друг друга. Эдит в последнее время визитами их не баловала, а когда приезжала, то всегда это было ненадолго. Лицо ее в такие моменты светилось робким пока счастьем. Адам радовался, что семейная жизнь дочери, похоже, пошла на лад. Рик помнил о совете, который дала Кларку очаровательная французская шпионка, и принимал «хорошие» новости скорее настороженно, но помалкивал. Его мнение о Ричмонде давно сложилось, и поколебать его не могло ничто.
Накануне дом посетил священник местного прихода, и сделал запись в церковной книге, согласно которой сирота Джеймс по всем правилам усыновлялся Адамом Бикфордом, получая имя Родерик Джеймс Адам Бикфорд. Со всеми вытекающими отсюда юридическими и имущественными правами. Следующим посетителем стал пожилой нотариус. Его Адам провел в кабинет и о чем-то долго совещался с ним, а когда вышел, глаза у него были какими-то уж чересчур лукавыми. Но Рик ни о чем не спросил старика.
День шел своим чередом. Адам занимался делами, Рик и Денни упражнялись в фехтовальном зале, потом перешли к более интеллектуальному занятию – бурбону и картам. Один раз штурману показалось, что возле ворот особняка остановился экипаж, но поскольку лакей не доложил о посетителе, оба согласно решили, что им почудилось.
Приятную во всех отношениях беседу двух джентльменах прервал шум в холле и тревожные голоса слуг. Они звучали как-то так, что оба моряка мгновенно поняли: случилось что-то действительно очень плохое.
– Что произошло? – спросил Рик у старого лакея, застывшего в дверях с растерянным видом.
– Сэр, там, в пруду, – пробормотал он, – садовник говорит… что-то белое, сэр.
– Что – белое? – удивился Денни, – простынь? Или какое-то животное?
– Ка… кажется, там человек, сэр.
Сердце Рика мгновенно ухнуло в пятки. Предчувствие беды было таким сильным, что молодой человек ощутил его как физическую боль. Не говоря ни слова, он бросился в сад. Денни последовал за ним.
Когда они подоспели, проломившись напрямик сквозь заросли акации, тайны уже не было. Двое садовых работников как раз выносили из воды тело, облепленное мокрым белым платьем и светлыми волосами. Было ясно без слов, что несчастье случилось несколько часов назад, и всякое искусственное дыхание или непрямой массаж сердца будут здесь полностью бесполезны.
Рик опустился на колени, в траву, сырую от вечерней росы, и осторожно отвел волосы с лица мертвой Эдит. Оно не было перекошенным от боли или страха. Но не было и безмятежным, словно землю покинул ангел. Глаза девушки были широко открыты и в них застыло выражение, которое Рику было суждено запомнить на всю жизнь: «За что?»
– Всего лишь за то, что твой отец усыновил меня и сделал своим наследником, – понял Рик, – другой причины не было. Если б я знал…
– Вы о чем, капитан? – спросил Денни, опускаясь рядом.
– Он убил ее. Когда понял, что не получит наследства Бикфордов, он ее убил.
Денни был не из тех, кому надо было что-то объяснять дважды.
– Думаешь, это Ричмонд?
– А кто еще мог сотворить такое с ангелом? – Рик сжал ладонями голову Эдит, словно надеялся, что она проснется, – Он умрет за это, Денни. Клянусь жизнью, он за это умрет!
Шум достиг ушей Адама Бикфорда и он, широко размахивая руками, поспешил к пруду. С каждым шагом его лицо становилось все серьезнее… Отцовское сердце почувствовало неладное. Он не выдержал и на последних метрах почти перешел на бег.
– Эдит! – Адам увидел лицо дочери на руках Рика.
Колени старика подогнулись, и он рухнул рядом.
– Эдит… – жалобно простонал Бикфорд. – Эдит…
Адам до боли сжал кулаки и припал к бездыханной телу. Старик Адам рыдал. Даже при известии о гибели своих сыновей он держался. Но сейчас…
– Эдит…
Он резко отстранился от тела. Его глаза полные слез обратились на Рика.
– Это он! Джеймс, я знаю это он!
