Невысок, но крепок. Русые до плеч волосы, местами уже с сединой, неровная борода и усы, чуть темнее, чем волосы – навскидку лет тридцать-тридцать пять. А вообще у Сигурда были вечные трудности с определением возраста у местных жителей. Как-то все по-другому… Но оно и понятно, жили меньше, спали реже, ели не сладко, опять же без квалифицированной медицинской помощи обходились. Ни тебе аспиринчика, ни корвалольчика, даже укол приличный и то поставить нет возможности… История, одним словом, преданье старины глубокой…
Хозяин усадил нежданного гостя за стол и угостил кашей, еще теплой.
– Ну вот… чем богаты…
– Благодарствуй.
Сигурд взял предложенную деревянную ложку и, не мешкая, приступил к трапезе.
– А ты один тут живешь? – спросил юноша, жадно поедая кашу.
– Пошто живу… не живу. Тут у меня пригляд за бортами[9]. А живу я вона, – он неопределенно махнул рукой, – в веси.
– И что, у тебя борта тут?
– Тут, как не тут… пчелы места сами знают. Здесь дягиль[10] душистый, а они это дело шибко понимают.
– Ну, раз так… – кивнул, соглашаясь, Сигурд, – А большая ли весь-то?
– А ты от себя спрашиваешь, или зазор какой есть? – хитро прищурился мужик. – Ты уж, паря, не из града ли варяжского будешь?
– И что с того?
– Так охотно мне знать… сказывают, в граде вашем новый князь сел?
– Верно, сел, – продолжая орудовать ложкой, ответил Сигурд.
– И кто же теперя там?
– Ярл Атли, по прозвищу Косой.
– О как? Пошто косой-то?
– Глаза у него одного нет, в битве потерял.
– Ну это, однако, немудрено… в битве-то… А ты, стало быть, его вой?
– Ага… хороша каша-то, хозяин.
– Так ты ешь, ешь, не сомневайся…
– Угу…
Мужик пододвинул табурет поближе к столу, сложил руки, словно ученик начальных классов.
– Атли, значится…
– Он самый.
– Ну и чего ваш князь? Как брать будет?
– А как прежде было?
– Ну-у-у-у, – протянул Изеч, – раньше по-разному бывало…
– Вдвое меньше прежнего ярл обещался брать…
– Да ну, – не поверил мужик.
– Точно. Спасибо, – Сигурд отодвинул горшок, – наелся.
– Вот и ладно, вот и хорошо, – хозяин взял горшок, понес к печи.
Юноша утер рот, отпил из кружки квасу.
– Так большая у вас весь тут?
– Да не шибко, – от печи, поворотясь ответил мужик, – дворов с два десятка.
– Ты, хозяин, не журись. Я заблудился немного… своих потерял в лесу.
– Ну… – Изеч вернулся на свое место, – и как?
– Да было тут одно дело…
– Ой, паря, – опять этот хитрый прищур, – вижу, что случилось у тебя что-то…
Сигурд испытующе глянул на хозяина. «Надо взять и спросить в лоб, – подумал он, – чего тянуть. Может, мужик чего знает, слышал…».
– Есть одно дело, – повторил Сигурд, – у нас встреча была сегодня днем… с ветерком…
– Ну, паря, какие страсти ты говоришь, – искренне удивился Изеч, выслушав рассказ Сигурда – я про такое с роду слыхом не слыхивал. И человека такого я тоже не упомню в здешних местах.
– А может, кто из стариков? – с надеждой вопросил юноша.
– Да что ты, – замахал руками мужик, – если бы знали, давно бы растрепали… да вот даже бабам нашим. У-у-у-у, а те бы разнесли, что и в Новгороде бы аукалось. В том не сомневайся даже…
– М-да…
– Нет. Точно тебе говорю – не было у нас таких кудес испокон веков.
– Да уж… и где мне теперь его искать, – озадаченно изрек Сигурд, – ума не приложу…
– Тут я тебе, паря, не пособник.
– Ладно. На нет и суда нет, – только сейчас Сигурд заметил, как взгляд хозяина скользнул по его серебряной гривне.
– Ты квасок-то пей… хороший у меня нынче вышел квасок…
– Это точно, – подтвердил Сигурд и одним махом прикончил объемистую кружку.
– Вот и гоже, – Изеч медленно моргнул.
Потом еще раз… более медленно. Сигурду показалось, что он вообще какой-то нереально медленный, неспешный. Лицо хозяина расплылось в умилительной улыбке, он что-то сказал, но слова расплылись в непонятные звуки. Сигурд не поверил своим ушам, мотнул головой, словно пытаясь выбить пробки – не помогло. Картинка перед взором затуманилась, поплыла… мягкая дымка заполняла пространство… голова закружилась, и юноша, устало прикрыв глаза, повалился на бок. Тело соскользнуло со скамьи и распласталось на дощатом полу. Еще через секунду он храпел, как барсук.
Изеч поднялся со своего места, широким жестом отодвинул кружку и заглянул через стол.
– Эх, хорош у меня квасок…
Убедившись, что гость изволит почивать, мужик нагнулся и ловко снял с шеи спящего серебряную гривну.
– Вот и ладно… Эх, хорошо квасок…
Затем Изеч взял с печи лучину и вышел за дверь, плотно притворив ее за собой. Стоял он недолго, маячив догорающей лучиной.
– Пришел? – неожиданно спросил голос из темноты.
– Где ты? – завертел головой мужик, – ты всегда так подкрадываешься…
– Изеч – дело говори.
– Да, пришел он… куды б он делся…
– Хорошо!
Хозяин избушки поднял огарок повыше, но света было недостаточно.
– Давай в избу, – приказал голос, и Изеч уловил негромкий скрип лестницы.
– Ах, вот ты где, – мужик наконец узрел своего ожиданца. – Мертвяк, я же просил тебя не подкрадываться, или ты…
– Хватит лясы точить, – оборвал его ночной гость, – пошли внутрь.
Войдя в избу, гость скинул серый капюшон и недоверчивым взглядом обвел жилище.
– Запали еще лучину, – сказал он. – А этот где?
– Ты что, Мертвяк, не чуешь? Эва, под столом глянь, – отозвался Изеч, зажигая лучину.
– Я просил тебя не называть меня так… сколько раз тебе говорить! Мстибогом зови!
– Ну, звиняй, Мстибог, – мужик вставил лучину в светец[11] и водрузил на стол, – не серчай.
– Смотри, – пригрозил Мертвяк-Мстибог, – обращу в жабу, будешь скакать по болотам… жабу-царевну себе наквакивать!
Изеч крякнул в кулак, но смолчал, а Мстибог уже склонился над спящим телом. Широкие рукава его серого одеяния распластались на полстола.
– Кажись он, – изрек кудесник[12].