой.
Та не стала дожидаться, когда он передумает — или когда толпа разойдется, что могло заставить жандарма передумать. Кроме того, за спинами собравшихся фортвежцев жандармам было не разглядеть, в какой подъезд она юркнула.
— Вырвалась! — прошептала Ванаи, взбегая по лестнице.
Поднимаясь по высоким ступенькам, она крепко прижимала к груди пузырек с лекарством. Микстура стоила дорого, но — силы горние! — могла обойтись еще дороже.
Гаривальд возвращался с поля, вскинув мотыгу на плечо, точно боевой жезл. Завидев его, Ваддо заковылял навстречу и, ухватив крестьянина за локоть, оттащил его в сторонку.
— Он пропал! — выдохнул он, испуганно выпучив зенки.
— Кто пропал? — спросил Гаривальд, хотя и знал ответ.
— Хрусталик, конечно! — подтвердил его догадку Ваддо. — Пропал, и только силы горние знают, кто его забрал и что с ним делать будет. — Он уставился на Гаривальда: — Слушай, а он не у тебя? Мы же вдвоем собирались его выкопать и перепрятать!
— Нет, у меня его нет.
Ваддо не пришло в голову спросить, не его ли односельчанин выкопал злосчастный шар. Впрочем, Гаривальд все равно соврал бы. Чем меньше знал Ваддо, тем меньше мог выболтать кому-либо — в особенности альгарвейцам.
Сейчас Ваддо готов был разрыдаться от ужаса.
— Кто-то его забрал! — воскликнул он. — Кто-то забрал! И непременно на меня донесет! И меня повесят! Как пить дать, повесят!
Трусоват был староста — это Гаривальд знал с тех пор, как бриться начал. Пока Ваддо принадлежала в Зоссене какая-никакая власть, тот наслаждался ею вовсю. Теперь, когда власть кончилась, староста пребывал в неизбывном ужасе перед альгарвейцами: не приведи силы горние, те заставят его расплатиться за все провинности с того времени, когда деревня находилась во власти конунга Свеммеля.
— Да не трясись ты, — посоветовал Гаривальд, хотя и понимал, что с тем же успехом мог посоветовать солнцу не вставать поутру. Он подумал было, а не сообщить ли Ваддо, что деревенским хрустальным шаром теперь пользуются партизаны в лесу… подумал — и отказался от этой мысли. Вот уж действительно, чем меньше Ваддо знает, тем лучше.
— Тебе легко говорить! — возмутился староста. — Как так можно-то?!
Гаривальд пожал плечами: чем еще утешить Ваддо, он не знал.
Староста побрел прочь, на каждом шагу подковыривая землю острием посоха и спотыкаясь.
— Что это на него нашло? — поинтересовался Дагульф.
— Силы небесные его знают, — пожал плечами Гаривальд. — Ты же знаешь Ваддо. Вечно он попусту шумит.
— В таких растрепанных чувствах я его не видел с тех пор, как альгарвейцы в деревню вошли, — заметил Дагульф, потирая шрам на щеке. — А тогда он думал, что они его на похлебку изведут.
— Им бы долго пришлось жир сливать с той похлебки, — отозвался Гаривальд, отчего приятель его рассмеялся… и перестал задавать вопросы. На что Гаривальд и рассчитывал.
На следующее утро, собираясь на работу в поле, крестьяне услышали набат: это альгарвейский сержант, что командовал деревенским гарнизоном, колотил молотком по крышке казана, созывая всех на площадь. Оказалось, что он собрался зачитать воззвание к народу — по бумажке, так что на ункерлантском вышло понятно, хоть и не вполне разборчиво.
— Его величество король грельцкий Раньеро сим объявляет, что с помощью доблестных его союзников из Альгарве вторжение на исконные грельцкие земли войск гнусного конунга Свеммеля было остановлено, вражеская армия разбита и уничтожена до последнего человека. Трижды ура силам горним за эту великую победу в преддверии многих других!
Гаривальд вместе со всей деревней покорно прокричал «ура». Он успел усвоить, что, если радостные
