господина кто пропил?!», «А кто себе лифчик из герцогской мантии сшил?!»
Наконец Вовану это надоело и он раздраженно стукнул кулаком по столу.
Послышалось сдвоенное «Ой!» и из-под стола показались вице-руководители бригады. У обоих на макушке красовалось по новенькой шишке, оставленной могучей рукою их сюзерена.
— Хорош кусалово подводить, пацаны! — веско сказал Вован. Оракул с волшебником сразу угомонились. Потирая пострадавшие места, они заняли свои места за столом. Слуги принесли новую скатерть, и завтрак продолжился.
Терзаемый тоской Вован налил себе полный стакан коньяку и одним махом опрокинул его. Вроде бы полегчало, и Вован даже снизошел до светской беседы:
— Слышь, баклан, — отнесся он к волшебнику. — Че там в городе слышно? Какой звон? Может, на прикол упадем?
Тот пожал плечами:
— В общем, Сам-Баров никогда нельзя было назвать скучным городом. Думаю, там постоянно появляются какие-нибудь… приколы, как ты выразился. В прошлый раз, например, в таверне мне выбили четыре зуба.
— Туфта! — презрительно сказал Вован. — Поставь себе золотые едалы и не мусори! Реальных приколов хочется!
— Ну если тебе каких-то особенных желаний хочется, тогда проси об этом Флей-фею, — обиженно буркнул волшебник.
— Кого-о? — не понял Вован.
— Флей-фею. Это Фея Исполнения Больших Желаний, — словоохотливо сообщил Нунстрадамус, желая угодить господину. — Она живет в сказочной стране Фелифании. Каждый, кто удостаивается лицезреть прекрасный лик Флей-феи, имеет право загадать любое желание, и Флей-фея его непременно выполнит!
— И че, любой вопрос может зарамсить? — заинтересовался Вован.
— Да, да, мой господин. Представший перед Флей-феей смертный получает право загадать любое желание, и оно будет исполнено, каким бы сложным оно ни было. Так было и так будет во все времена!
Вован отставил вилку и насторожился:
— А ты знаешь, где эта Фелифания?
Нунстрадамус вздохнул:
— Увы, мой господин, эта тайна доступна только волшебникам. Географию Фелифании проходят в Магической Академии, там это отдельный предмет. Волшебников учат находить дорогу к Флей-фее. Правда, — мстительно добавил он, — я что-то ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь волшебник сумел добраться до волшебного замка Флей-феи!
Вован обратился к волшебнику:
— Слышь, баклан, этот фраер в цвет базарит? Ты в натуре тему пробить можешь, или это понты гнилые?
Волшебник важно кивнул:
— Конечно, я знаю дорогу в сказочный замок Флей-феи. Я ведь закончил Магическую Академию; я потомственный волшебник, не то, что этот безродный самоучка! — и он презрительно покосился на Нунстрадамуса.
Вован вскочил:
— Так какого мы тут сидим?! Айда!
Оракул поперхнулся птифуром.
— Куда? — испуганно спросил он.
— Как куда?! К этой Флей-фее, ясный хрен!
— Но, мой господин… — забормотал Нунстрадамус. — Это так далеко… Попасть туда можно лишь преодолев множество трудностей и опасностей! И потом, Флей-фея не выполняет желания просто так! Чтобы получить право загадать желание, нужно совершить три славных подвига в ее честь!
— Туфта! Разрулим!
— Но, мой господин… Все бросить и идти в неизвестность… Пощадите!
— А ты че кипишуешь, баклан? Тебя не подписывают!
— Как же так, мой господин! Я вас не брошу! Я еду с вами!
— Да хрен с тобой, езжай куда хочешь! Я вот с этим фраером захарчеванным тележить стану. Он пацан жуковатый, — и Вован указал могучим перстом на волшебника. — Будем с этой биксой хрюкать. Пускай тему пробьет, как мне откинуться!
Волшебник, однако, отнюдь не горел желанием покидать ванну с майдерой и отправляться на поиски Флей-феи.
— Ну-у-у-у… — протянул он, лихорадочно соображая. — Вообще-то это всего лишь легенда, предание, так сказать. На самом деле, никто никогда эту Флей-фею не видел. Да может, ее и не существует вовсе! Скорее всего, ее не существует! А эта волшебная страна Фелифания — это же просто смешно! Бред воспаленного воображения! — и волшебник презрительно фыркнул.
Но Вован уже принял решение.
— Не суши зубы, баклан! Хорош бодягу разводить! — сказал он внушительно. — Слушай сюда. Постанова такая: выходим через три дня. А надумаешь спрыгнуть — ноги выдерну! — и Вован продемонстрировал волшебнику кулак размером с небольшую дыню.
Три дня прошли в непрерывной беготне. Вована собирали всем замком. В переметные сумы были уложены запасы провизии на несколько недель, теплая одежда и внушительная сумма в золотых монетах для финансирования предстоящих расходов.
Нунстрадамус покорился судьбе. Он понял, что Вована не переубедить и теперь неустанно укреплял свой дух молитвами и благочестивыми размышлениями. Помогал ему в этом смазливый разбойничек.
