– Это невероятно, – так же тихо сказала Катя. – Все деньги в деле.
– Но они меня убьют. Или заставят убивать.
– Деньги в деле, – повторила Катя. – И если вытащить их из дела, надо закрываться.
– Или дело, или я, – сказал Костя.
– Даже если я сегодня закроюсь, деньги придут через полгода. Ты странный…
Катя с раздражением смотрела на Костю. Издательство – это ее детище, духовный ребенок. А Костя – это ее мужчина. Ребенок главнее мужчины. Мужчину можно поменять в крайнем случае. А издательство, если его приостановить, – его тут же обойдут, сомнут, затопчут. Упасть легко, а вот подняться… Костя требовал невозможного.
– У тебя что, больше негде взять? – спросила Катя.
– Вас к телефону! – крикнула Анечка.
Катя с облегчением отошла. Взяла трубку. Голос ее был тихим. Когда Катя расстраивалась, у нее голос садился на связки.
Косой оптовик смотрел на Катю, чуть отвернув голову, – так, чтобы было удобно обоим глазам.
Катя отвернулась к окну, чтобы не видеть Костю, а заодно косого оптовика. Для нее они были равновелики. Тот и другой хотели денег, и вообще все мужчины мира хотели одного: денег, денег и опять денег, как будто в мире больше ничего не существует. И как будто их неоткуда выгрести, кроме как из Кати. Бухгалтерша Вера что-то тыркала в компьютере. Нужен был сильный бухгалтер – мужик. Но мужики больше воруют. И все в конечном счете снова упирается в деньги…
Костя смотрел в Катину спину. От спины шла радиация ненависти. Костя поднялся и вышел. Ему было жаль Катю. Ей была нужна поддержка, а какая из Кости поддержка…
О том, что она отдала его под пулю, Костя не думал. Ну отдала и отдала…
У каждого человека свои приоритеты. У жены – сын Вадик. У Сильвы – муж Миша. У Кати – издательство «Стрелец». А у Кости – собственная жизнь, никому не нужная, кроме него самого.
Костя взял такси и поехал на дачу.
Лес вдоль дороги был местами вырублен, торчали отдельные дома и целые поселки. Люди строились, как грачи. Вили гнезда. При советской власти это запрещалось. Живи где скажем и как разрешим. После падения социализма из человека вырвался основополагающий инстинкт, как песня из жаворонка. И эти дома – как застывшие трели.
Все дома напоминали партийные санатории из красного кирпича. Мечта коммуниста. Представление «совка» о прекрасном.
Костя поставил бы себе деревянный сруб из вековых архангельских сосен. Внутри он не стал бы обшивать вагонкой, а так и оставил бы полукруглые бока бревен, с паклей между ними. Это был бы натуральный дом, как у старообрядцев. Со ставнями.
Хотя какие ставни, какая пакля… Ему придется все срочно продавать, включая свою душу. Завтра явится Мефистофель в норковой шапке, и – здравствуй, нищета…
Вечером постучали.
«Он же завтра собирался», – подумал Костя и пошел отпирать. Открыл дверь без страха. Зачем Снаряду убивать его, не взяв деньги? Какая польза от трупа?
В дверях стоял Александр и держал в руках голубой пакет, на котором было написано: «Седьмой континент».
«Выпить, что ли, приехал…» – не понял Костя.
– Проходите, – пригласил Костя.
– Я ненадолго, – предупредил Александр, шагнув через порог. Снял шапку. Лысина была смуглой, Александр успел где-то загореть. Может быть, в Монтрё.
– Вот. – Александр протянул пакет. – Здесь ваша доля в издательстве. И сто тысяч, которые вы одолжили моей жене. Можете пересчитать.
Костя не принял пакета. Александр положил его на подоконник.
– Больше мы вам ничего не должны. И вы нам тоже ничего не должны. Ясно?
– В общих чертах, – сказал Костя. При этом он успел понять: Александр вовсе не какашка, и тем более не сладкая. И сегодняшнее время – это его время.
– Надеюсь, мы поняли друг друга… Честь имею.
Александр повернулся и пошел.
Костя стоял на месте как истукан. Ноги завязли, как во сне, когда хочешь бежать, но не можешь. Но это был не сон. Костя очнулся от оцепенения и рванул вперед. Догнал Александра возле калитки. Он хотел спросить: Александр сам приехал или его послала Катя. Чья это идея?
За забором стояла машина. В ней сидела Катя. Увидев Костю, она опустила стекло.
– Привет, – сказал Костя растерянно.
– Привет, – отозвалась Катя и включила зажигание.
Александр сел в машину и крепко хлопнул дверью. Этот хлопок прозвучал как выстрел.
Машина фыркнула и ушла. Вот и все.
Костя вышел на дорогу. Снегу навалило столько, что еловые ветки гнулись под тяжестью. Красота – как в берендеевом лесу. Серьга месяца, промытые хрустальные звезды. Природа по-пушкински равнодушна, и вообще равнодушна к человеческим страстям. Вот и все. Красота и пустота.
Прошла кошка с черным пятном на носу. В конце улицы стояла затрапезная машина.
Костя вернулся в дом и ссыпал все деньги на стол: из пакета «Мальборо» и из пакета «Седьмой континент». Все пачки были одинаково перетянуты желтыми и розовыми резинками. Бандиты и бизнесмены одинаково пакуют деньги. Значит, бизнесмены – тоже немножечко бандиты. И наоборот. Бандиты – тоже в какой-то мере бизнесмены.
