Санька напомнил:
— А как же сказка, дядя Серёжа?
— Про Зелёную Кольчугу не слыхал? — не оборачиваясь, спросил дядя Серёжа. — Нет? Ну, тогда слушайте. Жил в одном старинном немецком городке бедный рыцарь Ганс. До того он был беден, что под доспехами у него одно только бельё и было, так что после турниров он и латы снять не мог, а другие щеголяли в роскошных одеждах…
История о бедном, но благородном рыцаре, который вступил в борьбу с хитрым и жестоким рыцарем Зелёная Кольчуга, была удивительной. Малыши раскрыли рты. Я старался вспомнить, из какой это книги. Я испытывал что-то вроде ревности. До сих пор братцы слушали только меня, а тут я вроде отодвинулся.
Однако постепенно я сам увлёкся рассказом, и меня не на шутку стала тревожить судьба Ганса. Смелого и отважного рыцаря могла погубить доверчивость, с которой он шёл в сети хитрой Зелёной Кольчуги. Братцы боялись проронить хоть слово и очень волновались за Ганса. Я тревожился меньше, так как знал, что во всех сказках добро побеждает зло и, следовательно, Гансу нечего опасаться. Но и мне было интересно.
Когда сказка окончилась и Ганс остался победителем, мы вернулись в каюту, и я спросил у дяди Серёжи, где это он вычитал.
— Да когда-то в детстве читал, запомнилось вот.
— Дядя Серёжа, а вы кем были? — спросил Санька.
— В шахте работал…
Потом он заговорил с Наткой о том, как лучше вышивать, гладью или крестиком, и показал вышивку своей старшей дочери. Мне всё хотелось спросить, где он сейчас работает, но как-то не удавалось. У меня было странное ощущение, что ему неприятен этот разговор, и я так и не спросил.
Лёня проснулся и запросил пить. Я велел Саньке принести воды. Но он заныл и потребовал, чтобы я пошёл с ним.
— Сказано, значит, иди! — сердито буркнул я, прислушиваясь к разговору дяди Серёжи с Наткой.
Санька надулся, отошёл, тогда дядя Серёжа взял его за руку и направился с ним к двери. За ними сейчас же увязался Женька. И мне захотелось пройтись с ними. Шахтёр с весёлым любопытством глянул на меня, но ничего не сказал. Когда мы проходили мимо машинного отделения, Санька спросил:
— Миш, а как эта машина работает?
— Паром, — не задумываясь, сказал я. — Пароход движется паром, понимаешь? Там внутри есть такой… ну, как бы тебе объяснить, котёл, ну, и пароход движется.
— Я сам знаю, что пароход паром работает, — недовольно протянул Санька. — А как он движется?
Я припомнил всё, что мы учили по физике о паровых машинах. Система, в общем, несложная, но как растолковать её Саньке!
— Да ты всё равно ничего не поймёшь, — успокоил я его. — И нечего тебе раньше времени соваться в это дело.
— Да-а, — обиделся Санька, — всегда ты так…
— Постой, Санёк, не горячись, — сказал дядя Серёжа. — Давай-ка подойдём поближе. Видишь вон ту штуку? Это поршень. Гляди, как он ходит взад-вперёд. А вот ту штуку примечаешь?
— Угу…
— Ну, это коленчатый вал…
— А то колесо зачем? — вдруг подал голос Женька.
Дядя Серёжа объяснил и про колесо. Неожиданно в Женьке вспыхнул интерес к пароходной машине, и он стал задавать вопрос за вопросом. Дядя Серёжа с увлечением объяснял. Я слушал и удивлялся его способности заинтересовать своим рассказом. Братцам всё было понятно. Но тут я вспомнил про воду и поторопил всех. В каюте дядя Серёжа достал из чемодана какую-то цветную книжку.
— Вот тут всё понятно, — сказал он, — хотя это не про пароход, а про паровоз.
Братцы тотчас уткнулись в эту книжку, то и дело расспрашивая дядю Серёжу. И так было весь день. С той самой минуты, когда дядя Серёжа появился в нашей каюте, и до позднего вечера у нас царило спокойно-оживлённое настроение. Раза три мы все усаживались к столу. Дядя Серёжа брал Ленчика к себе на руки, кормил его, посмеивался над нашими разнокалиберными припасами, нанесёнными сердобольными пассажирами, угощал вкуснейшими домашними пирожками с капустой.
А под вечер дядя Серёжа взял Ленчика на руки и предложил нам прогуляться на сон грядущий. Мы с радостью отправились на вечернюю прогулку. С дядей Серёжей проводница беспрепятственно пропустила нас на верхнюю палубу.
Пароход выходил из просторов Цимлянского моря в Дон. Река поразила меня своим великолепием. Был тот час, когда на небе вспыхивает и загорается вечерняя зорька. И зеркальная вода Дона отражала всё: и прибрежную зелень густых кустарников, и белоснежные пушистые облака, и яркий, густо расплывшийся огонь заката. Лишь кое-где рябилась вода, всё там дрожало, переливалось причудливыми бликами.
Вот кончились кустарники, открылась степь. На пригорке — рыбачья избушка, дымок у костра, сети на шестах. Где-то вдали чернеет лес. И всё необыкновенно мягко, спокойно. Пароход деликатно шумит винтом. Пенистая вода, вырываясь из-под винта, как бы извиняется за то, что нарушает эту величавую тишину.
А вот изгиб, река круто поворачивает. Вдали деревушка. Мигают огоньки. Небо начинает темнеть, а с запада медленно разливается последним всплеском огненная краска заката. В густо-розовой пене плавают розовые облака.
Натка подошла, прижалась ко мне, почему-то шепнула:
— Помнишь Никитина «Утро»? «По зеркальной воде, по кустам лозняка от зари алый свет разливается…» Как сейчас, хотя и вечер…
В таком лирическом настроении я свою боевую сестру видел впервые, но было это почему-то приятно. Река снова делала поворот. И Натка сказала:
— Наверное, вот на этих поворотах разбойники сидели в засадах. Удобно. А может, Степан Разин здесь был…
Мы ещё долго стояли, опираясь на поручни, и смотрели на реку. Да, это был странный день, тревожный, но хороший. И только всё время где-то в глубине души покалывала тревога: где же мама, что с ней?
9. Спасибо вам, люди!
Я вернулся в каюту позже всех. Мальчики в Натка уже спали. Дядя Серёжа сидел у столика и задумчиво барабанил пальцами. Я сел рядом.
— Слыхал про такой городок Шахты? — неожиданно спросил он.
Я пожал плечами. Слыхать слыхал, но не больше.
— Это в Донбассе. Я когда-то там работал…
— А сейчас разве не работаете?
— Сейчас?! — Дядя Серёжа тяжело вздохнул. — Сейчас я, брат, не работаю… — И он горько усмехнулся и снова забарабанил пальцами. Но, видимо, он не мог не продолжать. — Обвал в шахте случился. Засыпало нас, не так чтобы уж очень, но всё-таки… Главная беда — глаза углем запорошило. По
