– Как вы думаете, почему вы не очень хорошо спите?
В ее голосе я слышу расстройство и напряженность. Еще бы! Ведь она искренне считает, что играет такую важную роль в этом сеансе! Она наверняка воображает себя эдаким Фрейдом в юбке, исцеляющим пациентов от глубоких душевных травм и неврозов. А тут ей приходится наблюдать, как я того и гляди усну.
– Мой муж… мы с мужем… – Я зеваю и усилием воли не позволяю глазам закрыться. – Наши отношения на грани развала. Вообще все на грани развала. И я не могу спать, пока он рядом.
– Что это значит «на грани развала»?
Я переворачиваюсь на бок и устраиваюсь калачиком, но удобства все равно не испытываю.
– Это значит, что клея, который до сих пор скреплял наши отношения, больше нет.
– А что это за клей?
Ответ возникает у меня в голове моментально, но я медлю с ним, потому что хотела бы ответить совсем другое.
– Боязнь, – говорю я.
– Боязнь чего?
Паучок снова ползет по кругу и вдруг срывается.
– Боязнь оказаться в одиночестве.
Она усаживается поудобнее, кладя ногу на ногу.
– А что плохого в одиночестве?
Паучок сдался. Я наблюдаю, как он медленно спускается с потолка на своей невидимой шелковой нити.
– Не знаю. Я всю жизнь считала, что быть одинокой плохо, что могла бы умереть от одиночества, но в последнее время я в этом уже не уверена.
– Луиза, вы любите своего мужа? – В ее голосе звучит жесткий вызов.
Я отвечаю не сразу. В открытое окно врывается порыв ветра, и паучок опасно раскачивается на своей невидимой ниточке. Более ненадежного положения и быть не может.
– Дело не в любви. В сущности, она только еще больше все запутывает. Дело не в том, любит кто-то или нет. Я изменилась. И этого достаточно, чтобы не чувствовать себя больше в надежном положении.
– А раньше вы себя чувствовали в надежном положении?
– Я так думала. Но теперь я вижу, что просто боялась. – Закрываю глаза, головная боль неотвратимо подступает. – Это то же самое, как… когда ты знаешь что-то, ты уже не можешь вернуться назад и сделать вид, будто ты не знаешь этого. Ты не можешь вернуться назад и быть такой, какой была.
– Но ты можешь пойти вперед, – напоминает мне она.
«Да, – мысленно соглашаюсь с ней я. – Но какой ценой?»
Несколько недель спустя я, вернувшись с работы домой, нахожу мужа сидящим прямо в пальто на диване в гостиной. Выглядит он скверно, как и все последние несколько недель. По какому-то странному болезненному закону природы по мере того, как я хорошею, он увядает. Как будто только кому-то одному из нас разрешено выглядеть привлекательно. Под глазами у него темные круги, волосы растрепаны и нечесаны, а глядя на его щеки, можно подумать, что он напрочь забыл о существовании бритвы. Он должен был идти в театр и, по-видимому, собрался, но не ушел.
– О! – говорю я, увидев, как он просто сидит, глядя куда-то перед собой. – А разве тебе не нужно уходить?
Но он не отвечает – только смотрит на меня, словно смертельно раненный зверь, случайно заскочивший в дом.
Наверное, мне следовало почувствовать беспокойство, волнение, но, по правде говоря, я всего лишь ужасно раздражена. Последние месяцы мы жили по молчаливой договоренности: я ухожу на работу днем, а он вечером, когда я возвращаюсь. И вот сейчас он здесь, в мое время, а мне это совсем не нужно.
Тем не менее я сажусь в кресло и жду.
– Нам нужно поговорить, – произносит он на конец.
Вот он, этот разговор, которого мы избегали многие месяцы. Мне становится не по себе, и все же я чувствую какую-то веселость и даже спокойствие.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Начинай.
Потом длится еще долгая пауза, пока он смотрит на меня, и, когда он начинает говорить, в голосе его звучат обвинительные нотки.
– Ты стала другой. Ты изменилась. У меня такое чувство, будто я сделал что-то не то, но я не знаю, что именно. Что я сделал неправильно, Луиза? Что я сделал неправильно?
Я делаю глубокий вдох.
– Ты прав, я действительно изменилась. Но это и хорошо. Ты ведь, несомненно, это заметил, не так ли?
– Я заметил только, что теперь ты больше озабочена своей внешностью.
– Так это же хорошо! Я выгляжу лучше, чем когда-либо, и ты должен гордиться мной!
– Раньше ты нравилась мне больше. С тобой легче было находиться рядом.
