пойдет всё по-прежнему. Они будут вспоминать эти эпизоды, когда что-то орали и получали какой-то энергетический заряд. Здесь другое. Я знаю, что это очень больно, очень сложно. При этом от той части я тебе говорю: «Без проживания ничего не получится». Ты боишься распущенности. Хорошо. Найди в себе распущенную часть. Она любит то, что с точки зрения противоположной части ужас, кошмар. С точки зрения распущенной части это кайф. Ты можешь проявить что-то из своей распущенной части сейчас?
Бенефис распущенности — Вслух не могу.
— Что значит, не могу? Как, если не вслух?
— Мимикой и жестами.
— В тебе она есть, а ты боишься о ней рассказывать.
— Есть.
— Тем самым, ты ее не признаёшь. Даже рассказать не можешь, а не то, что сделать. Что же тогда?
— Да ничего. Так и буду сидеть в том же самом кругу.
— Хорошо. Сиди. Самое интересное, что эта часть создает тебе ситуации, и ты ее проявляешь, но, не признавая ее в себе, проецируешь на кого-то и осуждаешь его. Она тебя не покинула. Она делала, делает и будет делать, создавая проблемы в твоей жизни. Если бы ее не стало только от того, что ты ее не видишь, не чувствуешь и не говоришь о ней, так нет же, она есть и делает это. Хорошо. Найди здесь, кого ты считаешь распущенной, и осуди ее. Что даже осудить не можешь?
— На выездном семинаре мы допоздна сидели в комнате. На кровати сидели Олег, Наташа, Женя и Аня. Наташа вела себя очень доступно для мужчин. Я не считаю это распущенностью. Я знаю, откуда это говорю.
— Говори о ее распущенности.
— Поскольку меня это зацепило, что она спокойно лежит, и ее могут гладить за разные части тела, при этом она совсем не сопротивляется. У меня почему-то мелькнула мысль: «Обязательно ли это делать вот так — при всех».
— Надо сопротивляться и визжать: «Уйди, козел, убью, застрелю!»
— Ты попросил привести пример, я и вспомнила об этом эпизоде.
— Ты осуди ее, вот она — перед тобой.
— Я рассказала то, что меня смутило.
— Осуди.
— Наташа, обязательно ли это делать при всех, если это является осуждением? Я так на это смотрю. С одной стороны, меня это коробит, а с другой стороны, я рассматриваю, что группа настолько свободна во всех проявлениях. Здесь ругаться можно и в баню можно ходить вместе.
— Ты часть группы.
— Значит, это что-то такое для меня, это как раз то, что я не принимаю.
— Ну, так и осуди.
— Я считаю это уроком.
— Ну, так и ответь на него.
— У Олега, между прочим, есть жена и ребенок.
— И у нее есть муж и дети.
— Поэтому я и говорю, что рассматриваю это, как часть какого-то урока.
— Они там занимались блядством под вывеской школы холистической психологии.
— Мы за этим и ездим туда.
— Они и ездят за этим. Понимаешь?
— Это серьезно?
— Да.
— Ты еще не наблюдала нечто, когда был Толик.
— Как он во время семинара залез на Ларису.
— Видишь, все распутницы хохочут.
— Я Толика вообще отшила.
— Правильно. Так и осуди этих всех. Вот они сидят, видишь, какие веселые и самодовольные. Разве им знания нужны или трансформация. Им нужно только блядство и больше ничего. Так их на это муж не отпустит, а тут семинар по холистической психологии, серьезное дело.
— Я просто думала, что снимаются какие-то обусловленности.
— Снимаются, но только трусики.
— Походы в баню тоже снятие обусловленностей.
— Какие обусловленности? Это просто вывеска. А я — гарант их цельности и сохранности. Они меня используют для своих блядских вылазок.
— Ты меня вогнал в тупик.
— Это называется горе от ума.
— Я поняла, что ничего не понимаю. Надо снова читать книги.
— Какие книги читать? Тебе надо осуждать этих распутных. У тебя и так уже заворот мозгов.
— Что осуждать, если люди уже без комплексов.
— Кто здесь без комплексов? Они просто все распутные. Только я уйду, все сразу бегут трахаться, а потом мужу песенки заливают о трансформации. Осуди их, а то они всегда будут это делать.
— Пусть делает, что хочет, это ее опыт, ее выбор.
— Ты что? Разве такое допустимо в школе холистической психологии? Мы что, здесь распутству потворствуем?
— Ты же все рамки сбиваешь.
— Они здесь все распутные, одна ты осталась путевая. На одну тебя вся надежда, так хоть осуди их.
— Я могу и к мату придраться. Я тебе уже говорила. Какого лешего ты ругаешься? Я это поняла, что если не принимаешь мат, не принимаешь ничего. Значит, это урок, который я должна принять.
— Так вот и пройди урок.
— Да у меня уже выскакивало и по всякому. Для меня уже это не проблема.
— Так скажи, хотя бы матерись.
— Да я уже ругалась.
— Вот и не проблема.
— Мне это больше не нужно. Зачем ругаться?
— С одной дуальностью еще не разобрались, уже другая вылезает.
— Так их там, как змей в гадюшнике, на свет лезут и лезут.
— С другой стороны, есть осуждение, но может быть и восхищение.
— Я знаю. Вижу, что это дуальность, но сознательно не хочу ее проходить.
— У тебя же есть осуждение той женщины. Почему ты его не выразишь?
— Как я должна это показать? Я объяснила ситуацию. Что еще должна выразить? Да, мне это не нравится.
— Кому не нравится?
— Обратись к Наташе и скажи, что тебе не нравится то, как она вела себя с мужчинами.
— Но нет у меня четкого представления, что мне это не нравилось. Я считала, что всё, что здесь делается, это, для того чтобы стереть рамки моих стереотипов.
— А если бы это было не в школе? Если бы это произошло с твоим мужем, то как бы ты на это реагировала?
— Я это видела и достаточно наревелась. Что еще можно говорить?
— Как же крепко ты держишься за свои рамки.
— Я вижу, что это рамки. Я понимаю, с чем я слилась, но, пока не вижу выхода, как это прожить реально. Я еще могу представить что-то в голове, но как это совместить с моими представлениями о порядочности.
— Расскажи о своих представлениях о порядочности.
— Я уже сказала, что так я сделать не могу. Для меня это представление о бляди, но я так не могу поступить.
— Но очень хочу.
