в составе богословского и философского факультетов. После роспуска Ордена в 1774 г. Мария Терезия санкционировала открытие юридического факультета, а также перестройку богословского, для чего сюда перевели преподавателей и студентов из католической семинарии в Карлсбурге. В 1776 г. вышло распоряжение венского двора об открытии медицинского факультета, куда на первое время был назначен лишь один профессор хирургии и акушерства. После этого казалось, что второй венгерский университет получил свою окончательную полную структуру. Однако после перевода в 1777 г. первого венгерского университета из Трнавы в Буду возобладало представление, что он в одиночку сможет обеспечить образовательные потребности для всего королевства, включая Трансильванию. Соответственно, летом того же года власти отказались от реализации собственного решения об открытии медицинского факультета в Клаузенбурге, а через два года вернули католический богословский факультет обратно в Карлсбург. В результате оставшийся в Клаузенбурге неполный университет из юридического и философского факультетов был понижен Иосифом II в 1784 г. до ранга королевского лицея.[711]
К концу царствования Марии Терезии основными достижениями реформ были перевод всех университетов монархии в русло утилитарного преподавания, готовившего к будущей государственной службе, а также установление строгого контроля за учебным процессом. Однако несмотря на увеличение в 1770-е гг. количества изучаемых наук в сторону более современных, притягательность переживавших в течение двух десятилетий постоянные изменения университетов падала, о чем свидетельствовало неуклонное снижение числа поступающих студентов. Эту тенденцию не преодолел даже допуск в австрийские университеты протестантов в 1778 г. Студенты не хотели подвергаться бесконечным экзаменам. Устали от длительных реформ и профессора. Наконец, к концу 1770-х гг. желание правительства продолжать реорганизацию университетов впервые столкнулось с нехваткой средств и необходимостью экономить (по этой причине Мария Терезия, в частности, отвергла проект Венской Академии наук, оказавшийся слишком затратным). [712]
Воцарение императора Иосифа II ознаменовало новую фазу реформ, в которой вновь появился новый ведущий идеолог. В 1781 г. по указу императора председателем придворной училищной Комиссии был назначен Готфрид ван Свитен – сын Герарда ван Свитена. Уроженец Лейдена, он тем не менее учился в Австрии в терезианской Ritterakademie и считал эту страну своей родиной, а немецкий – родным языком. Дипломат, просветитель, известный своими контактами в литературных и музыкальных кругах Европы, ван Свитен-младший поддерживал длительную переписку с Вольтером, дружил с Моцартом и Гайдном, в частности, написал для последнего текст знаменитой оратории «Сотворение мира». [713]
Университетские преобразования Иосифа II и ван Свитена-младшего во многом логически завершили и даже довели до крайности реализацию изначальных принципов, заложенных сюда еще родителями реформаторов.
Во-первых, были ликвидированы последние остатки автономии, связывавшие облик университета со средневековой корпорацией. Высшие школы в Австрийской монархии целиком и полностью превратились в государственные учреждения. В 1783–1784 гг. указами Иосифа II была упразднена судебная юрисдикция университетов (и так уже ограниченная Марией Терезией), все имущество и фонды университетов были переданы в государственную казну, профессорам запрещалось носить мантии, чтобы даже по внешнему виду они не отличались от других чиновников в государстве.[714]
Во-вторых, до предела усилилась регламентация учебы в университетах. В 1783 г. император предписал, что под страхом штрафа профессор не имеет права отклоняться в лекциях от содержания утвержденного учебника, выпускать что-либо из его программы или, наоборот, добавлять лишнее. По мнению директора юридического факультета в Вене Ф. Й. Хайнке, преподаватель, получающий официальное жалование, «теряет всякую свободу придерживаться той или иной научной системы», но выступает лишь в роли «рупора государства по отношению к его подданным, проходящим обучение».[715] Детально был зафиксирован порядок экзаменов на всех факультетах под контролем директоров, и с 1784 г. на службу разрешалось принимать только тех, кто прошел через такие экзамены, что, соответственно, означало фактический запрет учиться за пределами монархии313. В учебные планы были внесены очередные изменения. В частности, длительность учебы на высших факультетах сокращена с пяти до четырех лет, и в то же время отменены промежуточные степени магистра на философском и бакалавра на высших факультетах, позволявшие части студентов покидать университет, не пройдя полного курса учебы.[716] Таким образом, для всех выпускников осталась единая степень доктора.
