ждет их наверху, но его страх от этого не убавлялся. Он бросил прощальный взгляд на отца, и ему показалось, что лорд Эддард смотрит печально, будто не хочет, чтобы они уходили. «Но мы должны, – мысленно сказал Бран. – Время пришло».
Оша в одной руке несла свое длинное дубовое копье, в другой – факел. За спиной у нее висел обнаженный меч, один из последних, носящих клеймо Миккена. Кузнец выковал его для гробницы лорда Эддарда, чтобы успокоить дух усопшего. Но Миккен погиб, оружейню захватили островитяне, и хорошей сталью пренебрегать не годилось, даже если для этого приходилось грабить мертвых. Мира взяла себе клинок лорда Рикарда, хотя и жаловалась, что он слишком тяжел. Бран вооружился мечом дяди, своего тезки, которого не застал в живых. Он знал, что в бою от него будет мало толку, но с мечом было как-то спокойнее.
Впрочем, он сознавал, что это только игра.
Их шаги отражались эхом в громаде крипты. Тени позади поглотили отца, тени впереди расступились, открыв другие статуи – уже не лордов, но старых Королей Севера, с каменными коронами на головах. Торрхен Старк, Король, Преклонивший Колено; Эдвин Весенний Король; Теон Старк, Голодный Волк; Брандон-Поджигатель и Брандон-Корабельщик; Джорах и Джонас, Брандон Дурной, Уолтон Лунный Король, Эддерион Жених, Эйрон, Бенджен Сладкий и Бенджен Горький, Эдрик Снежная Борода. У них были суровые сильные лица, и некоторые из них делали ужасные вещи, но все они были Старки, и Бран знал историю каждого. Он никогда не боялся крипты – она была частью его дома и частью его самого; он всегда знал, что когда-нибудь сам будет лежать здесь.
Сейчас он не был в этом так уверен. «Вернусь ли я вниз, если выйду наверх? И куда отправлюсь после смерти?»
– Ждите тут, – сказала Оша, когда они дошли до лестницы, ведущей наверх, к выходу, и вниз, где еще более древние короли сидели на своих темных тронах. Факел она отдала Мире. – Я поднимусь на ощупь. – Некоторое время они слышали ее шаги, но потом стало тихо.
– Ходор, – сказал Ходор с тревогой.
Бран сто раз твердил себе, как ему надоело прятаться в темноте, как ему хочется опять увидеть солнце, ощутить ветер и дождь, прокатиться на своей лошадке. Но теперь, когда этот миг настал, он испугался. В темноте было безопасно. Когда ты даже руки своей не видишь, легко поверить, что враги тебя тоже не найдут. А каменные лорды вселяли в него мужество. Даже не видя их, он знал, что они здесь.
Казалось, что прошло очень много времени, прежде чем они услышали какой-то звук. Бран уже стал бояться, не случилось ли чего с Ошей, а Рикон места себе не находил.
– Хочу домой! – заявил он громко.
Ходор, покивав, сказал:
– Ходор.
Потом снова послышались шаги, и на свет вышла Оша с мрачным лицом.
– Что-то загораживает дверь. Не могу ее сдвинуть.
– Ходор может сдвинуть все что угодно, – сказал Бран. Оша окинула здоровенного конюха придирчивым взглядом.
– Может, и так. Пошли.
Лестница была узкая, и приходилось идти гуськом. Оша шла впереди, за ней Ходор с Браном, пригибавшим голову, чтобы не стукнуться о потолок. Мира несла факел, Жойен, ведущий Рикона за руку, замыкал шествие. Виток за витком они поднимались вверх, Брану казалось, что он чует дым, но, возможно, так пахло от факела.
Дверь крипты, сделанная из железного дерева, старая и тяжелая, сидела под углом к земле. Оша нажала на нее еще раз, но Бран видел, что дверь не двигается.
– Пусть Ходор попробует.
Пришлось сначала вынуть Брана из корзины, чтобы Ходор его не раздавил. Мира присела рядом с ним на ступенях, обнимая его за плечи, а Оша и Ходор поменялись местами.
– Открой дверь, Ходор, – сказал Бран.
