Однако есть и другая разновидность свободы действий, которую, как мы все надеемся, можно применить для решения вопроса о том, кто мы такие и кем становимся. Нам нужна возможность выбирать свою судьбу. Мы должны сохранять положительные стороны своего темперамента и совершенствовать, или даже избавляться, от тех, которые нам не нравятся, — к примеру, от страха публичных выступлений. Мы должны верить, что не только врожденный темперамент и детский опыт, характер которого определяет чистая случайность, но и мы сами, становясь взрослыми, можем формировать свою личность и делать свою жизнь такой, какой пожелаем.
Ведь это в наших силах, не так ли?
Глава 5
За пределами темперамента
Роль свободной воли (и секрет публичных выступлений для интровертов)
Удовольствие лежит где-то на границе между скукой и тревогой, где существует баланс между задачами, требующими решения, и способностью человека действовать{1}.
Коридоры в Центре томографии имени Атинулы Мартинос при Массачусетской больнице общего профиля выглядят невзрачными, даже несколько потрепанными. Я стою перед запертой дверью какого-то помещения без окон рядом с доктором Карлом Шварцем, директором научно-исследовательской лаборатории нейровизуализации и патопсихологии{2}. У доктора Шварца блестящие, пытливые глаза, тронутые сединой каштановые волосы и спокойная, но энергичная манера поведения. Несмотря на невзрачную обстановку, он готовится с некоторым пафосом открыть дверь.
В этом помещении находится функциональный магнитно-резонансный томограф стоимостью в несколько миллионов долларов, с помощью которого были сделаны некоторые из самых грандиозных открытий в современной нейробиологии. Томограф регистрирует, какие участки мозга активизируются, когда вы обдумываете какую-то мысль или выполняете ту или иную задачу. Это позволило ученым сделать то, что раньше было просто немыслимо — выполнить картирование функций головного мозга. Доктор Шварц рассказывает мне, что главным изобретателем технологии функциональной магнитно-резонансной томографии был блестящий, но весьма скромный ученый по имени Кеннет Квонг, и он работает в этом же здании. Доктор Шварц прибавляет, благожелательно взмахнув рукой в сторону пустого коридора, что в этом здании много тихих и скромных людей, которые делают невероятные вещи.
Перед тем как открыть дверь, Карл Шварц просит меня снять золотые серьги-кольца и отложить в сторону металлический магнитофон, который я использую для записи нашего разговора. Доктор говорит мне, что магнитное поле томографа fMRI в сто тысяч раз сильнее земной гравитации; это поле настолько сильное, что если бы мои серьги были магнитными, под действием поля они выскользнули бы из мочек моих ушей и пролетели бы по всей комнате. Меня беспокоит, как поведет себя металлическая застежка моего бюстгальтера, но я слишком смущена, чтобы спросить об этом. Вместо этого я показываю на пряжку на своих туфлях, в которой, как я понимаю, содержится столько же металла, сколько и в застежке бюстгальтера. Доктор Шварц говорит, что все в порядке, и мы входим в комнату.
Мы с благоговением рассматриваем сканер fMRI, который похож на сверкающий космический корабль, лежащий на боку. Доктор Шварц рассказывает, что его испытуемые (позднего подросткового возраста) ложатся на стол сканера и рассматривают фотографии разных лиц, а сканер в это время регистрирует реакцию их мозга. Доктора Шварца интересует, прежде всего, как ведет себя миндалевидное тело — тот мощный орган головного мозга, который, как выяснил еще Джером Каган, играет очень важную роль в формировании таких личностных качеств, как интроверсия и экстраверсия.
Карл Шварц — коллега и ученик Кагана, поэтому он начал свою работу с того этапа, на котором Каган остановил свои долгосрочные исследования. Младенцы, охарактеризованные Каганом в свое время как высокореактивные и низкореактивные, выросли, и доктор Шварц использует томограф fMRI для того, чтобы исследовать их мозг уже в зрелом возрасте. Каган отслеживал развитие своих подопечных с младенческого возраста до подросткового, а Шварц захотел узнать, что произошло с ними после этого. Будет ли обнаружен отпечаток детского темперамента в мозге повзрослевших высокореактивных и низкореактивных подопечных Кагана много лет спустя?{3} Или этот отпечаток стерся под влиянием внешней среды и сознательных усилий самих испытуемых?