На скулах Рика играли желваки, он сам ели сдерживался, чтобы не проронить слезу.
– Да.
– Боже правый, за что? Артур, Генри… Эдит. Это он!
– Я знаю, – прошептал Рик, сквозь зубы. – Я знаю…
Глава четвертая
Пленники
Карибское море, корвет «Долорес», июль 1686 года
Обычно в это время года днем еще стоит удушливая жара, а вот ночи уже прохладны, и ветер неласков. Все чаще он несет с собой стылое дыхание будущего непогодья. Но до зимних штормов было еще далеко, и капитан корвета «Долорес» не слишком торопился на встречу с хозяином и не опасался шторма.
Джордж Эльсвик, британский аристократ, ведущий свой род от норманнских завоевателей, сильно загорел и отощал. Кожа его огрубела под солнцем и ветром, под ней обозначились ребра, а правильное, тонкое лицо обросло спутанной светлой бородой, скрыв узкий подбородок. Эльсвик льстил себя надеждой, что, несмотря на грязные отвратительные лохмотья, эту самую бороду и цепь, все еще остается джентльменом… Может, конечно, так оно и было. Он хотел в это верить.
Неволя оказывает на человека странное действие. Прошлое забывается быстро. Помнишь отдельные детали, лица, голоса… Но стерлось то главное, что связывало тебя с тем, кем ты был совсем недавно. Чувство сопричастности.
Кто был тот светловолосый юноша, который охотился забавы ради, мечтал и строил планы, спорил о живописи, музыке и любил прекрасную дочь коммерсанта Нортона. Знать бы…
Человек, сидящий на цепи, оскаливается. Еще бы… Как же… Не знаю и знать не хочу. Кем он был, щенок, что он видел. Как он смел, быть таким счастливым и беспечным, отмерив всего… целых два десятка лет.
Эта ночь была странной. Случилось что-то непредвиденное и, похоже, это не слишком понравилось капитану. И этому дрянному португальцу. Испанцы бегали, как растревоженные муравьи, ругались и божились, но в чем дело – граф не разобрал, да и не стремился.
А едва забрезжил рассвет, на палубе собралась толпа, и Эльсвик разглядел, как в круг шагнул тот самый долговязый тип, который когда-то объяснил ему, чем отличается граф от простого смертного. Спиной. Спину аристократа, каким бы он ни был негодяем, никогда не украсит узор, прописанный плетью. И если ты приобрел такое украшение, то ты уже не аристократ, не ваша светлость, не джентльмен… Вообще никто.
Граф сел. Потом попытался встать, вытягивая шею. Но поскользнулся. Подвели отвыкшие от движения ноги.
Эльсвик потерял равновесие и рухнул, неловко взмахнув руками. В голове громыхнул пушечный заряд, что-то брызнуло в глаза, и день погас.
Он очнулся от осторожного прикосновения. Кто-то бережно поддерживал его голову, ставшую тяжелой. На борту «Долорес» Эльсвик отвык от такого обращения и, слегка удивленный, приоткрыл глаза. Первым, что он увидел, были огненно-рыжие, встрепанные волосы мистера Мак-Кента. Массивная челюсть шотландца шевельнулась, и губы чуть дрогнули, изображая улыбку.
– Добрый день, милорд. Рад видеть вашу светлость в добром здравии, – невнятно проговорил капитан, и только сейчас Эльсвик заметил, что широкое лицо Мак-Кента разбито в кровь.
– Будем соседями, – усмехнулся он и громыхнул тяжелой цепью.
Эльсвик сел. Машинально тронул затылок. Коснулся спутанных волос. Резкая боль отрезвила его. Он взглянул на соседа, отметил, что тот одет вполне прилично и, похоже, не голодал.
– Что здесь происходит, мистер Мак-Кент, кажется, так вас зовут? – холодно произнес Эльсвик. – Впали в немилость у новых хозяев?
– Новые хозяева? – широкое лицо, распухшее от ссадин и кровоподтеков, мгновенно вытянулось.
– Потрудитесь объясниться, милорд. Вы… оскорбили меня.
