Сначала он отправился не в Псков, как можно было бы предположить, а на Финский залив, где, если верить немецким хроникам, его войско занималось, кроме войны с рыцарями, более насущной проблемой – грабило и насиловало чудь. И вот в этом походе Александр вдруг вспомнил, что в Пскове тоже немцы, и пошел выбивать их оттуда, а потом, отправив пленных в Новгород, направился в Ливонию, где занялся точно тем же, чем занимался в чудской земле, то есть грабежом. И посреди этого разбойного княжеского гуляния по Ливонии его настигло известие о высланном для борьбы с живодером рыцарском отряде. Его-то он и разбил где-то на берегу Чудского озера – не то у Вороньего камня, не то у Вороньего острова, точных координат места до сих пор никто не знает, ищут.
«Еще зима продолжалась тогда в апреле месяце, – пишет Карамзин, – и войско могло безопасно действовать на твердом льду. Немцы острою колонною врезались в наши ряды; но мужественный Князь, ударив на неприятелей сбоку, замешал их; сломил, истреблял Немцев и гнал Чудь до самого темного вечера. 400 Рыцарей пали от наших мечей; пятьдесят были взяты в плен, и в том числе один, который в надменности своей хотел пленить самого Александра; тела Чуди лежали на семи верстах.
Изумленный сим бедствием, магистр Ордена с трепетом ожидал Александра под стенами Риги и спешил отправить посольство в Данию, моля Короля спасти Рижскую Богоматерь от
Счастливый делом своим и радостию общею, сей добрый Князь пролил слезы и с чувствительностию сказал гражданам: «О Псковитяне! Если забудете Александра; если самые отдаленные потомки мои не найдут у вас верного пристанища в злополучии: то вы будете примером неблагодарности!»
Новогородцы радовались не менее Псковитян, и скоро послы Ордена заключили с ним мир, разменялись пленными и возвратили псковских аманатов, отказавшись не только от Луги и Водской области, но уступив Александру и знатную часть Летгаллии».
Тут трудно поверить многому – и в конец апреля со льдом на озере (5 апреля – это по старому стилю, да еще приплюсуйте корректировку на XIII век, и уж если монголы боялись распутицы в конце февраля, то распутица в апреле должна была идти полным ходом), и в 400 убитых рыцарей, и в то, что они зачем-то бежали по льду, и в слова самого Александра с его непомерной гордыней.
Скорее уж можно поверить, что с немцами справился сторожевой отряд князя Андрея (именно для этого он и был посажен в засаду). Но Андрею никакой славы не досталось, а почему – станет ясно позднее. Зато Александру с удовольствием приписывали еще много деяний. Он и Литву разбил чудесным образом спустя еще год (с этим не справился Ярослав) семь раз за один день, и стал побратимом сына Батыя Сартака… И кроток был, и к власти не рвался, то есть чудесным был князем, каких в его время и не существовало вовсе.
Но Александр все же существовал на периферии Руси, а Русь была там, где стольный город Владимир. Ярослав добился этого Владимира (правда, Киев теперь был не Ярославов, ну да что о нем – он разрушен, нет Киева). Карамзин ставил Ярославу в заслугу, что тот спас отечество от разорения. Но он нигде не говорит, что не спас от рабства. Напротив: «Ослушание казалось Ярославу неблагоразумием в тогдашних обстоятельствах России, изнуренной, безлюдной, полной развалин и гробов: презирая собственную личную опасность, Великий Князь отправился со многими Боярами в стан Батыев, а сына своего, юного Константина, послал в Татарию к Великому Хану Октаю, который в сие время, празднуя блестящие завоевания Моголов в Китае и в Европе, угощал всех старейшин народа. Никогда, по сказанию Историка Татарского, мир не видал праздника столь роскошного, ибо число гостей было несметно.
Батый принял Ярослава с уважением и назвал главою всех Князей Российских, отдав ему Киев (откуда Михаил уехал в Чернигов). Так Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров. Поступок Ярослава служил примером для Удельных Князей Суздальских: Владимир Константинович, юный Борис Василькович, Василий Всеволодович (внук Константинов) также
Это сказано спокойно, трезво, без восхваления – но умный поймет. Вторая поездка Ярослава по тому же вопросу в Орду оказалась для него последней: князя отравили, несмотря на то, что он старательно исполнял свои функции. Карамзин в отравление не верил. О монголах он был странного мнения: яд – оружие слабых, говорил он, если бы хотели убить, убили бы мечом. Мы знаем, что отравление было излюбленным способом в Орде лишить человека жизни. И слабость или сила тут ни при чем. А вызвать опасение у новых хозяев можно было легко – и открытым протестом, и неурядицами в своей земле, и оговором, и просто тем, что конкретный князь слишком усилился.
