провизию деньги просто отказались — и Кремень, что характерно, не настаивал. Да и с чего бы? Осень — время сытное, год выдался урожайный (о чём нас добровольно и подробно бралась просветить чуть не половина встреченных пейзан)… а проявлять щедрость, которая тебе ничего особенного не стоит — приятно.
Лично для меня неожиданно неприятно было другое. Взгляды. Нет, то, что на Кимару будут пялиться — это проходило по разряду ожидаемого. То, что её это будет бесить — тут тоже никакой внезапности. Но вот то, что меня будет бесить, что на Кимару пялятся… неужто в самом деле влюбляюсь понемногу? Конечно, сама по себе забота о соратнике ничего предосудительного в себе не заключает, но…
А, да кого я пытаюсь обмануть! Я не влюбляюсь, а уже влюбился. И дело не только в том самом сакраментальном «на безрыбье и рыбу раком». На родине я такой резвостью в налаживании эмоциональных связей не отличался. Но, учитывая меру и степень моей привязанности к Йени Финру, очень похоже, что я похож на Дездемону. И не надо ха-ха! Довольно точная формула: «Она меня за муки полюбила». И броню моей обычной холодноватой отрешённости, оказывается, быстрее и надёжнее всего пробивает сострадание, рождающееся в ответ на чужую муку.
Кстати, чтобы окончательно избавиться от пошлых ассоциаций, буду сравнивать себя с милягой Гэндальфом. Тот ведь тоже сознавался, что его Кольцо уцепило бы за стремление помочь «малым и слабым», защитить их.
Слава небесам, жалости именно к «малым и слабым», этой паразитической пакости, во мне нет. Я, похоже, сопереживаю сильным и только сильным, а никчёмы подзаборные вызывают у меня исключительно презрение (чаще всего от этих самых никчём хорошо скрываемое, ибо я всё-таки хорошо воспитан). Но уж если сопереживание пустило корни… когда моё терпение иссякло, я начал отваживать от Кимары излишне наглых стандартным мысленным посылом: «Хватит пялиться!» — а если не помогало, то и весомым эмпатическим пинком. К сожалению, она быстро просекла фишку и вызверилась уже на меня. Мол, нечего строить из себя защитника, если захочу, сама им всем напинаю, какое твоё собачачье дело и так далее в том же духе. Правда, букву клятвы молчания она при этом старательно соблюдала, так что со стороны мы смотрелись… м-да.
— Знаешь что? — ответил я на это, когда она «выговорилась» и после очередного мысленного напоминания успокоилась уже многократно опробованным способом. Вслух, кстати, ответил, чтобы Кремень, Губа и Штырь тоже слышали. — Может, я не совсем прав. Может, тебе за каким-то демоном нужна злость на этих идиотов… хотя я ума не приложу, зачем, но возможно. Так вот: если я позволю себе стоять в стороне и ничего не делать с идиотами, которые раскрыв пасти зырят на твоё лицо, я перестану себя уважать.
— Да, можешь! — перебиваю, пока Кимара не пошла на второй заход. — Но мы, если ты об этом забыла, — одна группа. Соратники. И впереди у нас рейд по опасной территории. Если тебя так задевает мелкая, ничего мне не стоящая помощь, в Темноземелье у тебя будет множество возможностей вернуть мне долг. Хотя я помогаю тебе, отнюдь не рассчитывая на какие-то там моральные обязательства и прочую хрень.
— Может, и не нужно. Но она у тебя будет.
В общем, поссорились мы. А что поделаешь? Пусть уж лучше Плеть на меня смотрит волком, чем занимается самоедством или вызверяется на идиотов и особенно идиоток (обозвать Кимару «бедняжкой», да ещё в пределах её весьма острого слуха — это надо быть кандидатом на вручение премии Дарвина!). Как бы ни парадоксально прозвучало, но эта злость мне выгодна. По принципу «плохой рекламы не бывает»: лучше негативное отношение, чем равнодушие.
