старалась держаться как можно более незаметно и почти не вступала в разговоры. Как Пони и предупреждала Дануба, теперь она немало времени проводила с простыми людьми, врачуя их болезни и помогая бороться с главной из них — нищетой. Зимой этот недуг, как всегда, обострялся.
Находясь в замке, королева не искала общества. Иногда она молилась, иногда просто сидела у окна, пытаясь решить для себя все тот же вопрос: каково ее истинное место в этой непонятной и сбивающей с толку жизни? Но Джилсепони не собиралась поддаться чувству жалости к себе. Ведь она была участницей и свидетельницей таких событий, о которых большинство людей знали лишь по легендам. И ее положение в Урсальском замке тоже стало совсем иным. Она ясно сознавала, что здесь у нее только две возможности: либо постоянно чувствовать себя мишенью сплетников и возмутителей спокойствия, либо напрочь забыть об их существовании и сосредоточиться на своих целях и замыслах, вписывая новую главу в собственную жизнь.
В замке она была королевой Джилсепони, однако на улицах Урсала, среди простых людей, становилась Пони. Просто Пони, другом больных и обездоленных.
Зато будучи рядом с Данубом, она находилась одновременно в обеих своих ипостасях. Ей приходилось оказывать поддержку супругу, ибо положение короля не уберегало его от напряженных ситуаций и нелицеприятных столкновений. Не вступая в споры, одним своим присутствием она помогала ему выстоять. Правда, теперь она устранилась от участия в аудиенциях и разрешении многочисленных тяжб. Ей не хотелось опять выслушивать сетования герцога Каласа или кого-либо из придворных. Но когда аудиенции завершались, она терпеливо выслушивала Дануба, позволяя ему выплескивать накопившееся негодование на неразумность и косность двора.
Нередко истинное успокоение король обретал после страстного любовного слияния с женой.
Теперь Пони никогда не отказывала его желаниям. Она старалась быть хорошей женой, нежно и внимательно заботилась о супруге. Ведь она испытывала к нему искреннюю любовь!
Король Дануб также оставался верен своим обещаниям. Он никогда не расспрашивал королеву о том, куда она отлучается из замка, и изо всех сил старался пропускать мимо ушей слухи, вспыхнувшие вновь после возвращения королевы в Урсал. Пусть слухов было теперь куда меньше, но они не прекратились.
Так подошел к концу третий месяц восемьсот сорок шестого года. Заканчивалась зима, и до дня рождения короля Дануба оставалось совсем немного времени. Зимой для участия в турнире прибыло несколько рыцарей из Палмариса. Они приехали заблаговременно, опасаясь весенней распутицы, которая могла заставить их надолго застрять в Урсале и после турнира. Однако зима в тот год не была слишком затяжной или суровой.
На поле вблизи Урсальского замка ставились шатры и готовилась арена для состязаний. Со всего королевства в столицу съезжались воины, мечтавшие попытать счастья в невиданном по размаху турнире. Поскольку такое грандиозное празднество было просто немыслимо без обильных пиров и развлечений, в Урсал стекались также лучшие повара и знаменитые менестрели. Маркало Де'Уннеро следил за последними приготовлениями с радостным ожиданием, испытывая, однако, и некоторую тревогу. Все это время он старался держаться подальше от двора — меньше всего ему сейчас хотелось попасться на глаза королеве Джилсепони. Правда, ни Калас, ни остальные его прежние знакомцы до сих пор не узнали бывшего монаха. Нынешний Де'Уннеро сильно отличался от человека, который много лет назад сопровождал герцога Каласа в погоне за Элбрайном и другими отступниками. Но Де'Уннеро прекрасно знал, что Джилсепони ему вряд ли удастся провести так легко. Королеве будет достаточно один раз посмотреть ему в глаза, чтобы понять, кем на самом деле является Брюс Оредальский.
Ведь узнал же он ее, лишь несколько раз мельком увидев издали. Правда, внешне Джилсепони не слишком изменилась. Но даже если бы внешние перемены были значительными, он все равно узнал бы эту женщину, своего смертельного врага. И потому Де'Уннеро в обличии Брюса Оредальского предпочитал проводить время, наблюдая за приготовлениями к турниру.
Стоял теплый весенний день. Подготовка к турниру, по сути, была закончена. Об этом свидетельствовало появление на соседних полях полков королевской армии и гвардейцев из Бригады Непобедимых, которые часами маршировали, готовясь к традиционному смотру королевских войск.
Заветный для Эйдриана день стремительно приближался.
