темноте и начинает различать окружающие ее со всех сторон рты и глаза. Комната масок. Широко распахнутые глаза, разинутые рты, бессмысленные, окаменевшие, безжизненные. Сейди трясет, она обхватывает руками колени.
Они все этого хотят… чего хотят?
В полумраке комнаты кажется, что маски наступают со всех сторон. Клювы, рога, чешуя, вой, крик, хохот… многоликая ночь наблюдает, ждет… ждет, когда кто-то… когда Сейди наденет одно из ее лиц. Наденет ночь. Танцующий принц, юное создание при дворе царствующей особы. Сейди, чертенок, надевай ночь и беги.
Не у нее. Она одна из голодных.
Голодная. Что ж, да, она такая, такая же голодная, как все, такая же пустая. Пустые глаза, пустые рты, пустые, пустые… кроме… кроме кого? На столе возле окна — маска, она на подставке и смотрит сверху вниз на скрючившуюся на полу Сейди. Раскосые смеющиеся глаза светятся, оглядывают ее с ног до головы, словно яркие фары проезжающей мимо машины. Рот извивается в улыбке, призрачно поблескивают зубы и кончик языка. Ветер раскачивает дерево за окном, и левый глаз маски подмигивает. Сейди, чертенок, надевай ночь и беги.
Сейди вскакивает на ноги и упирается спиной в стену у двери. Одна маска падает, еще одна, слышится стук рассыпающихся по полу бусин. Потом она нащупывает выключатель, и на стенах вспыхивают лампочки.
Когда Лео возвращается, она стоит у окна и наблюдает за детьми, которые, несмотря на позднее время, все еще гуляют по улице. Лицо с маской чертенка под столом.
Лео проскальзывает в комнату.
— Ты не должна была включать свет.
— Темно было.
— Ты не представляешь, что с тобой будет, если он узнает, что ты здесь. Тем более в этой комнате. — Лео обводит взглядом маски на стенах, словно она могла их не заметить.
— Это ты открыл комнату.
— Я не хотел, чтобы тебя увидела Рейни. Ты не должна быть здесь!
— Ты хочешь сказать, я
Лео молчит.
— Почему ты не хотел, чтобы меня увидела Рейни? Разве она не мой друг?
Это был вызов. Лео зашипел, чтобы она говорила не так громко.
— Так друг или нет?
Лео закрыл руками глаза. Рот его скривился, казалось, он плачет.
— Черт. Черт. Черт.
— Лео… — Сейди ждала ответа. Потом взяла за ленточки маску чертенка и протянула ее в сторону Лео. — Скажи, что произойдет, когда я надену это в третий раз?
Он убрал руки от лица и мрачно взглянул на маску. Она вертелась на ленточках, оглядывая обжитые другими масками стены.
— То же самое, что и первые два раза, — сказал Лео.
— А что… — У Сейди перехватило горло, она закашлялась. — Что было первые два раза?
— Ты… мы… ты вела танец. И охоту.
Маска замерла и уставилась вниз на ноги Лео.
— Охота, — отозвалась Сейди. — Медведь. Только медведь был не медведь. Так? Лео?
Лицо Лео постарело, стало жестче, плечи опустились, он прислонился к двери.
— В третий раз не так, как прежде, верно, не так?
— Так же. — Он облизнул губы. — Только потом… не будет никакого потом. Ты не сможешь ее снять. Ты поведешь танец, охоту, и так будет всегда.
— Всегда?
— Пока это не убьет… пока что-то… кто-то…
— Пока кто-то из вас не убьет меня.
— Чтобы освободиться, — прошептал Лео. — Если мы когда-нибудь захотим освободиться.
Они смотрели в глаза друг другу. Немая публика — маски — наблюдала за ними. Сейди опустила руку, чертенок в нетерпении приплясывал на ленточках.
— Почему? — спросила она. — Почему я?
— Потому что ее носила Рейни. — Лео прерывисто вздохнул, прислонился затылком к двери и закрыл глаза. — Рейни носила ее дважды. Нам нравилось это, мы любили танцевать, любили охотиться. Но ты знаешь, как это бывает.
Сейди прикусила губу. Она знала.
— Он тоже это любит. Мистер Неро. Он живет ради этого. Том догадался, что он ждет, когда Рейни наденет это третий раз, и тогда сезон охоты никогда не кончится, а мы… боже!., мы любим это, но ее мы любим больше.
— И тогда вы нашли кого-то на замену. Того, кто вам безразличен, кто будет носить это за нее, за всех вас. — Последние слова Сейди произнесла шепотом.
Лео зажмурился, открыл глаза и встретился с ней взглядом.
— Да, — просто сказал он. — Да.
Рука Сейди дрогнула, и чертенок завертелся вокруг оси.
— Значит, так это и происходит.
— Так и происходит.
Рты на стенах изливали молчание, их молчание заполнило уши Сейди. Сможет ли она после этого слышать, сможет говорить? Что еще осталось сказать?
Это сказал Лео.
— Мы должны были пойти встречать тебя, но я заманил их в кухню. Дай мне две минуты, потом спускайся, только тихо, и уходи. — Он оторвался от двери и взялся за ручку. — Две минуты. Все поняла?
— Но… — отозвалась Сейди, — но…
— Пожалуйста, сделай одолжение. — Глаза Лео сузились, обнажились зубы, ему было трудно сказать это: — Возьми это с собой. Сожги и смой пепел в сточную канаву. Сделай это для меня, сможешь, Сейди?
Сейди прерывисто вздохнула. Ленточки чертенка запутались у нее в пальцах. Его подбородок тыкался ей в ноги.
— Сейди?
— Да.
Лео кивнул и открыл дверь.
— Две минуты, — сказал он и вышел из комнаты.
Вниз по лестнице, за дверь, бегом по улице. Ночной воздух, резкий, холодный. Белая луна плывет в обрывках облаков, детские голоса выкрикивают сезонное предложение. Или это розыгрыш? Сейди бежит, чертенок вращается на ленточках. Она бежит, потому что может бежать, потому что кровь огнем разливается по жилам и ей нужен глоток холодного воздуха. Снова свободна.
Лео! Ей хочется кричать. Рейни! Том!
Свободна!
Через улицу в парк. Детей здесь нет. Темнота окутывает Сейди, она бежит медленнее, переходит на шаг. Останавливается. В какой-то момент она забывает, насколько голодна. У нее кружится голова. Маска чертенка тычется в ноги.
Сожги это и смой пепел в канаву. Прекрасно. Все, что ей надо, — спички, что-то, чтобы поджечь это. А потом…
А потом?
