разбирая пути, вскачь, через головы попов и бегинок, через больных и здоровых, через носилки, на которых лежал Уленшпигель, так что старухи бегинки стали вопить и кричать, а попы оставили читать молитвы и побежали к выходу, а остальные выгнали наконец свинью с поросятами вон.
Тут бегинки пришли и уложили доску с покойником опять на носилки, [120] но Уленшпигель на них лежал неправильно – животом вниз, спиною вверх. Когда попы удалились, монашки сказали: «Если его должны хоронить, скорее бы уж хоронили». Но попы все не возвращались. Тогда бегинки взяли Уленшпигеля и понесли на церковный двор, так, как он и лежал, не по правилам, потому что доска с покойником перевернулась. Так и отнесли его к могиле. Тут воротились попы и стали советовать, как его хоронить: он-де не сможет лежать в могиле, как прочие христиане. Тут только они заметили, что покойник лежит на животе. Все тогда засмеялись и сказали: «Он сам подтверждает, что хочет лежать шиворот-навыворот. Сделаем, как он хочет».
94 История рассказывает, как Уленшпигель был погребен и что он хотел, чтобы его хоронили не священники, не миряне, а только монахини-бегинки
На похоронах Уленшпигеля все шло чудно. Когда люди собрались на церковном дворе, возле доски, на которой покоился Уленшпигель, его положили в гроб, гроб на двух веревках хотели спустить в могилу, но туг веревка, что была в ногах, лопнула, и гроб с Уленшпигелем соскользнул в могилу, так, что Уленшпигель остался стоять на ногах в могильной яме. Тогда все присутствующие сказали: «Оставьте его стоять, ибо он в жизни был удивительным человеком и удивительным хочет остаться в смерти».
И так и засыпали они могилу, оставив его стоять на ногах в полный рост, и сверху водрузили камень, и высекли на одной его половине сову и зеркало, которое сова держит в когтях, и сверху на этом надгробии написали:
95 История рассказывает, какая эпитафия Уленшпигелю и надпись высечена в Люнебурге на его могиле[121]
Приложения
Б. И. Пуришев. «Немецкие народные книги»
В первой книге «Поэзия и правда» (1811), вспоминая о детских годах, проведенных во Франкфурте-на-Майне, И.-В. Гёте называет печатные издания, приобщившие его к миру литературы. Тут и «Метаморфозы» Овидия, и «Приключения Телемака» (1699) Ф. Фенелона в стихотворном переводе Нейкирха (1739), и «Робинзон Крузо» Д. Дефо, и другие увлекательные произведения XVIII в., в том числе «Остров Фельзенбург» (1731–1743) И. Шнабеля, популярное в свое время подражание знаменитому роману Дефо.
Затем Гёте пишет: «Но мне предстояла жатва еще более обильная, когда я наткнулся на множество писаний, устарелая форма которых, конечно, похвал не заслуживала, что, однако, не мешало им, при всей их наивности, знакомить нас с достойными деяниями былых времен.
Издательство, вернее, фабрика этих книг, впоследствии заслуживших известность, даже славу, под названием «народных книг», находилась во Франкфурте. Из-за большого спроса они печатались со старого набора, очень неразборчиво и чуть ли не на промокательной бумаге.
Итак, мы, дети, имели счастье ежедневно видеть эти бесценные останки средневековья на столике возле двери книгопродавца; более того, за несколько крейцеров они становились нашей собственностью. «Эйленшпигель», «Четыре Гаймонова сына», «Прекрасная Мелузина», «Император Октавиан», «Прекрасная Магелона», «Фортунат» и все их родственники вплоть до Вечного жида были к нашим услугам на случай, если нам вдруг вздумается вместо сластей приобрести книжки. Тут надо упомянуть еще об одном преимуществе: разорвав или как-нибудь повредив такую книжонку, мы могли тотчас приобрести новую и снова ею зачитываться».[122]
Говоря о том, что книги, которыми зачитывались подростки во Франкфурте в середине XVIII столетия, впоследствии заслужили известность, даже славу, под названием «народных книг», Гёте имеет в виду немецких романтиков, восторженно оценивших эти старомодные произведения и прочно введших их в литературный обиход. Писатели-просветители XVIII в. поглядывали на них свысока, как на достояние невежественной толпы, предпочитающей легковесные побасенки плодам трезвого разума. Со своей стороны церковные круги с давних пор относились к народным книгам весьма отрицательно, усматривая в них дьявольский соблазн, отвлекающий верующих от истинного благочестия.