У Де'Уннеро перехватывало дыхание, когда он начинал думать об испытании, предстоящем его подопечному. Юноше придется участвовать в совершенно непривычном для него состязании — он не был знаком с особенностями ведения турнирных поединков. Его противниками будут самые крепкие и закаленные воины королевства. Де'Уннеро отослал Эйдриана на юго-восток, в провинцию Йорки, ибо юному рейнджеру предстояло участвовать в турнире от имени одного мелкого землевладельца, неуклонно верного кошельку настоятеля Олина. Подобный маскарад был наилучшим из всех возможных. В прошлом провинция Йорки состояла из множества крошечных соперничающих государств. От тех времен осталось изрядное количество небольших замков, возвышавшихся едва ли не на каждом холме. Эта провинция поставляла больше гвардейцев для Бригады Непобедимых, чем все остальные провинции королевства, вместе взятые. Неудивительно, что большинство прибывших участников турнира также были родом из Йорки.
К тому же эта провинция была родиной выдуманного им любовника королевы, о чем несколько месяцев назад Де'Уннеро удачно шепнул герцогу Каласу.
— Запомни, ты должен представляться Эйдрианом из Бригадонны, — шептал ему Де'Уннеро, требуя, чтобы юноша освоился с этим именем.
Бывший монах злорадно улыбался. Да, он действительно слишком многого требовал от Эйдриана. Но он видел этого парня в сражении, видел его искусное владение силой магических самоцветов. Де'Уннеро знал: этот турнир всем запомнится надолго. Очень надолго.
Вторая стрела лучника также пролетела мимо мишени и упала на землю. Эйдриан, одетый, как большинство простолюдинов, поморщился и презрительно покачал головой. Одеяние стоявших рядом с ним Де'Уннеро и Садьи также было простым и неброским. По традиции турнир начинался с состязания лучников. Он предназначался не для отборных королевских гвардейцев и даже не для солдат — это было состязание для ремесленников, крестьян и охотников.
— Я бы ни за что не промахнулся по мишени с такого расстояния, — тихо сказал Эйдриан своим спутникам, досадуя, что Де'Уннеро не позволил ему участвовать в этом состязании. — Я бы вогнал стрелу в самый центр мишени, а второй стрелой расщепил бы первую пополам!
— Тебе бы не дали сделать второго выстрела, — охладил его пыл бывший монах. — Уж кто-кто, а королева Джилсепони сразу бы узнала оперение на твоем луке.
— Я бы мог взять самый простой лук, — упорствовал Эйдриан. — Мне все равно, из чего стрелять по таким мишеням, да в нее и ребенок не промазал бы! Говорю вам, я всадил бы стрелу прямо в яблочко.
Де'Уннеро улыбнулся, глядя на задиристого юного воина.
— Ты считаешь, что превзошел бы любого из них? — осведомился он.
— С легкостью, — последовал уверенный ответ.
— Прекрасно, — сказал бывший монах. — Просто замечательно. Когда ты станешь королем, то сможешь устраивать любые турниры и блистать на них своим непревзойденным искусством. Тогда никто не помешает тебе стрелять из эльфийского лука. А сейчас лучше просто понаблюдать за происходящим.
Эйдриан по обыкновению попытался возражать, но вскоре умолк. Он сегодня уже не раз пытался заговорить об этом, но Де'Уннеро решительно пресекал его попытки принять участие в состязании. Утром юный рейнджер и Садья въехали в Урсал на обычной крестьянской повозке, не привлекая к себе особого внимания. Почти не привлекая, ибо несколько зевак все же видели, что они везут доспехи и прочее снаряжение для какого-то, как они могли, наверное, подумать, участника турнира.
Однако сегодня Де'Уннеро решил не заявлять об участии Эйдриана из Бригадонны. Шел второй день турнира и первый день рыцарских состязаний. Бывший монах объяснил, что хочет добиться большего впечатления, а потому продолжает распускать слухи среди придворной знати. Юноше такое решение не понравилось; ему не терпелось немедленно примкнуть к состязаниям. Однако Де'Уннеро был тверд и в конце концов заявил, что больше не желает ничего слышать об этом, поскольку главный здесь он, а не Эйдриан.
Юный рейнджер и будущий король счел за благо подчиниться и больше не заикался о своем участии в сегодняшнем турнире. Состязания лучников быстро ему наскучили. Эйдриану казалось, что эти неуклюжие стрелки если и попадают в мишень, то лишь благодаря чистому везению, а не своему мастерству. Он перевел взгляд в сторону королевского павильона — высокого помоста под шатровым куполом. Там сидели король с королевой и несколько знатных вельмож, включая и герцога Каласа. Герцог был в своих бесподобных серебристых доспехах, в руке он держал массивный, увенчанный перьями шлем. Вокруг павильона стояли вооруженные гвардейцы из Бригады Непобедимых, защищавшие своего любимого короля от возможных случайностей.