Значит, миром правят ловкие, оборотистые, рисковые. А такие, как Костя – нормальные обыватели, не хватающие звезд с неба, не выходящие из ряда вон, – должны довольствоваться тем, что остается от пирога. А от пирога ничего не остается. Даже крошек.
А Костя, между прочим, тоже нужен для чего-то. Иначе его не было бы в природе. Что же получается? Костя – лишний человек. Как Онегин в свое время. Но у Онегина было состояние. Он его проедал и мучился дурью. Бездельник, в сущности. Стрелец. Итак, Костя – лишний человек постсоциализма на рубеже веков.
Деньги валялись на столе. Говорят, деньги не пахнут. А они пахли чем-то лежалым. Тошнотворный запах. Костя открыл окно. Сел за стол и задумался, бессмысленно глядя на раскиданные пачки. Завтра он их отдаст. И с чем останется? Кати – нет. Любви – нет. Работы – нет. И себя – тоже нет.
Что же есть? Долг в размере ста семидесяти тысяч. Дачу придется продать. Этого не хватит. Снаряд включит счетчик – десять процентов каждый месяц. Вот тогда Костя покрутится, как собака за собственным хвостом.
Но с какой стати? Эта мысль ударила как молния и все осветила. А почему надо отдавать дачу и деньги? А потом еще крутиться в бесючке страха. Разве не проще оставить все себе, перевести деньги под Сан-Франциско, как это сделала незнакомая красавица Сморода? К Александру он обращаться не будет… хотя почему бы и не обратиться. Александр будет только счастлив отправить Костю за океан…
Перевести деньги на счет старухиного сына. Потом самому уехать к деньгам. Взять в аренду дом – там принято жить в аренду, – вызвать жену, сына и тещу. Никогда хорошо не жили, почему бы и не начать… В их распоряжении весь глобус. Не понравится в Америке, можно переехать в Европу. Или на Кубу, например. Там круглый год лето. Можно танцевать вальс по всей планете.
Костя крепко запер дачу на все замки. Неизвестно, когда он в нее вернется. Но вернется обязательно.
За два года дача столько видела и слышала… Она слышала любовные стоны, треск березовых чурок в камине, бормотание телевизора, дыхание во сне, журчание воды, да мало ли чего… Она видела отсветы пожара, Катю – босую на снегу и даже молодого бандита в норковой шапке. Хотя вряд ли она его запомнила…
Через три часа Костя вышел от старухи. В кармане лежали реквизиты, написанные по-английски. Все очень просто: адрес банка, код и номер счета. И фамилия Петров, написанная по-английски, на конце две буквы «ф». Петрофф.
Костя остановил такси. Шофер медленно тронулся: движение было перегруженным.
Костя хотел было задать свой вопрос про деньги, но передумал. Зачем? Он и так знал, что с ними делать.
Вдруг Костя обратил внимание на белую «Ниву», которая медленно шла за ними. Машина была грязная, затрапезная, где-то он ее видел… Но мало ли белых «Нив»… Они сейчас подешевели, население охотно их покупает. Однако внутри Кости все напряглось и натянулось.
Такси свернуло на Бережковскую набережную. Здесь все началось и кончится тоже здесь.
Белая «Нива» обошла его справа. В ней сидели двое: Снаряд и еще один. Значит, они его пасли. Они предусмотрели то обстоятельство, что Костя захочет удрать с деньгами.
Костя не испытал никакой паники. Неожиданная ясность опустилась на его голову.
«Бежать, – сказала ясность. – Уносить ноги».
Костя выскочил из машины и побежал. Всю имеющуюся в нем энергию он сосредоточил на движении и развил такую скорость, будто им выстрелили. Случайные прохожие шарахались в сторону, боясь столкнуться с массой, помноженной на ускорение.
Что-то мешало движению… Сумка на боку. На такой скорости тело должно быть обтекаемым, как ракета, которая идет через плотные слои атмосферы. А сумка тормозила, гасила скорость.
Надо ее скинуть, но по-умному. Не выкинуть, а скинуть.
Впереди темнела раскрытая машина. Согбенный мужик качал колесо. Костя метнул сумку в машину и пролетел мимо. Мужик ничего не понял и не отвлекся. Продолжал качать колесо. Мало ли кто бегает по молодости лет…
Это не было похоже на сон. Во сне Костю охватывал ужас, когда все цепенеет и залипает. А здесь – включилась четкая программа самосохранения. Она гнала вперед и отдавала мозгу приказы: вперед, вправо, снова вперед, прячься… Костя увидел перед собой темное парадное. Заскочил в него, взбежал на второй этаж. На втором этаже он влез на подоконник и прыгнул вниз. Суставы спружинили. Он оказался на параллельной улице.
Время было выиграно. Снаряд и еще один стояли, должно быть, во дворе и растерянно крутили головами. Куда подевался?
Костя влился в толпу пешеходов. Толпа приняла его, растворила.
Костя шел – уникальный и неповторимый среди таких же уникальных и неповторимых. Свой среди своих. Он испытывал легкость в теле, как космонавт после перегрузок. Он был одновременно – и корабль, и космонавт.
А под ним Земля кружилась вокруг своей оси, медленно и ритмично, совершала свой вечный вальс. Очень может быть, что Большой взрыв случился в декабре. И земля тоже родилась под созвездием Стрельца.
Навстречу свободной походкой шел Азнавур. «Спокойно», – приказал себе Костя, не изменил ни лица, ни маршрута. Шел как шел. Когда поравнялись, услышал французскую речь. Это на самом деле был Азнавур. В России шли его гастроли.
