Они ринулись обратно в «Порто Белло», и теперь уже я последовал за ними, чтобы убедиться, что Розы и Хулио там не было.
— Ай да молодцы, — не удержался я, хотя желание стереть меня с лица земли было ясно написано на лицах охранников. — Ничего страшного. Он пошел прогуляться со своей девушкой.
Далхаузи как-то странно всхлипнул и приказал Хиггинсу:
— Прочеши окрестности. Может, удастся их засечь. Я буду следить за Вильчеком.
Со мной он не желал разговаривать. Я пожал плечами, взял такси и поехал в «Мэдисон Парк», уютный старомодный отель с большими комнатами. Я всегда там останавливаюсь, если приезжаю по делам в Нью- Йорк. Я заказал два однокомнатных номера — один себе, другой рядом — Гомесу.
Перед сном я прогулялся по городу и выпил паРУ кружек пива в одной из нарочито ирландских пивных на Третьей авеню. Там я побеседовал с каким-то чудаком, который долго доказывал мне, что у русских нет атомной бомбы, а потому нам нужно хорошенько долбануть их промышленные центры.
Я долго не мог уснуть. Этот человек, серьезно веривший, что русские не смогут ответить ударом на удар, заставил меня задуматься. В голове роилось множество самых неприятных мыслей. Доктор Майнз, который на глазах превратился в сжарика, стоило мне заговорить с ним о результатах Гомеса… Затравленное выражение в глазах мальчугана… Мои собственные где-то вычитанные или услышанные сведения о том, что атомная энергия — «это лишь малая часть энергии, заключенной в атоме…» Мое убеждение, что гений только прокладывает дорогу, а шагают по ней жалкие посредственности…
Наконец сон все-таки сморил меня. Но лишь на три часа.
Поздно ночью зазвенел телефон; звонил он долго и настойчиво. Я снял трубку. Некоторое время в пей переговаривались телефонистки междугородной связи, затем до меня донесся далекий счастливый голос Гомеса:
— Бил, поздравь нас. Мы обженились!
— Поженились, а не обженились, — сонным голосом поправил я. — Ну-ка, повтори!
— Мы поженились! Я и Роза. Мы сели в поезд, потом таксист привез нас в мэрию, а сейчас мы идем в отель здесь.
— Поздравляю, — сказал я, окончательно проснувшись. — От всего сердца. Но ты ведь еще несовершеннолетний, нужно подождать…
— Не в этом штате. Здесь, если я им скажу, что мне двадцать один год, значит, так и есть.
— Ах, так! Ну, еще раз от души поздравляю, Хулио.
— Спасибо, Бил, — послышалось в ответ. — Я звоню тебе, чтоб ты не беспокоился, когда я не приду ночевать. Мы с Розой, наверно, приедем завтра. Я позвоню тебе еще. Я храню бумажку с адресом.
— Ладно, Хулио. Всего наилучшего вам обоим. Не беспокойся ни о чем.
Я повесил трубку, хмыкнул и тут же вновь погрузидся в сон.
Верите ли, все повторилось сначала. Костлявая рука адмирала Мак-Дональда вновь решительно вытащила меня из постели. Было раннее солнечное нью-йоркское утро. Вчера Далхаузи безрезультатно «прочесал окрестности», испугался за последствия и позвонил высшему начальству.
— Где он? — взревел адмирал.
— Едет сюда со своей девушкой, которая сутки назад стала его женой, — отрапортовал я.
— Боже милостивый, что же теперь делать? Я позабочусь о том, чтобы его призвали в армию в части особого назначения…
— Послушайте, — не вытерпел я. — Когда вы наконец перестанете обращаться с ним, как с пешкой, которую можно безнаказанно передвигать, куда захочешь?! Вас беспокоят вопросы долга перед страной, ну и слава богу: кто-то ведь должен этим заниматься. Тем более что это ваша профессия. Но поймите же, что Гомес еще ребенок, и вы не имеете права калечить ему жизнь, используя его как машину для решения научных проблем. Конечно, я мало что в этом смыслю, я человек простой. Но вы, профессионалы, почему вы не задумываетесь над тем, что, если вы копнете слишком глубоко, все может полететь к чертовой матери?!
Он посмотрел на меня пронизывающим взглядом и ничего не ответил.
