ежедневно, и сейчас мне было как-то не по себе. Я пошел к Мишке Лурье.
Мишка жил недалеко от меня, на Трубной площади. Дверь в квартиру отворила соседка. Я постучал в Мишкину комнату и, не дождавшись ответа, вошел.
Мишка, его жена и Нина Ряженцева сидели за столом. Еще за дверью я услышал, что они о чем-то спорят, а когда вошел, увидел, что Мишка зол, как черт, и у Нины красные пятна на лице. Мишкина жена сидела, поджав губы.
– Здорово, служивые! – сказал я. – Чего вы тут не поделили?
– Здравствуй, – сказал Мишка хмуро.
– Что случилось?
Они молчали. Потом Нина встала.
– Мне пора идти, – сказала она.
– Я вас провожу, Ниночка, – отозвалась Мишкина жена.
– До свиданья, – сказала Нина, и они ушли.
– Мишка, в чем дело? – спросил я. – Что-нибудь стряслось?
– Стряслось.
– С кем?
– С тобой.
Я понял.
– Ага, – сказал я. – Чернов. Мне следовало всех вас предупредить. Ну что ж, рассказывай. Жаль, я опоздал. Мне не до того было.
– А до чего тебе было?
– До любви.
– Мог бы ради такого случая отложить кобеляж.
– Это не кобеляж, Мишка. Я женюсь.
– На ком?
– На Ирине Иевлевой.
– Ого! – Мишка заулыбался. – Вот это да! Ну и ну!
– Может, ты прекратишь эти междометия? Рассказывай, что произошло.
– Что произошло, что произошло! Произошло то, что к Нине пришел Феликс Чернов и сказал, что ты стукач, что ты его посадил, что у него есть неопровержимые доказательства.
– Он изложил эти неопровержимые?
– Да.
– Ну и что? Ты-то что думаешь?
Мишка отвернулся и уставился в стенку, где пестрела репродукция «Танцовщиц» Дега.
– Мишка, что же ты молчишь? Ты тоже считаешь, что я гад? Мишка, мы же друг друга со школы знаем.
– Слушай, Виктор, – Мишка выпрямился. – Ты должен пойти к Чернову. Вы должны с ним объясниться. Вы же оба разумные люди. Он ведь должен понять, что лучше молчать, чем обвинять, ошибаясь. Хочешь, мы вместе пойдем?
– Погоди, Миша. Ты-то, ты – что думаешь?
Мишка помолчал.
– Я верю тебе, Виктор, – сказал он медленно, – верю…
– Но… Ты ведь хотел добавить «но»?
Он молчал.
– Мишка! – заорал я.
– Как будто ты сам не понимаешь, – выговорил он нехотя.
Я поднялся.
– Ну что ж. Спасибо и на этом…
7.
«Узбекистан» гудел, как бесплацкартный вагон. Запарившаяся прислуга моталась между столиками, отмахиваясь салфетками от нетерпеливой публики. Пьяная девка за моим столиком все время пыталась говорить со мной по-английски, но кроме «спик ю инглиш» и «ай эм гёрл» ничего выдавить не могла. Ее кавалер, высоколобый зануда с университетским значком, говорил: «Люда, погоди!» Она на какое-то мгновение умолкала, и тогда он, перегибаясь через столик, пачкая рукава салатом, убеждал меня:
– Самая объективная газета у американцев – это «Нью-Йорк геральд трибюн». Читайте «Нью-Йорк геральд». Они всему цену знают…