Конюх уперся в дверь ладонями, нажал, проворчал «Ходор» и стукнул по ней кулаком.
– Навались спиной, – велел ему Бран, – упрись ногами.
Ходор нажал спиной – еще раз, еще и еще.
– Ходор! – Поставив одну ногу на верхнюю ступеньку, он попытался приподнять дверь. На этот раз дерево заскрипело. – Ходор! – Он встал наверх обеими ногами, расставил их, напрягся и выпрямился. Он побагровел, и Бран видел, как напряглись жилы у него на шее. – Ходор – Ходор – Ходор – Ходор – Ходор! – Что-то заскрежетало, дверь подалась вверх, и на лицо Брана упал дневной свет, ослепив его на мгновение. Еще один рывок сдвинул что-то вроде камня, и путь был открыт. Оша, просунув в щель копье, вышла следом. Рикон пролез у Миры между ногами и протиснулся за Ошей. Ходор открыл дверь во всю ширь и тоже вышел. Риды втащили Брана на последние несколько ступенек.
Небо было бледно-серым, и дым заволакивал все. Они стояли в тени Первой Твердыни – вернее, того, что от нее осталось. Одна ее стена рухнула, и по всему двору валялись разбитые камни и горгульи. «Они упали туда же, куда и я», – подумал Бран. Видя, на какие мелкие куски разбились некоторые из них, он подивился тому, что еще жив. Вороны клевали придавленный камнем труп, но он лежал лицом вниз, и Бран не видел, кто это.
Первой Твердыней не пользовались уже много веков, но теперь она превратилась в настоящие руины. Все половицы и стропила в ней сгорели. За рухнувшей стеной открылись все комнаты и даже отхожее место. Но разрушенная башня позади стояла по-прежнему – пожар не сделал ее хуже, чем была. Жойен Рид закашлялся от дыма.
– Ведите меня домой! – потребовал Рикон. – Я хочу домой!
Ходор бродил кругами, жалобно ноя:
– Ходор.
Только они были живы среди этой смерти и разрушения.
– Мы так нашумели, что дракону впору проснуться, – сказала Оша, – но никто так и не пришел. Замок сожжен, как и снилось Брану, но нам лучше… – Внезапный шум заставил ее обернуться с копьем наготове.
Две поджарые темные фигуры тихо вышли из-за разрушенной башни.
– Лохматик! – радостно завопил Рикон, и черный волк помчался к нему. Лето, бежавший чуть медленнее, потерся головой о руку Брана и лизнул его в лицо.
– Надо идти, – сказал Жойен. – Эта бойня скоро привлечет сюда других волков, кроме Лета и Лохматого Песика, в том числе и двуногих.
– Верно, – согласилась Оша, – но нам нужна еда, и здесь могут быть живые. Держитесь вместе. Мира, прикрывай нас щитом сзади.
Весь остаток утра ушел у них на медленный обход замка. Большие гранитные стены уцелели, только почернели от огня. Но внутри царило разрушение. Двери Великого Чертога еще дымились, стропила внутри рухнули, и вся кровля обвалилась. Зеленые и желтые стекла теплицы разлетелись вдребезги, деревья, плоды и цветы погибли. От деревянной, крытой соломой конюшни не осталось ничего, кроме пепла, углей и лошадиных трупов. При мысли о Плясунье Брану захотелось плакать. Под Библиотечной башней дымилось мелкое озерцо, и горячая вода струилась из трещины в ее боку. Мост между Часовой башней и Вороньей вышкой обвалился во двор, и башенка мейстера Лювина исчезла. В подвальных окошках Большого замка виднелось красное зарево, и в одном из амбаров тоже догорал пожар.
Оша тихо звала живых сквозь клубы дыма, но никто не откликнулся. Какая- то собака терзала труп, но убежала, почуяв волков, – остальные погибли на псарне. Вороны мейстера занимались своими мертвыми, их сородичи из разрушенной башни – своими. Бран узнал Рябого Тома, хотя ему кто-то размозжил лицо топором. Обугленный труп под сгоревшей стеной септы Матери сидел, вскинув руки и сжав черные кулаки, словно грозя каждому, кто осмелится подойти.