Любопытно, что Джером Каган советовал Шварцу воздержаться от проведения этих исследований. В конкурентной сфере научных исследований лучше не тратить время на то, что может и не дать серьезных результатов. А Каган считал, что в данном случае результаты не будут получены, поскольку связь между темпераментом и судьбой разрывается к тому времени, когда ребенок становится взрослым человеком.
«Он пытался проявить заботу обо мне, — говорит мне доктор Шварц. — Интересный парадокс. Ведь когда Джерри делал все эти наблюдения за детьми, он видел, что между ними существуют очень большие различия не только в социальном поведении — эти дети отличались друг от друга буквально во всем. Когда они решали задачи, у них по-разному расширялись зрачки; когда они издавали звуки, у них по-разному напрягались голосовые связки; у каждой группы малышей была своя частота пульса. Все это говорило о том, что между детьми существовали определенные различия на физиологическом уровне. И мне кажется, что, несмотря на все это, интеллектуальный багаж вынуждал его придерживаться такой точки зрения: факторы влияния окружающей среды так сложны, что в зрелом возрасте у человека очень трудно обнаружить отпечаток детского темперамента».
Однако Карл Шварц, который считает, что он и сам относится к числу высокореактивных людей, отчасти опираясь на собственный опыт, предчувствовал, что найдет у своих подопечных отпечаток детского темперамента даже в более позднем возрасте, чем это сделал Каган.
Доктор Шварц демонстрирует свой эксперимент, позволив мне вести себя так, будто я одна из его испытуемых, хотя я и не лежу в это время на столе сканера fMRI. Я сажусь за стол и начинаю наблюдать, как на экране монитора одна за другой появляются фотографии с изображением незнакомых лиц — черно- белые изображения на темном фоне. Мне кажется, я чувствую, как мой пуль учащается по мере того, как фотографии сменяют друг друга на экране все быстрее и быстрее. Я замечаю также, что доктор Шварц начал повторно показывать некоторые фотографии, и напряжение немного спадает, когда лица на фотографиях начинают казаться мне знакомыми. Я описываю свою реакцию Шварцу, и он утвердительно кивает головой. Он говорит, что слайд-шоу специально подобрано так, чтобы смоделировать среду, в которой оказываются высокореактивные люди, когда входят в комнату с большим количеством незнакомых людей и у них возникает ощущение «Черт возьми! Кто все эти люди?».
Мне интересно, может, я выдумала эту реакцию или преувеличила ее? Но доктор Шварц говорит, что получил первые данные по группе высокореактивных детей, которых Каган изучал с четырехмесячного возраста. Эти данные однозначно говорят о том, что миндалевидное тело тех высокореактивных детей, ставших теперь взрослыми, оказалось более чувствительным к фотографиям лиц незнакомых людей по сравнению с теми испытуемыми, которые в свое время были более храбрыми малышами. Обе группы участников эксперимента реагировали на фотографии, но реакция тех из них, кто в прошлом отличался застенчивостью, была острее. Другими словами, отпечаток высокореактивного или низкореактивного темперамента в зрелые годы не исчез полностью. Некоторые высокореактивные дети стали довольно общительными подростками, новизна уже не пугает их так сильно, как раньше, но они так и не избавились полностью от своего генетического наследства.
Исследования Шварца позволяют сделать важное предположение: мы можем расширять границы своей личности, но только до определенной черты. Врожденный темперамент оказывает на нас влияние независимо от того, какой образ жизни мы ведем. Значительную часть нашей личности определяют гены, мозг, нервная система. Тем не менее способность адаптироваться, обнаруженная Шварцем у некоторых высокореактивных подростков, позволяет также предположить и обратное: с помощью волевых усилий мы
