тогда, горы начали приобретать очертания фантастических строений. Потом каменный выступ, на котором он сейчас сидел, показался совсем не выступом, а ступенью высокого крыльца перед закрытыми дверями…
И тут Балачан встрепенулся, помотал головой, отгоняя докучливое видение. Взглянул на часы. Два часа и восемь минут. До рассвета еще долго. Он встал, отошел несколько шагов, постоял, снова взглянул на часы. Время тянулось очень медленно. Прошло всего пять минут. И вдруг его словно потянуло снова сесть на выступ.
Соседка Каменного мячика опустилась за горы, в ущелье стало совсем темно, и Балачан ощупью нашел свой выступ. Это было кстати, потому что голова стала тяжелой, как после напряженной, длительной работы. Он попытался расслабиться. Голове полегчало, но зато вернулись прежние фантастические видения. Незнакомое, неземное поселение странной архитектуры. Здания, похожие на скалы, нависшие над широкой рекой, покрытой легким туманом. Над ними сияет голубое небо. А потом началось что-то непонятное. Вода в реке заклубилась паром, небо потемнело, и на нем выступили звезды, которые не могло затмить даже дневное светило. Лаланд? Балачан подумал, что очень похоже, и тогда заметил новую подробность: высохшая река напоминала уже знакомую ему долину.
'Опять то же самое!' — Скользнуло в голове. Балачан аж рассердился, хотел встать и пойти и… остался. Вдруг подумалось, что стоило бы посмотреть, чем все это закончится. И действительно, в долине между тем начали разворачиваться новые события. В одной из скал-построек появилась щель, и в ней показалась что-то круглое, как человеческая голова в гермошлеме. Балачан невольно напрягся, будто мог разглядеть, кто это там высовывается из скалы. Странно, но он увидел глаза. Как человеческие. Они смотрели сквозь оболочку гермошлема с нескрываемой грустью. Балачан аж поежился под этим взглядом. Гермошлем повернулся туда-сюда и скрылся в щели, а следом исчезла и сама щель. Балачан почувствовал, что его покидают силы. Но прежде чем он потерял сознание, он увидел незнакомый космодром, стремительный взлет ракеты и маленькую звездочку в незнакомом созвездии.
— Балачан, Балачан! — Этот крик показался Балачану далеким, фальшивым, адресованным кому-то другому. — Я сейчас! — На этот раз он узнал голос и удивился, чего это разволновался Тарасевич. И вдруг вспомнил все, что ему недавно привиделось.
— Ты заснул? — Спрашивал Тарасевич, сажая гравилёт поблизости от Балачана.
Балачан окинул его невидящим взглядом, он все еще не мог вырваться из-под власти своих видений.
— Пошли, — мягко, как к больному, обратился к нему Тарасевич и взял под руку.
Балачан послушно встал и неожиданно для себя, и тем более для Тарасевич попросил:
— Я хочу посмотреть твой сегодняшний дневник.
Тарасевич внимательно посмотрел на него и повернул к станции.
— А знаешь, — сказал Балачан, когда они вошли в помещение станции, я уже хорошо себя чувствую.
Тарасевич молча подвел его к столу, где находились записи о сегодняшнем дежурстве. Балачан взял их в руки и опустился в кресло.
— Так оно и есть. С двух восьми до двух тринадцати ты просвечивал ущелье.
— Ну и что с того? — Тарасевич снова становился самим собой. — Как я понимаю, ты на меня за это не сердишься?
— Наоборот…
— Вот как! — Удовлетворенно сказал Тарасевич. Он проверил, включена связь с базой, и спросил: — Ты нас слышишь?
— Слышу! Что там у вас? — нетерпеливо крикнул Камай.
— Сейчас приедем, Балачан расскажет.
Камай едва дождался их.
— Такие дела, — сказал Балачан, когда они с Тарасевичем, сбросив скафандры, уселись в уютном салоне базы. — Эти шорохи, за которыми мы гонялись столько времени, скорее всего - сигналы. Ты, Камай, правильно уловил суть проблемы. Это сигналы, — продолжал он, — оставленные для нас, или нам подобных прежними аборигенами планеты. Удачная имитация биотоков. Думаю, что передатчик находится где-то поблизости, в районе долины. Возможно, даже скрытый над выступом, на котором меня одолевали воспоминания о Земле и после приходили видения. А возможно, передатчики разбросаны по всей планете, это даже более вероятно. Почувствовав наши биотоки, они потом заставляют нас мысленно отвечать на вопросы о нас, людях, о наших городах, образе жизни. Вряд ли автомату нужны эти сведения. Скорее всего, он должен убедиться, что образ мыслей, принцип мышления его хозяев, и существ, которые попали в сферу его досягаемости, одинаков, что мы сможем понять друг друга. И тогда передатчик 'рассказывает' умным пришельцам о судьбе планеты и цивилизации, которая здесь когда-то была. Естественно, все это бегло, штрихами. Но главное то, что бывшая цивилизация послала весточку себе подобным.
— Что пользы от этой вести? — Проговорил Камай, пораженный невероятностью сообщения Балачана. — Их самих давно нет.
— Кто знает? — Не согласился Балачан. — Если я правильно понял, все не так просто, как ты думаешь. История этой планеты напоминает мне марсианскую — та же постепенная потеря атмосферы, обезвоживание, исчезновение условий для жизни. Но жители Каменного мячика подготовились к такому повороту событий. Мне кажется, они переселились в другое место. То созвездие, которое я увидел, а точнее, звездочка в нем, видимо, и есть это место. Созвездие мне незнакомо, но так и должно быть. Мы же знаем звезды только по земному представлению. Отсюда созвездия выглядят иначе. Однако думаю, я смогу нарисовать его, и астрономы, знатоки космоса точно скажут, где это. Ну, да это уже забота специалистов. А мы свою задачу, кажется, выполнили, разгадали суть шорохов.
— Интересно… — Проговорил Камай и взглянул на Тарасевича: — А ты что молчишь?
Тот пожал плечами.
— Если бы не наш доктор, — засмеялся Балачан, — я, скорее всего, прошел бы мимо этого открытия. Просто думал бы, что мне вся эта фантасмагория привиделась.
— Да ну, — буркнул Тарасевич, сохраняя невозмутимый вид.
— Брось ты, не ребячься, — с досадой сказал Балачан, — мы славу не делим. Но именно ты незаметно подталкивал меня к единственно правильным действиям. Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы пропустить твой даже маленький намек. Ты сомневался, правильно, поэтому и не говорил прямо, но ты не исключал, что дело примет такой поворот. Или не так?
— Сочинитель!
— Помолчи ты, — возмутился Камай, — дай дослушать. Согласен, Балачан, шорохи — это биотоки, которые ни мы, ни Туровец не могли расшифровать. Но почему исчезала связь?
Балачан подумал и ответил:
— Этого я не знаю. Спросишь, когда вернемся, у инженеров. Ведь к нашему случаю, надеюсь, это отношения не имеет. — Он встал и сказал: — Пошли, друзья, составим сообщение на Землю.
Балачан вышел первый, за ним тронулся Тарасевич. Оба спокойные, будничные, будто ничего необычного не произошло. Камай посмотрел им вслед, и возмущенно и вместе с тем с восхищением сказал:
— Кремни!..