В-третьих, была поставлена задача рационального использования средств, выделяемых на университеты, экономии бюджета, которую планировали достичь с помощью сокращения и централизации системы высшего образования. В собственноручной записке Иосифа II от 29 ноября 1781 г., составленной по случаю назначения Готфрида ван Свитена главой училищной Комиссии, император ясно выразил свои взгляды по этому поводу. Он полагал, что университетов в его стране слишком много, и достаточно «в австрийских и богемских землях» ограничиться тремя университетами – в Вене, Праге и «еще одним в Галиции». Остальные университеты следует сократить, оставив в них курсы права и хирургии, но со значительно меньшим количеством профессоров (освободившихся профессоров тогда можно направить в университет в Галиции). Из сохраняемых университетов необходимо удалить «ненужных учителей» (среди них были названы преподаватели иностранных языков), а к подбору профессоров подходить с величайшей тщательностью, стараясь пригласить известных и одаренных ученых, «не обращая внимания на нацию и религию». В преподавании во всем придерживаться существующих учебников, «пока не найдутся лучшие». Наконец, организация начальных и средних школ должна ставить целью обучить читать и писать как можно большее число людей, но из них в средние школы следует принимать уже меньшее количество, в университетах же должны учиться лишь наиболее талантливые юноши.[717]
Эти взгляды императора разделяли австрийские ученые: так, профессор камералистики Венского университета Иосиф фон Зонненфельс еще в 1771 г. произнес речь «О недостатках умножившегося количества университетов».[718] Соответственно, решением императора университеты в Инсбруке, Граце и Брюнне в 1782 г. были преобразованы в лицеи с уменьшением числа профессоров и их жалования (правда, чтобы компенсировать последнее, по предложению училищной Комиссии всем лицеям было сохранено право производить в ученые степени, оставляя себе вносимую кандидатами плату). При закрытии этих университетов Готфрид ван Свитен признал, что они «не в состоянии сами себя поддерживать». Правда, ему удалось отстоять университет во Фрейбурге в Брейсгау, который ван Свитен назвал одним из лучших в Германии и «столь же славным, что и Гёттингенский».[719]
В то же время обозначенная в понижении рангов провинциальных университетов тенденция к централизации и концентрации высшего образования выразилась в новых мерах по улучшению обустройства Венского университета: он получил самое большое и современное в мире здание клинической больницы (1784), анатомический театр (1784), акушерскую клинику (1789).[720] В 1784 г., одновременно с роспуском старой галицийской академии в Замостье, был открыт новый университет во Львове (в составе всех четырех факультетов и с достаточно неплохим подбором профессоров, особенно в области медицины).
