кто готов сразиться с одичалыми, кроме нас? Лорд Винтерфелла умер, а его наследник увел свои войска на юг, чтобы драться с Ланнистерами. Одичалым никогда больше не представится такого случая. Я знал Манса-Разбойника, Джон. Он клятвопреступник, но глаза у него есть, и никто не посмел бы назвать его слабодушным.
– Что же нам делать? – спросил Джон.
– Найти его. Сразиться с ним. Остановить его. Триста человек против полчищ одичалых.
Пальцы Джона сжались в кулак.
Теон
Она была красавица – этого никто бы не дерзнул отрицать. «Впрочем, твоя первая всегда красавица», – подумал Теон Грейджой.
– Ишь как разулыбался, – сказал позади женский голос. – Нравится она тебе, молодой лорд?
Теон смерил женщину взглядом и остался доволен увиденным. Сразу видно, островитянка: стройная, длинноногая, с коротко остриженными черными волосами, обветренной кожей, сильными уверенными руками и кинжалом у пояса. Нос великоват и слишком остер для худого лица, но улыбка возмещает этот недостаток. Немного постарше его, пожалуй, но ей никак не больше двадцати пяти, и движется так, словно привыкла к палубе под ногами.
– Да, на нее приятно смотреть, – сказал Теон, – но и наполовину не столь приятно, как на тебя.
– Ого, – усмехнулась она. – Надо мне быть поосторожнее. У молодого лорда медовый язык.
– Это правда. Хочешь попробовать?
– Вот оно как? – Она дерзко смотрела прямо ему в глаза. На Железных островах встречаются женщины, которые плавают на ладьях вместе со своими мужчинами, и говорят, море до того меняет их, что они и в любви становятся жадными, как мужчины. – Ты так долго пробыл в море, лордик? Или там, откуда ты приплыл, женщин вовсе не было?
– Были – но не такие, как ты.
– Почем тебе знать, какая я?
– Мои глаза тебя видят, мои уши слышат твой смех, и мой член встает, как мачта.
Она подошла и пощупала его между ног.
– Смотри-ка, не соврал. – Ее рука сжала его сквозь одежду. – Сильно он тебя мучает?
– Невыносимо.
– Бедный лордик. – Она отпустила его и отошла на шаг. – Только я ведь замужем и понесла к тому же.
– Боги милостивы – стало быть, я не сделаю тебе бастарда.
– Мой тебе все равно спасибо не скажет.
– Зато, быть может, скажешь ты.
– С чего бы? У меня лорды и прежде бывали. Они сделаны так же, как все прочие мужики.
– Принца у тебя уж верно не было. Когда ты поседеешь, покроешься морщинами и груди у тебя отвиснут ниже пояса, будешь рассказывать своим внукам, что когда-то любила короля.
– Ах, теперь уже речь о любви? Не просто о том, что у нас между ног?
– Значит, тебе хочется любви? – Теону решительно нравилась эта бабенка, кем бы она ни была. Ее острый язычок служил приятным отдохновением после унылой сырости Пайка. – Хочешь, чтобы я назвал свою ладью твоим именем, играл тебе на арфе и поселил тебя в башне моего замка, одевая в одни драгоценности, как принцессу из песни?
– Ладью ты можешь назвать моим именем, – сказала она, умолчав об остальном. – Ведь это я ее строила.
– Ее строил Сигрин – корабельный мастер моего лорда-отца.
– И мой муж. Я Эсгред, дочь Амброда.
Теон не знал, что у Амброда есть дочь, а у Сигрина жена… но с молодым корабельщиком он виделся только раз, а старого и вовсе не помнил.
– Ты ему не пара.
– А вот Сигрин сказал мне, что этот славный корабль – не пара тебе.
– Так ты знаешь, кто я? – насторожился Теон.
– Принц Теон из дома Грейджоев, кто же еще? Скажи правду, милорд, – что ты думаешь о ней, о своей новой женщине? Сигрину любопытно будет узнать.
Ладья была такая новенькая, что от нее еще пахло смолой. Завтра дядя Эйерон освятит ее, но Теон нарочно приехал из Пайка, чтобы посмотреть на нее до того, как ее спустят на воду. Не такая большая, как отцовский «Великий кракен» или «Железная победа» дяди Виктариона, она тем не менее казалась ладной и быстрой даже в своей деревянной колыбели. Черная и стройная, ста футов длиной, с единственной высокой мачтой, пятьюдесятью длинными веслами и палубой, где хватит места для ста человек, – а на носу большой железный таран в форме наконечника стрелы.
– Сигрин сослужил мне хорошую службу – если она так же быстра, как кажется.
– Еще быстрее – если попадет в руки мастера.
– Вот уж несколько лет, как я не плавал на кораблях. – (И никогда не водил их, по правде сказать.) – Но я Грейджой и родом с островов – море у меня в крови.
– А кровь твоя скоро будет в море, потому что моряк из тебя аховый.
– Я не причиню вреда столь прекрасной деве.
– Прекрасной деве? – засмеялась женщина. – Она морская сука, вот она кто.
– Так я ее и назову. «Морская сука».
Это развеселило ее, и в темных глазах зажглись огоньки.
– Ты обещал назвать ее в мою честь, – упрекнула она.
– Обещал. – Он поймал ее руку. – Окажи мне услугу, миледи. В зеленых землях верят, что беременная женщина приносит удачу мужчине, который с ней спит.
– Что в зеленых землях могут знать о кораблях? Или о женщинах, если уж на то пошло? Мне сдается, ты сам это выдумал.
– Если я признаюсь, ты не утратишь любви ко мне?
– Не утрачу? Да разве я тебя любила?
– Нет – но я пытаюсь исправить этот ущерб, милая Эсгред. На ветру холодно. Пойдем ко мне на корабль и позволь мне согреть тебя. Завтра мой дядя Эйерон польет ее нос морской водой и прочтет молитву Утонувшему Богу, но я предпочитаю освятить ее молоком моих и твоих чресл.
– Утонувшему Богу это может не понравиться.
– Пропади он совсем, Утонувший Бог. Если он будет нам докучать, я утоплю его снова. Через две недели мы отплываем на войну. Неужели ты отпустишь меня в бой потерявшим сон от желания?
– Запросто.
– Жестокая. Я хорошо назвал свой корабль. Если я, доведенный до отчаяния, ненароком направлю его на скалы, вини в этом себя.
