на уровне глаз, потом перед животом, чтобы удержать воображаемый «шар мира».
Гимнастика длилась более получаса, затем все участники, их собралось около двухсот, среди них много женщин и несколько иностранцев, разделились на группы и начали читать труды Учителя Ли. Каждая группа на своем наречии: мандаринском, кантонском, английском. Я обнаружил даже группу, в которой звучал шведский, это были двенадцать делегатов из Стокгольма. Старший группы работал механиком на атомной электростанции. О Фалуньгун он впервые услышал от специалиста по иглоукалыванию. Вскоре он «обратился» и организовал перевод всех трудов Учителя Ли на шведский. По его словам, в Швеции уже насчитывается несколько сотен последователей.
Пока несколько групп обсуждали прочитанное, женщина, которой, видимо, поручили растолковать мне сущность Фалуньгун, села рядом со мной. Она была такая же, как все, – простая, скромная, не стремящаяся ко внешним эффектам. Госпоже Гуи было лет сорок, ее муж, инженер, состоял на государственной службе в Гонконге. Первым делом она подарила мне книги Учителя. Я хотел заплатить ей, но это было невозможно: «У нас не ходят деньги!» Госпожа Гуи всего два года как стала практикующим приверженцем. О Фалуньгун она впервые услышала от подруги, раздобыла книгу, прочитала, и жизнь ее изменилась. Внезапно в ней появилось больше жизненной силы, больше духовности. До этого она была христианкой, но, как она мне сказала, ей так и не удалось претворить в жизнь то, к чему призывала религия. «Возлюби ближнего своего, как самого себя…» Не получалось. Теперь, с Фалуньгун, это стало легко. Но почему?
– Потому что быть приверженцем Фалуньгун – значит принять мир, чтобы войти в состояние гармонии с ним, – ответила она. – Гармония – это закон Вселенной. Самая простая вещь – самая прочная, – с этими словами она руками изобразила пирамиду и указала на вершину как на конечную точку, в которой все сходится. – В простоте наша сила. Поэтому мы не можем двигаться вперед быстрее тех, кто идет другими путями. У нас нет организации, нет списка членов. Нет офисов, нет функционеров и священников. Наш способ общения – из уст в уста. В крайнем случае мы звоним друг другу по мобильному. Каждый из нас свободен, мы все делаем добровольно. Китайское правительство считает, что нас уже сто миллионов. Не знаю, правда ли это, но нам, в сущности, все равно. Мы ни к чему не привязаны.
Я спросил, как объяснить враждебность к ним пекинского режима.
– Коммунисты преследуют нас за то, что мы занимаемся не просто физическими упражнениями. Они поняли, что нас интересует тайна мироздания, что мы хотим выйти за пределы времени и пространства. Коммунисты верят только в то, что можно увидеть глазами, и ненавидят нас за то, что мы видим нечто по ту сторону вещей, живем в других измерениях.
Госпожа Гуи мне объяснила, что все их демонстрации, которые они устраивали даже в центре Пекина, часто импровизированные и безмолвные, преследовали одну цель: добиться возможности публично делать упражнения и без препон печатать труды Учителя Ли. Им уже пришлось перевести свое издательство в Сингапур после того, как Гонконг перешел под контроль коммунистического Китая. Но даже это, по ее словам, их не волновало. Ничто, заверила она меня, их не остановит.
Человеческая цивилизация переживает жестокий кризис. Единственный способ из него выйти – добиться, чтобы как можно больше людей исполняли «фа», закон всеобщей гармонии. Мы – приверженцы этого закона – рассчитываем достичь просветления уже при жизни, чтобы уже не возрождаться более, но пока не говорим об этом публично, иначе люди могут принять нас за сумасшедших. И все-таки если сегодня мы здесь – значит, в предыдущей жизни мы искали, пробовали и теперь мы почти у цели. Наш Учитель Ли нам очень в этом помогает, он дал нам способ и указал путь.
Я обратил внимание госпожи Гуи на то, что Учитель Ли – бывший партийный работник нижнего звена. И возможно, испугавшись бурной реакции, которую вызвало в Китае его учение, в 1996 году сбежал в Америку, где сейчас спокойно живет вместе с женой и дочерью на доходы со своих книг – невежественного сумбура из древних даосистских идей, старых эзотерических практик и буддизма. Он не появлялся на людях, не давал интервью, не посылал указаний своим последователям. Создавалось впечатление, что сам он порвал с Фалуньгун.
