замышляешь убить Джоффри. Ты хочешь его смерти, чтобы править от имени Томмена.
«Соблазнительная мысль, отрицать не стану».
– Это безумие, Серсея. Станнис будет здесь со дня на день. Без меня тебе не обойтись.
– Почему это? Ты такой великий воин?
– Наемники Бронна без меня в бой не пойдут, – солгал он.
– Еще как пойдут. Они любят золото, а не твою бесовскую хитрость. Впрочем, можешь не бояться – без тебя они не останутся. Не скрою, мне порой очень хочется перерезать тебе глотку, но Джейме мне этого никогда не простит.
– А женщина? – Он не хотел называть ее имени. Если он сумеет убедить Серсею, что Шая для него ничего не значит, то, возможно…
– С ней будут прилично обращаться. Пока мои сыновья целы и невредимы. Но если Джофф погибнет или Томмен попадет в руки наших врагов, твоя потаскушка умрет смертью более мучительной, чем ты можешь себе представить.
«Неужели она искренне верит, что я намерен убить своего родного племянника?»
– Мальчикам ничего не грозит, – устало заверил Тирион. – Боги, Серсея, ведь в нас течет одна кровь. Что же я, по-твоему, за человек после этого?
– Маленький и подлый.
Тирион уставился на остатки вина в чаше. «Что сделал бы Джейме на моем месте? Убил бы эту суку скорее всего, а уж потом бы задумался о последствиях. Но у меня нет золотого меча, и я не умею с ним управляться». Тирион любил своего безрассудно-гневного брата, но в этом случае ему лучше руководствоваться примером их лорда-отца. «Я должен быть как камень, как Бобровый Утес, твердый и непоколебимый. Если я не выдержу этого испытания, мне останется только поступить в ближайший балаган».
– Почем мне знать – может, ты ее уже убила.
– Хочешь с ней повидаться? Я так и подумала. – Серсея, пройдя через комнату, распахнула тяжелую дубовую дверь. – Введите сюда шлюху моего брата.
Братья сира Осмунда Осни и Осфрид, того же поля ягоды, что и старший, высокие, темноволосые, с крючковатыми носами и жестокими ухмылками, вошли с девушкой. Она висела между ними с широко раскрытыми белыми глазами на темном лице. Из ее разбитой губы сочилась кровь, и на теле сквозь прорехи в одежде виднелись синяки. Руки ей связали, а рот заткнули кляпом.
– Ты сказала, что ей не причинят вреда.
– Она сопротивлялась. – Осни Кеттлблэк в отличие от братьев был выбрит, и на его голых щеках остались царапины. – У нее когти, как у сумеречной кошки.
– От синяков не умирают, – проронила Серсея. – Твоя шлюха будет жить, пока жив Джофф.
Тирион с великим наслаждением рассмеялся бы ей в лицо, но это испортило бы всю игру. «Ты попала впросак, Серсея, а твои Кеттлблэки еще глупее, чем утверждает Бронн. Стоит мне произнести эти слова…»
Но Тирион спросил только, глядя девушке в лицо:
– Ты клянешься освободить ее после битвы?
– Если ты отпустишь Томмена – да.
Тирион встал с места.
– Что ж, будь по-твоему, но не причиняй ей вреда. Если эти скоты полагают, что могут ею пользоваться… то позволь тебе напомнить, сестрица, что у всякой палки есть два конца. – Он говорил спокойно и равнодушно, отцовским голосом. – То, что случится с ней, может случиться и с Томменом, включая побои и насилие. – (Если она считает меня чудовищем – воспользуемся этим.)
Серсея не ожидала такого оборота.
– Ты не посмеешь.
Тирион раздвинул губы в медленной холодной улыбке. Его глаза, зеленый и черный, смеялись.
– Не посмею? Я сам этим займусь.
Рука сестры метнулась к его лицу, но Тирион перехватил ее и заломил так, что Серсея вскрикнула. Осфрид бросился ей на выручку.
– Еще шаг – и я сломаю ей руку, – предупредил карлик. – Я уже говорил тебе, Серсея: больше ты меня не ударишь. – Он толкнул ее на пол и приказал Кеттлблэкам: – Развяжите девушку и выньте кляп.
Веревку стянули так туго, что на руках у нее проступила кровь. Девушка закричала, когда кровообращение вернулось к ней. Тирион осторожно помассировал ее пальцы.
– Мужайся, милая. Я сожалею, что тебе сделали больно.
– Я знала, что вы освободите меня, милорд.
– Непременно освобожу, – пообещал он, и Алаяйя, склонившись, поцеловала его в лоб. От ее разбитых губ остался кровавый след. «Я не заслуживаю такого поцелуя, – подумал Тирион. – Если бы не я, с ней бы ничего не случилось».
Не стирая крови со лба, он посмотрел на королеву:
– Я никогда не любил тебя, Серсея, но ты моя сестра, и я не делал тебе зла. До настоящего времени. Эта выходка тебе даром не пройдет, так и знай. Я не знаю еще, как поступлю с тобой, но со временем решу. Когда-нибудь, будучи весела и благополучна, ты вдруг ощутишь во рту вкус пепла и поймешь, что я уплатил свой долг.
Отец как-то сказал ему, что на войне все решает миг, когда одна из армий обращается в бегство. Пусть это войско не менее многочисленно, чем миг назад, пусть оно по-прежнему вооружено и одето в доспехи – тот, кто побежал, уже не обернется, чтобы принять бой. Так же было и с Серсеей.
– Убирайся! – только и смогла ответить она. – Прочь с моих глаз!
– Доброй тебе ночи, – поклонился Тирион. – И приятных снов.
Он шел к башне Десницы, и тысяча обутых в броню ног топотала у него в голове. «Надо было предвидеть это с первого же раза, когда я пролез в потайной шкаф Катай». Возможно, он просто не хотел об этом думать. Когда он взобрался по лестнице, ноги у него разболелись. Он послал Пода за вином и прошел в спальню.
На кровати под балдахином, поджав ноги, сидела Шая – голая, но с золотой цепью на груди. Цепь была составлена из золотых рук, сжимающих одна другую.
Этого Тирион никак не ожидал.
– Что ты тут делаешь?
Она со смехом погладила цепь.
– Хоть чьи-то руки почувствовать на себе… только эти, золотые, холодноваты.
Тирион на миг онемел. Как сказать ей, что вместо нее взяли другую женщину, которая вполне может умереть, если с Джоффри в бою что-то случится? Он вытер со лба кровь Алаяйи.
– Леди Лоллис…
– Да спит она. Только и знает, что дрыхнуть, корова, да еще жрать, а иногда и за едой засыпает. Еда изо рта валится в постель, а она так и лежит, пока не уберешь. Подумаешь, позабавились с ней – эка важность!
– Ее мать говорит, что она больна.
– Брюхата, только и всего.
Тирион оглядел комнату – со времени его ухода здесь ничего не изменилось.
– Как ты сюда вошла? Покажи мне дверь.
