Ужасы

— Ренни? — Это была его сестра. Вдруг она уже слышала о пропавшем свиноводе?

— Ну?

— Сегодня твой день рождения, — сказала Регина. — Я подумала, надо позвонить, поздравить.

— Сегодня? — Ренни напряг мозги. Да, так и есть. Сегодня ему тридцать семь. И как это он забыл? Но в то же время почему он должен был вспомнить? Он ведь не учил Пинки читать календарь.

— Ты забыл о своем дне рождения? — Регина успела приобрести гнусавый виргинский акцент. Она была счастлива оттого, что больше не имеет ничего общего ни с деревней, ни с фермой. — Ты что, так сильно занят?

— Да, — Ренни переступил с ноги на ногу, — но спасибо, что позвонила.

— Так, значит, ты никак не отмечаешь? Ничего такого, ну не знаю, необычного, свежего для разнообразия, хоть раз в жизни?

— Нет. — Вот разве что Пинки убил человека и сожрал его лицо. Можно сказать, это необычно и свежо.

— Когда ты ко мне приедешь?

Это был риторический вопрос, и Ренни знал это. И Регина знала, что Ренни знает, так что спрашивать можно было спокойно. Но она почему-то считала, что задавать такие вот вопросы — ее сестринский долг.

— Не знаю. У меня куры, ограждения, урожай. Ну, ты знаешь. Да еще тут гроза, так что лучше давай заканчивать. Не хочу, чтобы меня шибануло через провода.

— Конечно. Ладно, желаю весело провести вечер. Пока.

— Спасибо.

Ренни повесил трубку и скрестил руки на груди. Потеребил пальцами протертую ткань на локтях свитера. Удар грома тряхнул дом. Он запер Пинки в сарае, но хряк уже пробирался в дом до этого. Понятно, при желании он может выбраться из сарая.

Ренни спустился вниз. Через дверь на кухне посмотрел на птичий двор и стоящий за ним сарай Пинки. Дверь все еще закрыта, висячий замок на месте. Косой дождь прибивал траву к земле.

Ладно, ладно, все нормально, подумал Ренни. Он сел за кухонный стол и крутанул солонку. Потом положил голову на руки и постарался не думать о мертвом теле, об останках, которые теперь удобряют землю для тыкв и кабачков.

Проснулся он внезапно. За окном было светло, дождь перестал. Руки затекли, на щеках остались следы от смятых рукавов. Пластмассовые часы на стене в форме заварного чайника показывали восемь сорок семь. Ренни почесал шею, медленно встал и размял затекшие ноги. Он проспал, а Пинки не позвонил в колокольчик.

Но хряк был в доме. Ренни слышал, как тот, пытаясь взобраться на большое кресло с откидной спинкой, ритмично стучит своим закрученным в спираль хвостом по кофейному столику и хрюкает от напряжения.

— Пинки? — позвал Ренни.

В горле у него пересохло, сердце неприятно заколотилось в груди. Ренни хотел, чтобы хряк знал, что он идет к нему. Ему не хотелось застать животное врасплох. Пинки это могло не понравиться.

Хряк сидел в кресле, спинка кресла была опущена… как он смог ее опустить… пасть хряка растянулась в подобии улыбки, обнажив два ряда мелких и острых зубов.

— Как ты открыл сарай, Пинки? — спросил Ренни и отодвинул кофейный столик на место. — Я тебя этому не учил. Как ты выбрался из сарая и попал в дом?

Пинки поудобнее устроился в кресле. В его немигающих глазках, сфокусированных на Ренни, отражался свет из окна, отчего они казались потухшими и белыми.

Ренни нервно сглотнул:

— Чего ты хочешь, Пинки?

Но Ренни уже знал. Как только он это понял, он отшатнулся назад, челюсть щелкнула и отвисла.

— Ты хотел поехать с Верноном Виа? Ты злишься, потому что я не позволил тебе уехать?

Толстый волосатый язык хряка высунулся из пасти и сразу исчез.

— Это значит — да?

Язык снова высунулся и исчез.

— Ты хочешь жить у этих… из этой… как ее там… Ассоциации свиноводов, чтобы они тебя спаривали?

Розовый 'дружок' Пинки пару раз выглянул наружу, отсвечивая тем же белым светом, что и его глаза.

— О господи, Пинки.

Пинки моргнул.

— Но ты и я, мы — холостяки. У тебя никого нет, и у меня тоже никого нет.

Хряк вытянул шею и уставился в потолок. Потом пернул.

Зазвонил телефон.

Ренни вернулся в кухню и снял трубку с настенного телефона. Сердце колотилось о ребра.

— Да, — выдавил Ренни.

— Мистер Монро? Это Марла Виа, жена Вернона Виа. Верной вчера днем поехал к вам. Он не вернулся домой. Он приезжал к вам?

— Да, — черт, надо было сказать 'нет', — но он пробыл всего полчаса и уехал.

— О… — Долгая пауза. Голос был молодой и встревоженный. — Может, он сказал, куда собирается поехать после вас?

— Нет, извините.

— Может, у него проблемы с машиной?

— Может быть.

— Но у него мобильный телефон. Я звонила много раз и не смогла связаться. Вы живете в зоне мобильной связи?

— Не думаю.

На другом конце прерывисто и глубоко вздохнули:

— Ладно, спасибо. Кажется, следует обратиться к властям. Мне страшно.

Мне тоже.

Гудки. Ренни осторожно повесил трубку на место. Послышался топот хряка и сопение. Ренни резко развернулся на сто восемьдесят градусов. Пинки стоял в дверях — глаза сузились, уши торчком.

— Что? — спросил Ренни. — Это была жена мертвого парня, если хочешь знать.

Пинки подошел к холодильнику, потянул за дверную ручку, открыл и выбрал себе здоровый кусок жареной курицы с незакрытой тарелки. Хряк бросил курицу на пол и начал жрать. Застывший жир заляпал пасть и поблескивал словно иней.

Ренни сунул ноги в рабочие ботинки и вышел из дому.

Грядки в огороде разрыхлились от потоков дождя, но не просели, останки Вернона Виа оставались в земле. Ренни стоял в огороде между длинных полос комковатой земли, он оперся руками на лопату и размышлял о том, сколько времени требуется на то, чтобы человек вернулся туда, откуда пришел. Прах к праху, как сказано в Библии. Ответа он не знал. А когда созреют тыквы и кабачки, что они принесут на свет вместе с собой? Может быть, глупо было прятать тело в огороде? Глупо! Глупо! Глупо!

Тупая боль клещами сжала затылок, и Ренни закрыл глаза. На черном фоне мерцали розовые и оранжевые искры. Над головой кричали дикие гуси — прилетели из Канады зимовать. Они обоснуются на пруду в северо-западной части фермы. Совьют гнезда, вырастят птенцов и в марте полетят обратно домой. Им не о чем волноваться, этим гусям. Никаких грядок. Никаких счетов. Никаких чертовых умных до задницы свиней.

Ренни резко открыл глаза. Гуси улетели, тень под ногами стала значительно короче. Он долго простоял, опершись о лопату, и теперь плечи гудели от напряжения. Ренни показалось, что в доме зазвонил телефон, но он не пошел отвечать.