повесть для сугубо младшего возраста — «Первые шажки». Мало времени. Много поэтической и прозаической почты. Письма читателей, встречи, поездки. Авторам приходится отказывать. Всем! Вовсе товарищи не хотят работать как следует. В издательстве дела идут хорошо. После семи переработок повесть приняли, спустя несколько лет напечатали в сокращенном варианте.
Вызов пришел. Ехать опять надо. Приглашают учиться на курсах молодых литераторов второго поколения. Трехгодичные. Согласился. После курсов, говорят, есть перспектива. Влез в долги, сбрил бороду, отвел младшего в пятый класс, старший вернулся из армии. Жена подала на развод.
После трех лет обучения вернулся домой. Накопилось много работы в газете, в школах, училищах, издательстве и объединении. Встречи, поездки; писать нет времени.
Ага! Новый, но уважаемый журнал предлагает поделиться опытом с начинающими молодыми писателями. Согласился. Способствует. Чувствую — способствует! Набросал тезисы. Главная тема — все очень мало работают. Думаю, получится увлекательно и интересно, содержательно и актуально. Что-что, а опыт-то у меня теперь ого-го! В качестве материала для статьи использую свой дневник».
Примечание публикатора: по соображениям стиля, даты в дневнике старого молодого писателя опущены.
Валерий Козловский
— Балдырин! — услышал я над собой резкий голос начальника. — Балдырин, положи паяльник на место!
Я поднял голову и увидел перед собой его разгневанное лицо.
— Тебе кто дал паяльник? Чего молчишь? Ну?
«Сказать? — думаю про себя. — Подведу Тимофея, вдруг премии лишит? Никогда! Я и так уже наделал ему неприятностей поверх головы: неделю назад сжег его новый прибор, над которым он бился два года. Тимофей меня успокоил: через полгода исправит».
Я оглянулся по сторонам. Что делать? В испуге отводят от меня глаза ребята, сидящие за своими столами. «Боитесь, — думаю, — зря. Балдырин не выдаст».
— В коридоре нашел! — говорю.
— Где, где? — переспрашивает начальник.
— В коридоре! — бодро выпаливаю я и гордо смотрю по сторонам.
В комнате раздался вздох облегчения.
— Ты вот что, Балдырин, зайдешь ко мне после обеда, а паяльник дай мне. Я его обратно в коридор отнесу.
После обеда захожу к начальнику. Смотрю, улыбается. Я удивляюсь.
— Садись!
Сажусь. Начальник думает. Потом говорит:
— Ты арифметику знаешь?
Молчу.
— Ну так вот, считай. Пришел ты к нам год назад. Через неделю сжег генератор и уже тогда я понял — далеко пойдешь! Через месяц горит осциллограф, а там… С тех пор нет и месяца, чтобы ты что-нибудь не вывел из строя. Тут я и прикинул: получаешь ты сто двадцать?
— Нет, — возражаю, — сто десять.
— Извини, я думал, что тебе прибавили. Работаешь год?
— Нет. Полгода, — отвечаю.
— А мне казалось год! Ну да понятно, столько сжечь! Так вот, я подсчитал: сжег ты, не считая прибора Тимофеева, на десять тысяч рублей. Мелочь считать не будем. А что будет дальше — и представить не могу. Вот я и думаю, если будем мы тебе в месяц сто пятьдесят платить, в год это будет нам восемь тысяч рублей дохода, а на работу ты ходить не будешь!
— Как это? — испугался я. — Не имеете права. Я — молодой специалист!
— А так, — отвечает он. — Поступай в аспирантуру. Целевую. Будем тебе сто пятьдесят платить, но с условием — защитишься, иди куда угодно, только не к нам!
Теперь я в аспирантуре. Мой шеф — симпатичный профессор, добрейший человек. Вчера я электронный микроскоп сжег, так он мне слова не сказал. Закрылся у себя часа на два. А потом вызвал к себе и предлагает досрочную защиту.
— Ночи спать не буду, — говорит, а сам плачет, — но к Новому году будешь кандидатом.
Мне понравилось.
— А что надо для этого сделать? — спрашиваю.
— Ничего! — закричал профессор. — Чтобы я твоей ноги здесь больше не видел. Явишься только на защиту.
Ну, я его поблагодарил и побежал в цирк. У меня как раз билет пропадал.
Виталий Костромин
В кабинет начальника цеха Фигусова с разбегу влетает токарь Чемарданов (для смелости разбежался).
— До каких пор! — закричал он. — У нас будут заниматься обдолбаловкой?!
Фигусов вздернул брови.
— Это что за?..
— До каких пор! — перебил его токарь Чемарданов (действовала инерция разбега). — Народ возмущается! Вопрос давно назрел!..
Дзи-и-нь!.. — раздалось на столе.
Фигусов вернул брови на место и взял телефонную трубку:
— Да. Да?.. Понятно… У-у-у… Конечно… А как же… Пока-пока, — и, закончив, любезно предложил: —