Глаза Эйдриана остановились на сидевшей рядом с Данубом королеве Джилсепони.
Эта женщина — его мать!
Сознание юноши захлестнуло лавиной вопросов, касавшихся его происхождения и намерений тех, кто его окружал. Почему госпожа Дасслеронд никогда не говорила ему, кто его мать? Почему предводительница эльфов и ее подданные лгали, утверждая, что его мать умерла при родах? Ведь не могла же Дасслеронд не знать… нет, она, разумеется, знала правду. Знала, что Джилсепони не только не умерла, но и стала королевой самого могущественного государства земель Короны.
Почему тогда Де'Уннеро не стал держать его в неведении и рассказал о матери? С одной стороны, Эйдриан был ему благодарен. С другой — понимал, что его отношения с бывшим монахом отнюдь нельзя было назвать дружбой. Они удачно дополняли один другого. Эйдриан был нужен Де'Уннеро, чтобы вернуть себе прежнюю власть в церкви.
Юноша усмехнулся, отгоняя эту мысль. А разве он сам не так же относится к Де'Уннеро? Разве он питает к этому человеку-тигру дружеские чувства?
Рейнджер покосился на бывшего монаха и презрительно хмыкнул. Отношения на основе взаимной выгоды? Это вполне устраивало Эйдриана. Он не испытывал к Де'Уннеро не только любви, но, уж если быть откровенным до конца, даже и симпатии. Просто вместе они могли достичь большей власти, славы и величия, чем каждый из них поодиночке.
Зато Садья вызывала у него восхищение. Юноша взглянул на маленькую певицу и вновь подумал, что наступит такой момент, когда их отношения неминуемо перерастут в любовную близость. Его глаза скользили по точеной фигурке Садьи. Эйдриан с удовольствием разглядывал ее стройные ноги и маленькую, но такую соблазнительную грудь.
Все это приятно волновало юношу. Довольно улыбаясь, он снова повернулся в сторону королевского павильона. Улыбка быстро сбежала с его лица. В голове рейнджера опять заметались вопросы, связанные с королевой. Итак, Де'Уннеро утверждает, что эта женщина — мать Эйдриана; героиня войны с демоном-драконом, спасительница человечества во времена нашествия розовой чумы. И она, произведя его на свет, тут же бросила по причинам, которых Эйдриан не мог ни понять, ни простить.
Нет, понять, наверное, все-таки мог.
«Возможно, мы с нею очень похожи, — подумал он. — Возможно, будущей королеве ее слава была важнее забот о новорожденном младенце».
Эйдриан, который столько лет был одержим мыслями о завоевании власти и достижении бессмертия, вполне понимал эту своекорыстную и всепоглощающую потребность.
Состязания лучников завершились. Было названо имя победителя — охотника из Вестер-Хонса, весьма среднего, как показалось рейнджеру, стрелка. Ему вручили подарок королевы Джилсепони — великолепный тисовый лук.
Эйдриан вновь пожалел, что Де'Уннеро не позволил ему состязаться в стрельбе из лука. Тогда бы он, одержав в них победу, встал перед королевой и задал бы ей эти вопросы; если не вслух, то глазами. «Терпение», — в который уже раз напомнил он себе.
Оставшееся до полудня время было отдано музыке и танцам, угощению, выступлениям клоунов и представлению пьесок весьма фривольного содержания. Роскошные платья из разноцветного тонкого шелка, в которых щеголяли знатные дамы, соседствовали с поношенной одеждой простолюдинок, где преобладали всего два цвета — серый и зеленый. Де'Уннеро и Садья, не выпуская из поля зрения Эйдриана, пробирались сквозь толпу. Главные события ожидались впереди, а пока можно было насладиться теплым и спокойным утром.
Послеполуденное время тянулось столь же медленно, пока гром фанфар не возвестил о новом состязании, которое должно было начаться сразу же после необходимых приготовлений на поле. Народ повалил на невысокие холмы, окружавшие ристалище. Эйдриана толкали, пихали, наступали на ноги, но он этого словно не замечал. Сердце юного воина колотилось. Эйдриану вновь нестерпимо захотелось принять участие в состязаниях.
Рыцарские игры начинались с группового сражения, в котором, как объяснил своему подопечному Де'Уннеро, участниками правили азарт и злость и наблюдалось полное отсутствие тактики ведения поединка. Однако Эйдриан считал, что он без труда вышел бы из них победителем.