Позиция в Орде относительно местных князей была проста: держать в страхе и неуверенности в будущем. Монголы были хорошо осведомлены о поступках местных князей. Стоило Михаилу поехать к королю Беле на предмет договора об избавлении от ига, как его тут же по возвращении затребовали в Орду, где затоптали насмерть перед толпой перепуганных русских бояр. Такие рассказы, привозимые очевидцами из Орды, вряд ли внушали мир и покой тем, кто вынужден был туда ехать.
В одно примерно время с Ярославом в Орду призвали и Данилу Галицкого. Он считался киевским князем и должен был держать ответ за всю южную Русь. Данила съездил, и довольно успешно. Батый показывал, как рад его приезду, поил кумысом и вином, всячески демонстрируя, какую оказывает честь. Бедняга Даниил, вернувшись из Орды, только и мог сказать: «Злее злого честь татарская». Он решил бороться с монголами до конца. Отстроенные им городки внушали надежду. Венгерский Бела даже стал заискивать перед князем, искать с ним союза против монголов, на что, наверно, Даниилу приходилось только горько усмехаться – раньше бы на десяток лет…
Папа неожиданно тоже оценил упорство Данилы, венчал его на киевское княжение латинской короной и нарек королем Руси. Правда, для этого Данилу пришлось принять католичество. Он надеялся, что, как король и католик, может рассчитывать на военную помощь. Рыцари, добывающие гроб Господен, вполне могли с тем же успехом добывать славу, уничтожая монголов!
Но Данила не понимал папской политики. Войско он не получил. Тогда, сняв корону и вернувшись в православие, он снова стал простым великим князем. Но такое признание испугало ханов в Орде. На южную Русь было отправлено новое войско. Причина имелась: уплата дани была проблематичной. Посланное войско не то что дани не получило, но и вовсе было разбито.
Это переполнило чашу терпения. В Галицию послали очень сильный, хотя и ограниченный контингент. Первые же стычки показали, что каратели будут беспощадны. Города не подвели Данилу, они выдерживали натиск. Но его предупредили, что любое сопротивление приведет к тактике выжженной земли. Данилу поставили перед выбором: либо он сносит своими руками все укрепления, либо Галиции больше не будет.
Данила не хотел рисковать своей землей и жизнями людей. Он срыл укрепления. Дань стала идти исправно. Но вскоре после этого он слег и больше не вставал. Такого позора, в отличие от Ярослава, он пережить не смог.
А на северо-востоке после смерти Ярослава встал вопрос, кто из князей получит ярлык на великое владимирское княжение. Сначала этой чести удостоился Святослав, последний из Всеволодичей. Но Батый желал видеть в Орде Александра Ярославича. Тот, как мог, оттягивал эту поездку. Он хорошо понимал, чем она может обернуться, и только неоднократные напоминания из Орды заставили его решиться. Поехал он вместе с Андреем. В их отсутствие младший Ярославич, Михаил по прозванию Храбрый, сидевший в крошечном московском уделе, выгнал Святослава со стола и сам попробовал там утвердиться, но вскоре погиб в одной из стычек с литовцами.
Между тем Александр удостоился в Орде всяческих похвал и вернулся на родину с ярлыком. Дядя Святослав, только-только вознадеявшийся, что все уладилось, был ошеломлен. Он пробовал ездить к Сартаку (сменившему Батыя) и требовать возвращения ярлыка, но справедливость для него не восторжествовала. Великим князем считался Александр.
Князь исправно выполнял требования Орды. Он провел, как и его отец, перепись населения, чтобы было легче обложить его налогами, всячески защищал сборщиков дани баксаков, которых народ люто ненавидел, и если в государстве кто-то выказывал неповиновение – уничтожал очаг инакомыслия.
Его брат Андрей, женатый на дочке Данилы Галицкого, был совсем другим человеком. Пылкий и отважный, он не желал помогать монголам и мечтал их истребить. Так что, когда в его княжество пришли баскаки, дани он не дал. А поняв, что как князь ничего сделать не сможет, никого не защитит, он бежал сначала в Новгород (горожане его не приняли), затем в Псков (город его с радостью взял). Посланная следом неврюева рать зверствовала на оставленных князем землях. Его искали, пытались схватить, но не достали.
Карамзин об этом не упоминает, но в 1252 году ярлык на великое княжение получил не Александр, а Андрей. Пример непослушания Данилы Галицкого был для него, вероятно, образцом поведения честного человека. Из Пскова (ордынцы пообещали, что город сотрут с лица земли) он вместе с семьей отправился в Швецию, переждать бурю. Александр же получил ярлык и торжественно въехал во Владимир. В Новгороде вместо себя он посадил сына Василия.
