не отпустит, подхватит, понесет через перекрестки. Но руки раскинуть инженер не мог. Он держал в руках папку с математическим журналом и баночку с огурцами. Лешаков бережно нес сокровища на службу. И невнятный план поступков складывался в голове.
Парило с утра. Вялость природы и леность мысли, томительное течение минут, нечеткость чувств, бессилие слов, рассеянность в работе, когда никак не собраться, не сконцентрировать себя, простое привычное дело не начать без перекура, даже ленивое тление папиросы — без конца гасла — все говорило о неминуемой грозе, предвещало грозу.
Покурив у окна — в коридор выходить не хотелось, — Лешаков прогулялся по комнатам, пошутил с чертежницами, подписал подготовленную на прошлой неделе документацию, вернулся к столу и, вздрогнув от испуга, спрятал забытые на видном месте огурцы в нижний ящик стола. Огурцы напомнили.
Он опять просмотрел программу, не вникая, внешне удостоверился в верности подстановочных данных. Закрыл папку и поднялся со стула.
В тот момент приотворилась дверь, ведущая в кабинет шефа, и взмах пухлой руки задержал Лешакова. Начальник мягкими шагами миновал порог и приблизился. Взгляд внимательных глазок изучал Лешакова. Взгляд отметил, что туфли инженера потрескались, а воротничок измялся. Взгляд потеплел. А глазки прищурились.
— Душно, Лешаков?
Лешаков еще шире растянул воротник рубашки и кивнул. На виске проступила испарина.
— Пивка бы холодненького, да окунуться в пруду…
Инженер был и без пива пьян, а купаться ему не хотелось. Но он опять ответил кивком, мотнул головой отвлеченно, как бы соглашаясь на все и в то же время ни на что не соглашаясь. Отчужденность не укрылась от начальника. Он постоял перед подчиненным размышляя, прикидывая сроки, а потом похлопал Лешакова по плечу.
— Плохо тебе, а?.. Рано на работу выписался. Травма головы, нешуточное дело.
— Это погода, — не прекословя, сослался Лешаков.
— Ясное дело, погода, — согласился начальник.
— Кто в такую погоду работает. Да еще с больной головой.
— Я и не работаю, — признался инженер. — Какая, к черту, работа. Так, мелочи одни.
— Тем более, — обрадовался шеф. — Отпуск за этот год не использован?
— Не использован, — грустно откликнулся Лешаков, после неудачи с Польшей он и думать забыл об отпуске, да и зачем ему был отпуск.
— Пиши заявление, — велел начальник.
— Да ведь… — начал канючить Лешаков.
— Пиши, пиши. Бухгалтерию я пошевелю, после обеда выплатят отпускные… Надо отдыхать. Поправляться. Вишь, какой скромный, да на тебе ж лица нет. Передохнешь, накопишь силенок, вернешься из отпуска, разговор с тобой будет. А пока, бывай.
Начальник, довольный собой, опять дотянулся до плеча и отечески потрепал.
Лешаков, и верно, выглядел нездорово. Бледен, вял, витает. Проку от него мало — самое время проявить внимание. Начальник заботу выразил и исчез в кабинете. А инженер опустился за стол и, не испытывая особой благодарности, написал заявление с просьбой предоставить очередной отпуск с завтрашнего числа. Полагалось ему двадцать с лишним дней. Да плюс отгулы. Чем время займет, Лешаков не представлял. Заявление передал секретарше начальника. Выкурил беломорину и, прихватив обернутую в кальку банку с огурцами и папку, отправился в подвал.
Внизу светились люминесцентные лампы. Скучно гудели вентиляторы, толкая тяжелый воздух. Люди в белых халатах увлеченно играли в карты. Когда Лешаков вошел в помещение, они ловко накрыли стол газетой.
— Опять ты? — с облегчением узнал гостя старший программист, недавно он возился с расчетами траекторий.
— Пожалуйста, — скромно попросил Лешаков и положил сверху на газету папочку. — Программу надо пропустить. Полчаса.
— Послушайте, машинное время — деньги, — вежливо сказал младший программист. — У нас работы навалом.
— Понимаю, — кивнул Лешаков и открыл папку. — Тут всего-то ничего, — банку он держал в руке.
Инженер знал, что техникам на машиносчетной выписывают спирт для профилактики тонкой заграничной аппаратуры. С программистами они, естественно, делились. Прийти договариваться с бутылкой было бы голубой глупостью. Но правильная закуска, какой горожане уже столько месяцев не видали, — это Лешаков верно придумал. Он медленно снял кальковую обертку и поставил соленые огурчики на стол. Специалисты ахнули.
— Дорогой ты наш, — завелся с места старший. — Ведь это мы в момент. Вася, стаканчики!
— Поставьте сначала, — Лешаков кивнул на забытую в радости программу.
Скоро появились на газете стаканы и зеленая бутылка с жидкостью, заткнутая бумажкой. Пока один накрывал на стол, другой запустил машину и поставил программу. Оба действовали сноровисто, четко, грамотно. Оживление их было сродни вдохновению.
— Запиваешь? — спросили Лешакова, зачарованно глядевшего на сигнальные лампы, словно бы видел он их впервые.
Инженер отмахнулся. Стаканов не хватило, и ему выдали баночку из-под майонеза. Жидкость оказалась прозрачной, голубоватой. Лешаков залпом проглотил теплый спирт. Благополучно выдохнул. И закусил.
Огурцы задохлись, они были чуть вялые и отдавали плесенью.
— Королевская закусь, — пропели программисты.
— Где достал?
— Места надо знать, — мрачно сообщил Лешаков, и они понимающе переглянулись.
Счетное устройство работало тихо, иногда пощелкивало. Машинисты не обращали внимания. Инженеру показалось, воздух в комнате нагрелся. А может быть, началась реакция от выпитого, или его подогревало ожидание.
— Еще по одной? — предложил старший.
— Пейте сами, — сказал Лешаков.
Он подошел к высоко пробитому подвальному окну-щели и приоткрыл, чего по инструкции делать не разрешалось. Но хозяева не сказали ни слова.
Дневной свет за окном померк, и, казалось, наступает вечер, хотя время едва подбиралось к обеду. Низкая туча надвинулась из-за ближайших домов, и ветер мел по тротуару мусор и пыль. Кувыркались окурки, летели бумажки от мороженого и трамвайные билеты, сухие веточки ломких городских кустарников, насаженных вдоль металлических оград. В комнате запахло уличной пылью, но Лешаков уловил в воздухе сквозь душную щекотливую волну свежесть близкой грозы.
— С ума ты сошел, — переполошились хозяева. — Мы тут каждую пылинку…
В тот момент ЭВМ чуть натужно, как показалось инженеру, загудела. Ритм пощелкиваний сбился. Замелькали непонятные сигналы.
— В чем дело? — крикнул Лешаков.
— Пора уже.
— Не идет?
— Циклится, — обернулся, попугать заказчика, старший. — Не провернуть ей твою программу.
— Памяти не хватает? — наивно переспросил Лешаков, проклиная свой дилетантизм. — Мешает гроза?
Специалисты презрительно молчали. Машина опять гудела и пощелкивала тревожно, навязчиво.