Что касается удаления из университетов «ненужных учителей», то это требование императора вступило в противоречие с намерениями многих членов училищной Комиссии развивать преподавание новых современных предметов и «сохранить блеск и ученое изобилие Венского университета», что представлялось им важным и в политическом отношении. Факультетские директоры Венского университета, к которым был направлен вопрос о возможном сокращении преподавателей, отстаивали сохранение всех своих кафедр (было сделано только одно предложение совместить кафедры эстетики и красноречия на философском факультете).[721]
Поэтому, в-четвертых, разворачивавшиеся споры в училищной Комиссии заставили Иосифа II четко провозгласить свою позицию относительно содержания университетского образования в духе
Именно этот принцип был положен в основу содержания новых учебных планов, составленных Готфридом ван Свитеном в 1784—85 гг. Курс философского факультета был оставлен обязательным для всех студентов, ибо именно он, по мнению ван Свитена, служил «образованию сердца и разума», поэтому на его третьем году преподавалась эстетика и изящные искусства как предметы, развивающие вкус к прекрасному и несущие поэтому моральную нагрузку, воспитывающие добродетель. На высших факультетах уменьшение сроков учебы было осуществлено за счет исключения «ненужных предметов», например, на богословском факультете – патристики и полемики. Обучение медицине полностью перестроено в практическом ключе, с приоритетом в пользу хирургии; четвертый год учебы целиком посвящался клинической практике у постели больного. Камеральные науки (благодаря усилиям И. Зонненфельса) перенесли с философского на юридический факультет, признав за ними важную роль в подготовке чиновников. В преподавании каждого предмета следовало вначале показать общие методы и внутренние законы науки, а затем – ее конкретные практические применения.[724]
В связи с полным господством утилитаризма бесполезными в преподавании представлялись мертвые языки (за исключением курса латыни для будущих священников), поскольку, как считал Иосиф II, и на немецком языке, который «в самом деле есть родной язык и язык страны, можно столь же хорошо выписать рецепты в медицине, как и составлять силлогизмы и моральные предложения в философии».[725] 12 июля 1784 г. вышел декрет об использовании немецкого языка как обязательного языка, на котором ведется обучение во всех провинциях монархии. С точки зрения реформ это был важный шаг в унификации и упрощении университетского образования; члены же Комиссии, полагавшие, что латынь имеет преимущество как нейтральный язык преподавания для многонационального населения габсбургских земель, не смогли отстоять свое мнение. Среди всех иностранных языков Иосиф II разрешил оставить в университетах только курс чешского (богемского) языка, знание которого, по его мнению, было полезно для государственной службы.
Определенная «германизация» образования при Иосифе II может ошибочно трактоваться как раннее проявление немецкого национализма, тем более, что ключевое понятие, активно употреблявшееся в этом контексте Готфридом ван Свитеном, звучало как
О том, как понимали «национальное воспитание» в Вене, лучше всего свидетельствует отзыв Готфрида ван Свитена о Гёттингенском университете, который стоит привести подробно: «Гёттингенский университет не имеет никакого отношения к национальному образованию. Университет только по имени, он на самом деле является обучающей Академией наук, которая собрала все отрасли знаний, чтобы очаровывать иностранцев… Кроме банальностей, занятия не имеют между собой никакой связи, никакого предписанного, подчиненного твердому руководству или особому намерению плана, поскольку иностранцы не расположены подчиняться плану чужого правительства… Вся организация представляет собой финансовую спекуляцию как со стороны преподавателей, так и правительства, которое пытается завлечь к себе ученых с большой славой посредством выгоднейших условий, поскольку благодаря таким людям надеется еще больше увеличить приток иностранцев, стремясь жить за их счет, а вовсе не применять их в деле».[728] Напротив, в Австрии задачи «национального воспитания» состоят именно в том, чтобы создать людей, применимых на последующей службе. Это требует ясного плана, поэтому выбор и порядок учебы нельзя предоставлять юношам или воззрениям их родителей, и право на «национальное воспитание» находится только в руках государства, которое не может здесь руководствоваться никакими чужими образцами.
Итак, «самомнение» и «принуждение» в государственном просвещении сверху, столь четко сформулированные выше Готфридом ван Свитеном, – такова главная сущность университетской системы в габсбургских землях, самостоятельно от начала и до конца выстроенной двумя поколениями реформаторов. Ее характерными чертами были полное отсутствие свобод преподавания и обучения, устранение любых элементов корпоративности в университетах, единые утвержденные программы и учебники, обязательное обучение всех студентов на философском факультете как подготовительном, регулярные экзамены, завершающиеся по окончании курса присвоением степени доктора, нацеленность учебы на подготовку к последующей практической деятельности на службе у государства. Эти черты, в целом, отвечали облику «модернизированного» немецкого университета и даже по некоторым параметрам