Единственным, кто сразу и безоговорочно поддержал идею большого похода, был меч. Ему не терпелось показать себя миру. Меч заявил, что давно уже зависелся на бархатной стене, что разбойники, эти грубые неотесанные мужланы, неспособны по достоинству оценить все величие настоящего волшебного меча и проявить по отношению к нему достаточное восхищение и пиетет, что настало время явить себя миру, и что слава Хрунга, знаменитого меча, с которым Савран-варвар завоевал большую часть Полусреднего мира, неизбежно померкнет и будет лишь жалким отражением его, меча Авальда, вселенской славы, а он, меч, настольно скромен, что, учитывая походные условия, даже не будет настаивать на почетном эскорте, и что для начала будет достаточно всего полторы тысячи разбойников для его сопровождения и для того, чтобы, как выразился меч, «не ударить эфесом в грязь».
Впрочем, стоило Вовану намекнуть на предстоящие крутые разборки и нефуфельное мочилово, как меч немедленно передумал, и сообщил, что последнее время неважно себя чувствует, и лезвие ноет, и рукоятка побаливает, и вообще он плохо переносит тряску, и, пожалуй, лучше будет, если он останется в замке и присмотрит за разбойниками, которые, в общем-то неплохие ребята, и вовсе не такие уж грубые и неотесанные, а если он, меч, вплотную займется их воспитанием, то культура их будет с каждым днем расти, и по возвращении из похода Вован их просто не узнает. Так что Вовану нет никакого смысла тащить его, меч, за тридевять земель только для того, чтобы Вован заработал паховую грыжу, а меч — хроническое воспаление рукояти. Намного лучше будет, если Вован поручит заботу о мече какому-нибудь ответственному разбойнику, чтобы тот не забывал трижды в день полировать лезвие и чистить эфес, а сам отправится в поход налегке. Вован не возражал. В дальнем походе меч действительно представлял собой нешуточную обузу, а в бою от него не было никакой пользы — единственное, на что можно было надеяться, это что в случае их пленения меч доведет противника своим бесконечным нытьем до самоубийства.
Хуже всех пришлось волшебнику. Он пребывал в глубокой депрессии. Прикинув количество спиртного, которое он сможет взять с собой, Романчиш с ужасом осознал, что этого запаса ему хватит самое большее на неделю. Правда, оставалась еще некоторая надежда на золото. Напитки можно было покупать в дороге — но только до границ королевства Тоглу. Дальше начинался кошмар волшебника — страна трезвенников Агапия. Местные жители ни в какую не желали изобрести хотя бы слабоалкогольные напитки, и во всей огромной стране на протяжении нескольких недель пути не нашлось бы и глотка пива или вина. Мысль же о воздержании от алкоголя, пусть даже самом кратковременном, повергала волшебника в панический ужас.
Вначале он попытался по старой памяти сотворить вино из воды, но с ужасом понял, что окончательно утратил навыки превращения. Целый день он не вылезал из подвала, извел целое озеро, но в результате у него получились только низкокачественные деготь, рапсовое масло, олифа и скипидар. Ничего хотя бы приблизительно похожего на вино не было и в помине.
Волшебник впал в отчаянье. Он еще раз попробовал уклониться от участия в экспедиции, но Вован был настроен решительно. Он безжалостно отмел все аргументы волшебника, заявив, что выезд состоится в назначенный день, и волшебник будет их проводником в Фелифанию, даже если в оставшиеся два дня этот поганый Полусредний мир перевернется и в полном составе восстанет против его, Вована намерений. Волшебнику было предложено не гнать волну, не распускать парашу и не лепить горбатого. В противном случае Вован пообещал Романчишу прочистить фуфел, вломить в хохотальник и принять на калган. Волшебник не знал, что такое принять на калган, но тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего. Вдобавок ко всему Вован приказал приставить к Романчишу двух разбойников для слежки, чтобы тот не вздумал улизнуть.
После беседы с Вованом волшебник впал в прострацию. Он твердо решил никуда не ехать, и в последнее перед выездом утро утопиться в бассейне с майдерой. Один из разбойников, приставленных к волшебнику и наблюдавший за мучениями Романчиша, сжалился над ним:
— А почему бы тебе не обратиться к ученым? Это ушлый народ, и если ты найдешь толкового изобретателя, он наверняка что-нибудь придумает.
Услыхав такой совет, волшебник даже затрясся от возмущения:
— Что?! Обратиться к этим ученым свиньям?! Никогда! Да я лучше утоплюсь, чем пойду на поклон к ученому!
Разбойник пожал плечами и оставил Романчиша в покое, а волшебник выстроил на столе батарею графинов с коньяком и принялся последовательно опустошать их. При этом он хмурился и делал руками странные движения, будто отмахиваясь от невидимого собеседника. Какая-то мысль постоянно терзала его. После третьего графина волшебник решительным жестом откупорил четвертый и сказал сам себе:
— Ну хорошо! Назовем это небольшой консультацией. Скажем так: я обращусь к ученому не за помощью, а в порядке магической дискуссии, вроде бы для того, чтобы развенчать научное мракобесие. Пускай попробует доказать свое жалкое ученое могущество. А я буду при этом магическим экспертом!
Заключив эту сделку с совестью, Романчиш поставил на стол пустой графин и уснул сном невинного младенца.
Итак, заключив чудовищную сделку со своей совестью волшебника, Романчиш отправился к ученому.
Найти ученого оказалось делом не сложным. Волшебник прошел всего два квартала, когда в нос ему ударил резкий запах химикалий, серы и озона. Эта парфюмерная композиция могла означать только одно — где-то неподалеку располагалась лаборатория. Держа нос по ветру, волшебник прошел еще два квартала и остановился перед входом в большой подвал. Из подвала валил удушливый черный дым, а его нутро время от времени озарялось короткими вспышками взрывов.