Впрочем, нельзя сказать, что немецкие народные книги совершенно не привлекали к себе внимания литературных кругов. Неутомимый издатель Г. А. О. Рейхард (1751–1828) включил ряд народных книг в свои антологии «Книга любви» и «Библиотека романов». Но только Йозеф Гёррес (1766–1848), журналист и естествоиспытатель, близкий к гейдельбергским романтикам, широко используя домашнюю библиотеку своего друга Клеменса Брентано, в работе «Немецкие народные книги» («Die Deutschen Volksbucher», 1807) впервые дал обстоятельную, а главное – сочувственную характеристику народным книгам. Именно ему принадлежит и сам термин «народные книги», вызывавший подчас сомнения, но сохранивший свое значение до наших дней.
Конечно, немецкие «народные книги», создававшиеся в XV и XVI вв., не всегда возникали в демократической среде и не всегда являлись проводниками собственно демократических воззрений, но все они в большей или меньшей степени снискали себе популярность в низовой читательской среде и в этом отношении были действительно народными. И хотя объемистый труд Й. Гёрреса не лишен многочисленных ошибок, заблуждений и преувеличений, он все же достиг главной цели: «он обратил внимание многих современников на это презираемое литературное явление и даже сумел, не без воздействия присущего автору риторического таланта, возбудить к нему симпатии».[123] В своей работе бывший якобинец (в дальнейшем перешедший в лагерь реакции) радуется тому, что рассматриваемые им книги прочно вошли в жизнь народа, стали его живой плотью.
Но, пробудив у современников интерес к народным книгам, Гёррес не занялся публикацией текстов. За это его укорял Л. А. Арним, который совместно с К. Брентано как раз в эти годы обнародовал замечательную антологию немецких народных песен «Волшебный рог мальчика» (1806–1808).
И все же большое дело было сделано. В кругу писателей и ученых пробудился интерес к немецким народным книгам. Ими заинтересовались братья Гримм. Но к работе не приступили, предоставив заняться обработкой и публикацией этих книг другим [Ф. Г. фон дер Хаген (1780–1856), Людвиг Улакд (1787–1862), Густав Шваб (1792–1850), Карл Зимрок (1802–1876), Освальд Марбах (1810–1890)]. Правда, нередко поздние обработки, особенно обработки «для юношества», лишали старинные тексты силы и яркости, придавали им банальный характер.
На волне этого возросшего интереса к немецким народным книгам и появилась в 1839 г. в газете «Немецкий Телеграф», издававшейся в Гамбурге Карлом Гутцковым (1811–1878), статья молодого Фридриха Энгельса (подписанная Фридрих Освальд) «Немецкие народные книги». Энгельсу было в то время всего лишь девятнадцать лет, и в статье его чувствуется юношеский задор и начитанность, делающая честь молодому человеку.
Рассматривая старинные народные книги как литературу, не утратившую своего значения для современного читателя, Энгельс писал: «Народная книга призвана развлечь крестьянина, когда он, утомленный, возвращается вечером со своей тяжелой работы, позабавить его, оживить, заставить его позабыть свой тягостный труд, превратить его каменистое поле в благоухающий сад; она призвана обратить мастерскую ремесленника и жалкий чердак измученного ученика в мир поэзии, в золотой дворец, а его дюжую красотку представить в виде прекрасной принцессы; но она также призвана, наряду с библией, прояснить его нравственное чувство, заставить его осознать свою силу, свое право, свою свободу, пробудить его мужество, его любовь к отечеству».[124]
В связи с этим Энгельс отвергает те книги» которые, по его мнению потворствуют низкопоклонству перед знатью, утверждают покорность в качестве высшей добродетели или наполнены рабскими суевериями. Зато «История о неуязвимом Зигфриде», наполненная «превосходной поэзией», сочетающей «величайшую наивность» с «прекраснейшим юмористическим пафосом», привлекает его тем, что «здесь есть характер, дерзкое, юношески-свежее чувство, которое может послужить примером для любого странствующего подмастерья, хотя ему и не приходится теперь бороться с драконами и великанами».
