Он нажал кнопку звонка.
— Вот что, Марк. Сейчас я пошлю ваше письмо Д., а затем мы вместе с вами отправимся в лабораторию. Испытание докажет, что дестабилизатор был установлен Кэрром, после чего Д. непременно вызовет вас к себе… — И тогда вы вряд ли сможете оставаться в разведке. Правда, я совершенно не представляю себе, как будет оформлен ваш уход — отставка или увольнение ввиду непригодности… А теперь пошли в лабораторию!
— Не могу я видеть, как ни в чем не повинного человека мучают на аппарате для дознания!
— Говорю вам раз навсегда, Марк, что Кэрр — диверсант. А сейчас вы дойдете со мной. Это — приказ.
Вошел курьер. Бергстейн вручил ему пакет и велел немедленно передать его Д. Затем он поднялся. Марк, пожав плечами, последовал за начальником.
В лаборатории все было уже приготовлено для допроса. Кэрра усадили на высокое металлическое сиденье, напоминавшее электрический стул. Подле него стояли несколько техников и врач. Марк подумал о том, как нелепо присутствие врача при подобной процедуре, но потом вспомнил, что когда-то врачам полагалось присутствовать и при дуэлях.
Бергстейн кивнул старшему технику. Тот сделал знак одному из своих помощников, который включил рубильник. Кэрр истошно закричал. В помещении слегка запахло паленым: видимо, в аппарате что-то испортилось, но исправлять было уже поздно. Старший техник снова подал знак помощнику, и тот перевел рычаги.
Кэрр больше не кричал. Теперь — по ходу дознания — он мог, вернее, должен был говорить. При этом аппарат не позволял ему ни кричать, ни лгать.
— Это вы установили дестабилизатор на Военно-морской верфи? — начал допрос Бергстейн.
Несмотря на то что Марк был уверен в невиновности испытуемого, он все же думал, что тот ответит: «Да». Но Кэрр твердо заявил: «Нет». Услышав это, Бергстейн пошатнулся, словно от удара.
— Была ли у вас определенная цель, когда вы установили дестабилизатор на Военно-морской верфи? — настаивал Бергстейн.
— Нет.
— Вы — шпион?
— Нет.
— Получали ли вы когда-нибудь деньги с Меркаптана или от меркаптанских агентов? — продолжал допрашивать Бергстейн.
— Нет.
Бергстейн махнул рукой. Старший техник повторил его жест. Помощник снова передвинул рычаги, и Кэрр, потеряв сознание, повалился набок.
— Может быть, еще очнется, — неуверенно сказал врач. Но, нагнувшись над испытуемым и сорвав с него контакты, покачал головой.
— Нет, пожалуй, не выживет… Несколько дней — каталептическое состояние,[18] а потом — конец…
Бергстейн молчал. А Марк не испытывал ни малейшего удовлетворения от того, что оказался прав.
— Пойду и напьюсь, — заявил он.
Сидя один в своем любимом баре, Марк поглощал бесчисленные коктейли с виски, ничуть не беспокоясь о том, что будет, когда он совершенно опьянеет.
К счастью, Кэрр, оказывается, был развратником и мошенником. Спустя несколько часов после испытания Марк уже понимал: в конце концов он сумеет убедить себя в том, что Кэрр — небольшая потеря для человечества и, если не заслуживал смертной казни за диверсию, несомненно, заслужил за что-нибудь другое.
Однако Марк никак не мог отделаться от мысли, что в его отделе — КР [19] — казнили ни в чем не повинного человека, еще одного в длинном перечне жертв КР за последние два года. Правда, Марк сделал все возможное, чтобы не допустить казни (и это в какой-то степени служило ему утешением), но все же он не испытывал ни малейшего желания веселиться.
Что же творилось в разведке? «Гений» не мог ошибаться. При С. «Гений» функционировал нормально, с чего бы он мог разладиться при Д.? И не в Д. тут дело. Раньше Д. был сослуживцем Марка. Прежде, когда он еще не был начальником Службы безопасности, его называли полным именем. Ни Марк, ни С. не любили этого человека, но вряд ли разведка превратилась в застенок только из-за назначения Д. на высокий пост… Однако, поскольку Д. стоял во главе разведывательной службы, он и отвечал за все допущенные ошибки. Несомненно, ему можно было поставить в вину неумелость, но сам по себе этот недостаток все же не объяснял, почему вся разведка стала работать из рук вон плохо.
И Бергстейна тоже, конечно, нельзя было винить: КР являлась лишь одним из отделов разведки, который нес ответственность только за действия подведомственных ему олухов. Кроме того, Бергстейн вообще был тут ни при чем, так как по делу Кэрра «Гений» дал указание (разумеется, через Д.) выявить, кто из семнадцати посетителей верфи установил там дестабилизатор. Бергстейн и Марк допросили всех людей по списку, вместе и порознь, и Кэрр показался им обоим самым подозрительным. Поэтому, когда «Гений» заявил, что это сделал один из семнадцати посетителей верфи, и задал вопрос, кого из семнадцати могли подкупить для совершения диверсионного акта, Бергстейн и Марк в один голос назвали Кэрра. Но Бергстейн считал, что диверсантом мог быть только Кэрр. Марк в своих рассуждениях шел дальше и понял, что Кэрр мог это сделать, но не сделал.
Марк подал в отставку потому, что работа в КР не просто разочаровала его, а потеряла для него всякий смысл. Ему ничего не сообщили о деле на Военно-морской верфи, кроме того, что один из семнадцати посетителей — диверсант; а в дальнейшем, к своему удовлетворению, он убедился, что и это не соответствовало действительности.
Он не имел ни малейшего представления о том, как поступают с агентами разведывательной службы, которые подают в отставку. Вероятно, ему будут чинить всякие препятствия?..
Но тут размышления Марка были прерваны появлением «радужной девушки».
Любая война, даже межзвездная, порождает у людей такое нервное напряжение, которое подчас находит разрядку во всякого рода острых развлечениях, даже в разврате. Война с Меркаптаном привела к появлению «радужных девушек».
Для всех прочих посетителей бара эта девушка была просто миленькой блондинкой в темном платье, окруженной каким-то слабым мерцанием, похожим на огромный, переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь. А клиентам, которых она себе наметила (в данном случае Марку), она показывалась в течение десяти секунд в темной одежде, затем на пять секунд — прикрытой лишь кружевным бельем и, наконец, на одну секунду — совершенно обнаженной. Этот цикл повторялся бесконечно — по крайней мере до тех пор, пока девушка не убеждалась, что все безуспешно. Тогда она начинала испытывать свои чары на другой жертве.
Встав за спиной Марка, она тихо спросила:
— Можно провести с вами вечер?
— Пожалуйста, — ответил он.
Она подсела к его столику.
— Меня зовут Стар, — представилась она все тем же мягким, вкрадчивым голосом.
Как правило, «радужные девушки» выбирают себе такие эффектные профессиональные имена, как Стар,[20] Заря, Глория,[21] Венера и т. п.
— Можете называть меня Марком, — сказал он. — Что будете пить?
— Апельсиновый сок, пожалуйста… Не хотите ли поболтать со мной?
— Охотно! — воскликнул Марк. — Мне очень хочется излить душу. Вы, вероятно, привыкли к подобным вещам?
Хотя Марк выпил немало, он заметил растерянность в ее искрящихся зеленых глазах.
— Я служу в контрразведке, — продолжал Марк, — и только что позволил казнить человека за преступление, которого тот не совершал… А впрочем, может быть, и не совсем так. Просто я попытался