Я оделся и позвонил, чтобы мне принесли завтрак в номер.
Адмирал и Далхаузи уныло ждали; в полдень Гомес позвонил.
— Хулио, поднимайся сюда.
Я, признаться, очень устал от всех этих передряг.
Он просто впорхнул в комнату, ведя под руку раскрасневшуюся от смущения Розу. Адмирал тут же поднялся и принялся его отчитывать голосом, в котором слышалась скорее печаль, чем гнев. Он не забыл упомянуть, что Гомес плохо относится к обязанностям гражданина своей страны. Ведь его талант принадлежит Соединенным Штатам Америки. А его поведение носит совершенно безответственный характер.
— И в качестве наказания, мистер Гомес, я хочу, чтобы вы немедленно сели и записали матрицы для поля, которые вы вывели. Преступно, что вы так самонадеянно и бездумно доверяете памяти вещи, имеющие жизненно важное значение. Вот!
Карандаш и бумага полетели прямо в лицо Гомеса, который выглядел совершенно потерянным. Роза едва сдерживала слезы.
Гомес взял бумагу и карандаш и молча сел за письменный стол. Я взял Розу за руку. Бедняжка, она дрожала как осиновый лист.
— Не бойся, — сказал я. — Они ничего ему не сделают. Не имеют права.
Хулио начал писать. Затем глаза его стали совсем круглыми, он схватился за голову.
— Dios mio! — воскликнул он. — Esta perdido! jOlvidato!
Что значит; «Бог мой, я потерял это! Забыл!» Адмирал побелел так, что бледность проступила сквозь густой загар.
— Спокойно, дружок! — голос его звучал успокаивающе. — Я не хотел пугать тебя. Отдохни немного и подумай снова. Ты не мог забыть это, с твоей-то памятью! Начни с чего-нибудь легкого. Ну, скажем, с простого биквадратного уравнения.
Гомес все смотрел на него. После долгого молчания он с трудом произнес:
— No puedo. He могу. И это забыл. Я ни разу не вспомнил физику и математику с тех пор, как…
Он посмотрел на Розу и слегка покраснел. Роза не отрывала глаз от носков своих туфелек.
— Что делать, — сказал Гомес неожиданно охрипшим голосом. — Ни разу не вспомнил. Раньше всегда у меня в голове — математика. Но в тех пор — нет.
— Господи, помилуй, — сказал адмирал. — Может ли такое случиться?
И он потянулся к телефону.
И по телефону ему сообщили: да, такое бывает.
Хулио возвратился в свой испанский Гарлем и купил на заработанные деньги «Порто Белло». Я вернулся в свою газету и купил автомобиль на то, что заплатили мне. Мак-Дональд так и не предал дело гласности, и мой редактор мог с гордостью заявить, что однажды ему удалось провести адмирала, хотя он так и не воспользовался своим монопольным правом.
Несколько месяцев спустя я получил от Хулио и Розы открытку, извещающую о рождении первенца: мальчик, весит Шесть фунтов, назвали Франсиско в честь отца Хулио.
Я сохранил открытку и, как только мне довелось побывать в Нью-Йорке (задание редакции: Национальная ассоциация бакалейщиков; бакалейные продукты-ходкий товар в нашем городе), зашел к ним. Хулио чуточку повзрослел и стал более уверенным в себе. Роза, увы, начала полнеть, но была попрежнему чрезвычайно мила и все так же обожала своего Хулио. Малыш был медового цвета и очень бойкий.
Хулио непременно хотел приготовить в мою честь arroz con polio — ведь именно это блюдо мы ели в тот вечер, когда я, можно сказать, толкнул его в объятия Розы. Решено было пойти в соседнюю лавку за продуктами. Я с готовностью вызвался ему помочь.
В лавке Хулио заказал рис, цыпленка, овощи, перец — он чуть не скупил все (многие мужья не могут остановиться, когда попадают в магазины), едва ли не пятьдесят видов продуктов, которые, по его мнению, могут в крайнем случае полежать в кладовой.
Старик хозяин, ворча, записывал стоимость покупок на пакете; потом он стал складывать доллары и центы, пересчитывая все по сто раз. Тем временем Хулио поведал мне, что «Порто Белло» процветает и что