– Господин Ли как человек нас не интересует. Он интересует нас как учитель, – ответила она, ничуть не обидевшись. – Книги – это отправная точка, а главное – это практика: регулярная, ежедневная. Цель – очиститься от всего плохого, – и с этими словами она сделала характерный жест, будто стряхивая что-то грязное. – Цель – поднять моральную планку человечества.
Было что-то патетическое и в то же время трогательное в этой женщине. Госпожа Гуи воплощала в себе уже знакомое мне беспокойство, одолевающее тех, кто, как мой анестезиолог (кашмирский суфий), хочет привнести в свою маленькую жизнь что-то большое, что-то такое, чего нельзя купить, а можно лишь завоевать, добиться. Нечто, принадлежащее миру духа, а не материи.
Вдобавок, в современном обществе, где каждый живет все более обособленно, отгородившись от соседей, многим хочется чувствовать себя, вместе с другими людьми, частью какого-нибудь глобального проекта. Говоря о феномене Фалуньгун, стоит задуматься о том, что, по-моему, является одной из величайших трагедий нашего времени – конце китайской цивилизации, сперва смертельно раненной марксистским материализмом, потом сметенной с лица Земли еще более разрушительным нынешним хищническим капитализмом.
Старый Китай представлял собой сложное общество, державшееся на конфуцианских ценностях порядка и иерархии, от которых, тем не менее, всегда можно было свернуть на мистические тропинки даосизма и буддизма. Новый, сегодняшний Китай вообще не признает никаких ценностей, кроме денег и эгоизма. Даже те немногие социалистические ценности, которые насаждались маоизмом, увяли и засохли, фалуньгун – реакция и на это. И не случайно госпожа Гуи, приводя пример того, насколько улучшилась ее жизнь, заговорила о том, от чего Китай не отказывался никогда: о любви к родителям.
– В китайском обществе, – сказала она, – старики всегда жили вместе с молодыми, но я была девушкой западного склада, стремилась к свободе и не хотела, чтобы моя мать, овдовев, жила со мной. Я думала, что моя личная жизнь – ценность, которую нужно беречь. Но однажды, уже после того, как я открыла для себя Фалуньгун, я осознала, что ценность эта мнимая и мне не следует за нее цепляться, и я решила перевезти мать к себе. Поэтому ежедневно я анализирую себя, смотрю на себя со стороны.
Еще в Фалуньгун меня интересовало отношение к собственным телам и болезням, потому что и для них это стало точкой отсчета.
Ли Хунчжи стал Учителем после того, как начал заниматься гимнастикой цигун для поддержания здоровья и на первых своих занятиях в 1992 году «исцелил прикосновением» несколько человек, страдавших разными заболеваниями. Правда, потом он объявил, что не станет больше этого делать. «Желание исцелиться, – сказал он, – это неверный способ приблизиться к Фалуньгун. Это тоже форма „привязанности“, и следовательно, ее нужно преодолеть».
– Да, Учитель призывает нас не придавать значения болезням, – объяснила мне госпожа Гуи. – Даже если у нас возникают симптомы, он учит не обращать на них внимания. У всех больных симптомы одинаковые, но отношение к ним у всех разное. И только это важно.
Мистические секты, такие, как Фалуньгун, всегда были частью китайской жизни, особенно во времена перемен и смуты. Эти секты, обычно эзотерические и тайные, часто играли важную роль в политике, стояли у истоков больших восстаний, как, например, тайпинское восстание в XIX веке, и поэтому их всегда боялись власти. Секта Золотого Цветка, например, стала такой влиятельной, что имперское правительство в Пекине в 1891 году устроило настоящую бойню, казнив пятнадцать тысяч сторонников в назидание остальным, чтобы неповадно было вмешиваться в государственные дела.
Священный культовый текст этой секты был заимствован в Китае от первых христиан-несторианцев и впоследствии обогатился конфуцианскими, буддийскими и, прежде всего, даосистскими элементами. «Все преходяще, – учили новичков, – кроме Золотого Цветка, растущего в сокровенном месте».
Всегда во времена великих кризисов китайцам удавалось вырастить подобный «цветок», способный оживить веру в духовные ценности. Мне показалось, что Фалуньгун выполняет ту же функцию в нынешней смутной ситуации в стране.
Я смотрел, как люди из парка Каулун аккуратно складывают свои коврики в рюкзаки, как они вновь включают свои мобилки и отправляются в другую, обычную жизнь. Впереди у них был обычный трудовой день в сегодняшнем Гонконге. Это были простые люди, может быть, слегка растерянные, но полные решимости, готовые даже на мученичество, поэтому их и боялись коммунисты, которые верят только в силу материи.