Кстати, после моего спича Губа и Штырь тоже принялись ненавязчиво отгонять чужаков от Кимары. За что я им тихонько выразил своё мерси. Всё же оставлять отношения в группе на самотёк — не дело… а несколько демонстративно устранившийся от дел Лараг предоставил мне в этом плане полную свободу. (Кстати, то, что Плеть не стала апеллировать к куратору, даже не попыталась, — само по себе согрело мою душу. Впрочем, вполне возможно, что она просто заранее просчитала последствия и не стала совершать бессмысленных телодвижений… умница!).
…А потом был последний ночлег под крышей, в Горде, у одного из отставников гильдии. Между прочим, живого напоминания о том, насколько опасно это Темноземелье и как повезло Палёному, да и Кимаре. Перекрученная, усохшая и почти неподвижная правая рука, утратившая симметрию грудная клетка, отгрызенная аж по середину бедра нога… сипящая, затруднённая речь, сплошная седина — в возрасте не более тридцати лет! При одном взгляде на эту руину некогда сильного и здорового человека холод тёк по жилам и сосало под ложечкой.
Преодолев робость, я хотел было предложить отставнику свою помощь как целитель, но по пристальном изучении его мыслей отказался от этого. К сожалению, тут мало было бы исцеления тела (хотя я сомневаюсь, что смог бы заново отрастить утраченную конечность): у бывшего Охотника был начисто убит дух. При одной мысли об отрешённых землях его охватывала едва контролируемая паника. И это на фоне того, что на Кимару он смотрел с плохо скрытой завистью (тоже, видимо, считал, что ей повезло), а на остальных в нашей группе, включая Ларага — с жалостью и опаской. Короче, неприятный тип.
Правда, недостающий сухпай с прочими продуктами на первое время он нам выдал без звука и споров, в полном объёме и бесплатно. Хотя благотворительностью тут и не пахло, но об этом я узнал позже. А пока нас ждал последний переход и притихший, но опасный Химерник.
— Это что? — поинтересовался Губа, разглядывая с близкого расстояния некрупную, всего-то с большую ящерицу размером, зубастую тварюшку. Точнее, то, что от неё осталось после того, как жало кнута Кимары её располовинило. — Грызляк, что ли?
— Наверно, — я пожал плечами. — Мелкое, тупое, с
— А какой в этом смысл? Ты же…
— Я не всегда буду рядом. Так что рано расслабляться. Кстати, Кремень…
— Да?
— Сколько осталось до Темноземелья?
— Немного.
— А уточнить?
— Когда Сумеречье закончится, я дам знать.
Я слегка нахмурился.
Поведение куратора нравилось мне всё меньше и меньше. Ладно, положим, он отдал мне бразды правления. И я их принял, потому что в рейде нельзя без командира. Но зачем он при этом ведёт себя, как Исав, продавший право первородства за чечевичную похлёбку и осознавший, насытившись, чего лишился? Аргап кшисс! Именно куратор устанавливает правила игры, я всего лишь следую им! И в командиры, в общем-то, не рвался. Но три других варианта ещё хуже…
Надо будет серьёзно поговорить, как только обустроим лагерь. То есть на действительно опасной территории. Авось более серьёзная, чем от одиночного грызляка, угроза прочистит мозги Ларагу и заставит вспомнить о командном духе.
— Плеть напоминает, что стоя на месте, мы к цели не приблизимся. Двинулись.
И мы двинулись. Снова. В предписанном мной (и прописанном в дополнениях к Уставу гильдии) походном порядке. Кимара впереди: выбирает путь, как самый опытный после Ларага ходок по отрешённым землям. Следом, шагах в пяти — Штырь, готовый её прикрыть от атак с близкого расстояния и следящий за тем, что слева. В паре с ним Губа, занятый тем же самым и посматривающий вправо. За ними — я, достраивающий походный ордер до (если взглянуть сверху) ромба. Держу мысленную связь с нашей разведчицей, по полной программе использую магорадар и готов сходу вдарить по источнику угрозы полюбившимися мне в последнее время молниями.
Впрочем, своих соратников я сразу предупредил, что всё живое я с пути убирать не буду и мелочь им
