Равенiусъ.
Ну, ясное дeло.
Графъ (смeется).
У меня былъ прiятель, онъ любилъ спрашивать пришедшихъ: «а какъ вы смотрите на смыслъ жизни?» Ну-ка, экспромтъ «о любви?» Ну, ну?
Равенiусъ.
О любви? (Вдругъ, задумчиво). Нeтъ, не согласенъ. (Стихаетъ и углубляется въ турецкiй кофе и газету>. Пусть мамуся говоритъ. Она у насъ «магистеръ любви и докторъ наслажденiй».
Рыжiй.
(стаскиваетъ съ тонкихъ рукъ перчатки — длинныя — точно свeтлыя змeйки).
Вотъ тебe, вотъ тебe! (Даетъ подзатыльникъ перчаткой). Дурачекъ ты у меня уродился, голубчикъ. Вродe Иванушки. А о любви я не могу, я не умeю умныхъ разговоровъ разговаривать.
Равенiусъ (бурчитъ).
Да, да, сказала. Ты, братъ, какъ перчатки снимаешь, однимъ движенiемъ этимъ лучше скажешь, чeмъ эти… дьяволы — словами.
(Рыжiй побалтываетъ ложечкой и смотритъ вдаль бульвара. Всe смолкаютъ. Графъ куритъ и тоже думаетъ о чемъ-то).
Равенiусъ.
Эхъ, господа! Вы думаете, это плохо? И правда другiе этого не понимаютъ? Нeтъ, милые, пони… (Обрывается голосъ, вдругъ онъ блeднeетъ и будто слезы замерли гдe-то внутри). Человeкъ! за одинъ турецкiй кофе!
Рыжiй.
Сыночка, милый, что съ тобой, дорогой ты мой, успокойся!
(Графъ, Вася даютъ ему воды, зубы у него стучатъ, всe встревожены).
Графъ.
Голубчикъ, чего ты, а?
(Вася молчитъ).
Равенiусъ.
Нeтъ, нeтъ, ничего, пройдетъ, пустите… я сейчасъ… сейчасъ.
(Убeгаетъ. Всe смущены).
Графъ.
Что съ нимъ такое? Рыжiй, не знаешь?
Рыжiй.
Это такой ужасъ, онъ такой нервный, онъ, пока шли-то мы съ нимъ, все дергался какъ-то, блeднeлъ, краснeлъ… Я знаю, ему тяжело, не только нынче, вообще ему плохо.
Графъ.
Все то еще, прежнее?
Рыжiй.
Конечно.
Графъ.
Да, это я дуракъ. Глупо, очень.
(Молчатъ. Черезъ нeсколько минутъ Вася подымается. «До вечера». «Прощайте». Графъ и Рыжiй остаются).
Рыжiй.
Мой дорогой, вы знаете, я сейчасъ отъ Люси. Графъ, милый, вы опять думаете о чемъ-то? Я вижу, вы сейчасъ не мой, нeтъ вы во что-то погружены… и пока вы погружены, я какъ маленькiй песикъ на веревочкe буду прыгать вокругъ васъ и тявкать… о чемъ я могу тявкать? Только объ одномъ.
Графъ.
Пустое, это у меня только видъ такой «глубокомысленный». Стоитъ человeку остановить глаза на одной точкe, и всегда уже думаютъ, что онъ рeшаетъ вопросы бытiя.
Рыжiй.
Ну, простите, виноватъ, если не такъ сказалъ.
Графъ.
Ахъ, ты, Рыжiй, Рыжiй, ребенокъ ты мой милый. Нeтъ, на самомъ дeлe, если уже на то пошло. Правда, у меня въ башкe бредетъ что-то такое сейчасъ. Богъ его знаетъ что. И тоска какая-то, и сладость. И не знаешь, чего больше. Точно зарыдалъ бы сейчасъ, — отъ печали-ль, восторга? Вотъ смотрю на вуаль твою