В 1257 году Александру снова пришлось ехать на утверждение в должности: место Сартака в Орде занял Берке, который в отличие от своего предшественника был мусульманином. Но и при Берке Александр получил ярлык. Практически одновременно с возвращением из Орды началась перепись в Суздали, Рязани, Муроме. Хозяева требовали, чтобы данью был обложен и Новгород. Александр не сопротивлялся, напротив, он, в другой раз вернувшись из Орды, убеждал новгородцев смириться, дать себя переписать и платить. Новгородцы возражали. Когда о повиновении заговорил Посадник, народ растерзал его на части. Но самих ордынцев не тронули. Наградив дарами, их поскорее выпроводили из города. Против выступил и сын Александра Василий. Он отказался от новгородского стола и перебрался в Псков.
«Великий Князь, негодуя на ослушного сына, – пишет Карамзин, – велел схватить его во Пскове и под стражею отвезти в Суздальскую землю; а Бояр, наставников Василиевых, казнил без милосердия. Некоторые были ослеплены, другим обрезали нос: казнь жестокая; но современники признавали ее справедливою, и самый народ считал их виновными, ибо они возмутили сына против отца: столь власть родительская казалась священною!»
Князь с трепетом ожидал известий из Орды. И дождался: на город шла рать, посланная покарать за неповиновение. Услышав о войске, новгородцы согласились переписаться и платить эту чертову дань. Александр был доволен. Он тут же сообщил монголам, что граждане изъявили добрую волю.
«Чиновники их, Беркай и Касачик, с женами и со многими товарищами явились на берегах Волхова для переписи людей, – рассказывает историк, – и начали было уже собирать дань в окрестностях столицы, но столь наглым и для бедных утеснительным образом, что граждане, сведав о том, вдруг переменили мысли.
Сделалось волнение: чиновники Могольские требовали стражи для своей безопасности. Александр приставил к ним Посадникова сына и Боярских детей, чтобы они днем и ночью стерегли их домы. Мятеж не утихал. Бояре советовали народу исполнить волю Княжескую, а народ не хотел слышать о дани и собирался вокруг Софийской церкви, желая умереть за честь и свободу, ибо разнесся слух, что Татары и сообщники их намерены с двух сторон ударить на город.
Наконец Александр прибегнул к последнему средству: выехал из дворца с Могольскими чиновниками, объявив, что он предает мятежных граждан гневу Хана и несчастной судьбе их, навсегда расстается с ними и едет в Владимир.
Народ поколебался: Бояре воспользовались сим расположением, чтобы склонить его упорную выю под ненавистное ему иго, действуя, как говорит летописец, согласно с своими личными выгодами. Дань поголовная, требуемая Моголами, угнетала скудных, а не богатых людей, будучи для всех равная; бедствие же войны отчаянной страшило последних гораздо более, нежели первых. И так народ покорился, с условием, кажется, не иметь дела с Баскаками и доставлять определенное количество серебра прямо в Орду или чрез Великих Князей.
Моголы ездили из улицы в улицу, переписывая домы; безмолвие и скорбь царствовали в городе. Бояре еще могли утешаться своею знатностию и роскошным избытком: добрые, простые граждане, утратив народную честь, лишились своего лучшего достояния. – Вельможи Татарские, распорядив налоги, удалились».
Распорядившись судьбой Новгорода, Александр отбыл во Владимир, а в Новгороде посадил другого сына, послушного Дмитрия. Что же касается переписи и мер для устройства власти, то одновременно с переписью начались особые ухаживания ордынских владык за православной церковью. Церковь, как и князей, тоже нужно было поставить в правильное русло. Эти два института – княжеский и церковный – должны были блюсти порядок и укрощать дерзкие мысли народа. С чем, признаем, эти институты благополучно и справлялись на протяжении всего периода ига.
Сам Александр после назначения новгородской дани прожил совсем недолго. В 1263 году он заболел по дороге из Орды и умер. По поводу его смерти имеются разные мнения. Некоторые считают, что он был отравлен, как и его отец. Карамзин думал, что князь и так уже был немолод, слаб здоровьем и смерть его происходила от естественных причин.
После Александра великим князем был назначен младший брат Ярослава Василий Костромской. Кроме Владимира, великий князь алкал еще и Новгорода. Такой аппетитный кусок было грешно упускать. Но на Новгород имел свои виды сын Невского Дмитрий. Сами новгородцы сговорили себе Дмитрия.
Да не тут-то было. Василий не думал сдаваться. На подмогу ему пришел Святослав Ярославич и начал опустошать новгородские волости по Волге. Новгородцам, конечно, хотелось
