халогаи, стоявшие у шатра Императора, уже привыкли к тому, что трибун то и дело испрашивает аудиенции у их повелителя. Они отсалютовали Марку, ударив сжатыми кулаками по груди. Один из них нырнул в шатер, чтобы узнать, как долго придется ждать Скавру.
— Скоро ты увидишь Его Величество, — обещал он, появляясь снова.
Но в действительности прошло почти полчаса. Марк поболтал за это время с халогаями, рассказал им пару-другую историй, выслушал в ответ еще с десяток… Напряженное ожидание стянуло желудок, как скверный обед.
Гликий высунул голову из шатра и огляделся, моргая от яркого солнечного света. Увидев наконец римлянина, он произнес:
— Автократор желает видеть тебя сейчас.
Скавр двинулся вперед на ватных ногах. Туризин поднял голову. Он сидел над грудой пергаментов — ненавистная для Гавра работа. Теперь, когда враги Видесса были усмирены (по крайней мере, на время), Туризину пришлось снова вернуться к административным и финансовым делам.
Император сдвинул стопку документов на край стола и вздохнул с явным облегчением.
— Ну, что тебе нужно? — спросил он ровным тоном.
— Вероятно… — начал было Марк и ужаснулся сам себе.
Первое же слово прозвучало нервным кашлем, сухим и коротким. Марк собрался с духом и попытался снова начать разговор:
— Вероятно, будет лучше, если мы поговорим, как говорится, под розой.
Гавр нахмурился. Трибун покраснел, сообразив, что буквально перевел незнакомое видессианину латинское выражение. Он разъяснил смысл этих слов.
— Под розой, говоришь? Мне зто, пожалуй, нравится, — произнес Император. Он отослал Гликия и снова повернулся к Скавру; на этот раз выражение его лица было выжидательным. — Итак? — быстро сказал он, скрестив руки на груди.
Даже в простой льняной тунике и широких шерстяных штанах Император излучал властность. Он сидел на троне Видесса уже три года и многому научился за это время. Марк ощущал его силу, хотя на республиканца-римлянина она давила и вполовину не так тяжко, как на любого видессианина.
Скавр глубоко вздохнул и вдруг, словно желая одолеть свою неуверенность, сломя голову бросился вперед:
— Мы договаривались в Видессе о том, что после уничтожения Земарка ты будешь считать меня женихом своей племянницы — если, конечно, Алипия не против.
— Разве у нас был такой договор? — лениво переспросил Туризин, скрестив пальцы и щурясь. — Насколько я помню, при этом разговоре не было никаких свидетелей.
— Ты хорошо знаешь, что сделка была заключена! — выкрикнул трибун. Он был сбит с толку и почти не владел собой. Вот уж чего он не ожидал от Гавра — так это того, что тот вздумает отказаться от собственных слов. — Фос слышал твои слова, если их не слышал никто другой.
— Ты не многого добьешься у меня, упоминая имя Доброго Бога. Я отлично знаю, что ты язычник, — усмехнулся Туризин и добавил задумчиво: — Если быть справедливым, то следует признать: ты никогда и не пользовался этой уловкой. Или ты сейчас скажешь мне, упрямец, что все-таки решил принять истинную веру Фоса?
Непримиримые разногласия между различными ответвлениями веры Фоса, не говоря уж о многочисленных сектах, все еще представлялись Марку безумием. Он не имел ни малейшего понятия о том, как выбрать истинную веру (если таковая вообще существовала) из клубка этой грызущейся стаи. Но он не мог не признать: полностью игнорировать веру Видесса больше нельзя.
— Возможно, и так, — сказал в конце концов Марк. Это был наиболее честный ответ, какой он мог сейчас дать Туризину.
— Хм. Насколько я знаю, любой на твоем месте сейчас принялся бы размахивать иконами и распевать церковные гимны.
Трибун пожал плечами.
— Хм, — повторил Император и подергал себя за бороду. — Ты не стараешься облегчить мне задачу? — Он коротко рассмеялся. — Интересно, в который раз я говорю тебе это, римлянин? — Туризин усмехнулся и хитро прищурился, как будто они с Марком были заговорщиками.
Скавр снова пожал плечами. Император погружался в странное угрожающе-игривое настроение, которое Марк так часто у него видел.
Трибун знал, что сейчас любой ответ будет неправильным. Он отчаянно искал доводы, чтобы доказать: его женитьба на Алипии не несет в себе угрозы императорской власти. Но нужные слова не приходили на ум. Поэтому Марк просто стоял, не шевелясь и не произнося ни слова.
Гавр с силой ударил кулаком по столу. Бумаги подскочили. Один из пергаментов упал на пол. Туризин наклонился, подбирая документ, и проговорил из-под стола приглушенным голосом:
— Ладно, хрен с тобой. Иди спроси мою племянницу, хочет ли она выйти за тебя замуж.
Как раз в этот миг Марк сломался. Он торопливо и глупо забормотал:
— Ты должен знать, что, как чужеземец, я никогда не буду представлять угрозу твоему трону, поскольку видессиане никогда не примут… — Скавр почти закончил фразу, прежде чем осознал только что сказанное Туризином. — Спросить… ее… о чем? — прошептал Марк.
Хотя Автократор и не давал ему позволения сесть, трибун обессиленно опустился на стул. Ему было все равно, он мог бы сесть и на пол. Ноги больше не держали его.
