— Как это вымокли до нитки? Почему?
— Да очень просто! Под дождем! — рявкнул я. — Что в этом удивительного?
— Под каким дождем? — изумленно спросила Пэтси.
— Бросьте дурачиться. Под тем самым дождем, который льет весь день. Он и сейчас хлещет.
— Мне кажется, вы сошли с ума, — испуганно сказала Пэтси. — Сегодня ясный, совершенно безоблачный день, и солнце светит с самого утра.
— Здесь в городе?
— Конечно.
— И вы видите безоблачное небо из окна своей квартиры?
— Да, разумеется.
— Солнце светило весь день на Тридцать седьмой и на Пятой?
— На какой это Тридцать седьмой и Пятой?
— На тех самых, что пересекаются у старого здания Тиффани, — сказал я раздраженно. — Вы ведь около него работаете, сразу за углом.
— Вы меня пугаете, — сказала Пэтси шепотом. — Нам… давайте лучше кончим этот разговор.
— Почему? Что вам еще не слава богу?
— Так ведь старое здание Тиффани — на Пятьдесят седьмой и Пятой.
— Здравствуйте! Там новое.
— Да нет же, старое. Вы разве забыли, что в сорок пятом году им пришлось переехать на новое место?
— На новое место?
— Конечно. Из-за радиации дом нельзя было отстроить на прежнем месте.
— Из-за какой еще радиации? Что вы тут мне…
— Там ведь упала бомба.
Я почувствовал, что по моей спине пробежал странный холодок. Может быть, я простыл под дождем?
— Пэтси, — сказал я медленно. — Все это очень… странно. Боюсь, что перепуталось нечто поважнее телефонных проводов. Назовите мне ваш телефонный индекс. Номер не нужен, только индекс.
— Америка 5.
Я пробежал глазами список индексов, вывешенный в телефонной кабине: АКадемия 2, АДирондайк 4, АЛгонкин 4, АЛгонкин 5, АТуотер 9… АМерики там не было.
— Это здесь, в Манхэттене?
— Ну, конечно. А где же еще?
— В Бронксе, — сказал я. — Или в Бруклине. Или в Куинсе.
— По-вашему я стала бы жить в оккупационных лагерях?
У меня перехватило дыхание.
— Пэтси, милая, извините меня: как ваша фамилия? Мне кажется, мы с вами оказались в совершенно фантастических обстоятельствах, и, пожалуй, нам лучше не играть в прятки. Я — Говард Кэмпбелл.
Пэтси тихонько охнула.
— Как ваша фамилия, Пэтси?
— Симабара, — сказала она.
— Вы японка?
— Да. А вы янки?
— Совершенно верно. Скажите, Пэтси… Вы родились в Нью-Йорке?
— Нет. Наша семья приехала сюда в сорок пятом… с оккупационными войсками.
— Понятно. Значит, Штаты проиграли войну… и Япония…
— Ну, конечно. Это исторический факт. Но, Говард, это же нас с вами совершенно не касается. Я здесь, в Нью-Йорке. Сейчас тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год. Сейчас…
— Все это так, и мы оба в Нью-Йорке, только я в одном Нью-Йорке, а вы в другом. У вас светит солнце, и дом Тиффани на другом месте, и это вы сбросили на нас атомную бомбу, а не мы на вас, вы нас разбили и оккупировали Америку. — Я истерически расхохотался. — Мы с вами живем в параллельных временах, Пэтси. Я где-то читал, что это может быть… Одним словом, ваша история и моя не совпадают. Мы в различных мирах.
— Я вас не понимаю.
— Неужели? Вот послушайте: каждый раз, когда мир в своем движении вперед достигает какой-то развилки, он — ну, как бы это вам сказать? расщепляется. Идет дальше двумя путями. И эти миры сосуществуют. Вы никогда не пытались представить себе, что случилось бы с миром, если бы Колумб не открыл Америку? А ведь он где-то существует, этот другой мир, в котором не было Колумба, существует параллельно с тем миром, где Америка открыта. И может, даже не один такой мир, а тысячи разных миров сосуществуют бок о бок. Вы из другого мира, Пэтси, из другой истории. Но телефонные провода двух различных миров случайно скрестились. И я пытаюсь назначить свидание девушке, которая, простите, не существует… для меня.
— Но, Говард…
— Наши миры параллельны, но они различны. У нас разные индексы телефонов, разная погода. И война кончилась для нас по-разному. В обоих мирах есть Рокфеллер Плаза, и мы оба, вы и я, стояли там сегодня в час дня, но как безумно далеки мы были друг от друга, Пэтси, дорогая, как мы далеки…
В этот момент к нам подключилась телефонистка и сказала:
— Сэр, ваше время истекло. Будьте добры уплатить пять центов за следующие пять минут.
Я поискал в кармане мелочь.
— Вы еще здесь, Пэтси?
— Да, Говард.
— У меня нет мелочи. Скажите телефонистке, чтобы она позволила нам продолжить разговор в кредит. Вам нельзя вешать трубку. Нас могут разъединить навсегда. Ведь у нас начали чинить линию, и у вас там тоже, рано или поздно наши провода распутают. Тогда мы навсегда будем отрезаны друг от друга. Скажите ей, чтобы позволила нам говорить в кредит.
— Простите, сэр, — произнесла телефонистка, — но мы так никогда не делаем. Лучше повесьте трубку и позвоните еще раз.
— Пэтси, звоните мне, звоните, слышите? Позвоните Дженет! Я сейчас вернусь в контору и буду ждать звонка.
— Ваше время истекло, сэр.
— Пэтси, какая вы? Опишите себя. Скорее, милая. Я…
И монеты с отвратительным грохотом высыпались в лунку.
Телефон молчал, как мертвый.
Я вернулся в контору и ждал до восьми часов. Она больше не звонила или не смогла позвонить. Я целую неделю просидел у телефона, отвечая вместо секретарши на все звонки. Но Пэтси исчезла. Где-то, может быть, в ее, а может, в моем мире починили перепутанные провода.
