– Да?
– Рад, что ты смогла стать прежней.
– Я не стала прежней, Седрик, – я сделала к нему шаг, и Кения шагнул вместе со мной. Он увидел фамилиара, и его глаза расширились.
– Встань и уйди, – скомандовала я.
Он встал.
– Меня прислал Фрешит, – произнес он. – Просит тебя вернуться в город и присутствовать на совете сегодня вечером. Он хочет объявить о смене правления.
– Что это значит?
– Что правим мы трое. Ты, Фрешит и я. Мелкие текущие дела мы решаем без тебя, а суд вершим только втроем.
– Понятно, – я развернулась, чтобы вернуться в дом.
– Пати…
– Что?
– У меня есть надежда? Надежда, что когда-нибудь ты сможешь смотреть на меня… без отвращения?
– Не знаю, Седрик, – честно ответила я.
Мы съездили в город лишь на вечер, утром вернувшись опять в поместье. На совете divinitas и оборотни приняли известие о нашем триумвирате насторожено, но скорее с надеждой, чем со скепсисом. И хоть Кения вел себя очень тихо и все время сидел под моим креслом, прячась за ноги, все заметили, что у белого универсала появился черный фамилиар, и ломали головы, к чему бы это. Седрик на Совете выглядел получше, чем утром, но опять же, скрыть то, что он пострадал и разделение власти не было добровольным, не удалось.
В общем, тем для разговоров и размышлений теперь у наших подданных предостаточно.
41
Наконец мучительный месяц истек, Тони вновь превратился в огромного косматого пса и радостно гонял престарелого Стивенсона, мощного серебристо-серого волка, по близлежащим лесам. Они оба оставались в полном рассудке, и можно было не бояться, что наутро нам придется возиться с двумя раненными или избавляться от трупа.
Боль в пальцах начала стихать и на третий день, кажется, прошла совсем, но я к ней так привыкла, что не сразу в это поверила.
Венди за этот месяц прикипела душой к тройке флерсов. Бедняжка чувствовала себя одинокой, ведь все разбились по парам, а веселая троица не давала ей скучать и все время вольно или невольно подпитывала.
Зеленая пара беженцев, помимо готовки и уборки, присматривала за Ландышами, и они тоже нашли общий язык. Весенний Оук был не настолько бел, чтобы будить «жажду», а осенняя Райм не настолько черна, чтобы приносить вред – идеальный баланс для несчастных калек. Радовало, что теперь есть на кого их оставить, и не надо снова тащить в город, где им намного хуже, чем здесь, на сильной земле. Я не забуду о них, не выброшу из головы, я буду искать разгадку этой головоломки, теперь это задача номер один.
После полнолуния мы засобирались в город. Венди предпочла остаться в поместье, присматривать за всеми и учиться работать с силой флерсов.
А нам по возвращению предстояла куча самых разных обыденных дел. Мне – разбираться с заброшенными делами ресторана, всем остальным – искать жилье на Манхеттене, поближе к моему дому. Мы семья и должны быть вместе, но в моей квартире всем сразу не разместиться. Лиан и Пижма вернулись с нами, и Кисс, к тайному горю Тони, тоже. Но меня не покидает надежда, что в квартире она станет более ленивой и успокоится.
А еще я не стала тянуть с отдачей долга и заказала самые лучшие и редкие сорта кофе. Погожим, но слегка прохладным утром осеннего дня Шон отвез меня в Бруклин.
Отшельник открыл дверь, как всегда глядя в глаза немигающим внимательным взглядом.
– Кофе, – вместо приветствия произнесла я, в руках у меня был большой бумажный пакет с баночками.
В квартире было сумрачно из-за невероятно грязных окон, но гнетущего впечатления это почему-то не производило.
Пройдя мимо хозяина на кухню, я принялась выкладывать банки.
– Не знаю, какой ты любишь, поэтому принесла разный.
Отшельник молча стоял и следил, как я закладываю банки в шкаф.
– Откроешь дверь, – то ли спросил, то ли попросил он.
Я послушно отправилась к входной двери и распахнула ее. Вик, согнувшись под тяжестью двух баклажек, переступил порог, а потом поднял взгляд. Удивление, страх, тревога вихрем промелькнули на его лице.
– Что это значит? – вскричал он, глядя мне за спину на Стража.
– Вик, Вик, не волнуйся, – поспешила успокоить я его. – Я просто принесла кофе.
– Просто кофе? – он недоверчиво уставился на меня, – Ага, а я вот просто воду ношу.
– Нет, ты не просто. Я знаю.
Он бросил баклажки и осел на корточки у стены, будто ноги перестали его держать. Я закрыла дверь и села рядом, не обращая никакого внимания на застывшего молчаливой статуей Отшельника.
– Вик… Вик, – я взяла его за руку и не знала с чего начать.
– Пати, я убиваю людей, понимаешь, убиваю тех, кого вижу второй или первый раз в жизни. И стариков, и женщин. Виновных и невинных. Я вынужден их убивать, потому что знаю: не сделай я этого, свершится зло куда большее, чем просто смерть кого-то одного.
– Я понимаю, Вик. Я все понимаю.
– Правда? – тихо удивился он. – Пати, я чудовище.
– Пока нет. Пока ты человек.
Он не нашел, что ответить.
– Прости меня… – горько вырвалось у меня.
– За что? – помертвевшими губами спросил он.
– За то, что была эгоистичной дурой все эти месяцы и не видела дальше своего носа. За то, что не нашла тебя раньше, чем он, – я кивнула на Стража.
– Пати, не надо…
Я кивнула и замолчала, сжимая его руку и старательно глядя в пол, чтоб не заплакать.
– Помнишь, в начале лета ты спросила: «Ты ведь не бросишь меня?»
– Никогда, – прошептала я его ответ, глядя в глаза.
Он несмело улыбнулся, и мы робко потянулись друг к другу, еще не веря, что сможем всё вернуть. Но как только я коснулась его, вспыхнула, и в поцелуе влила всё, что смогла. Вик сгреб меня и усадил к себе на колени. Не знаю, сколько мы так просидели, обнявшись, на грязном полу…
– Я хочу кофе.
Мы синхронно вздрогнули.
– Тебя он тоже застает врасплох? – прошептала я в ухо.
– Каждый раз, – так же шепотом, касаясь меня губами, признался Вик.
Кое-как поднявшись, мы побрели на кухню, Вик достал мельничку и задумался, выбирая кофе. Определившись, он спросил, как можно равнодушнее:
– Расскажешь, может, почему ты вдруг «принесла кофе»?
– Расскажу, – кивнула я и жестом фокусника достала из пакета вторую чашку и баночку сахара.
– Всё началось еще весной….
Эпилог
По улице шел молодой, стильно одетый блондин, удивительно похожий на юного Бреда Питта. Встречные девушки и женщины удивленно вскидывали глаза и несколько секунд, а то и дольше, не могли отвести взгляд. Он тепло, или задорно, или лукаво улыбался им, но стремительно шел дальше. Одна низенькая толстушка аж подпрыгнула и поправила очки, получив от него улыбку, а пройдя мимо, обернулась. Он обернулся в тот же момент и подмигнул ей, после этого девушка совсем замедлила шаг, и через несколько секунд оглянулась еще раз, но блондин уже скрылся за чужими спинами.
Нищий старик сидел на картоне недалеко от входа в кафе; завидев блондина, он вдруг загорланил на мотив старой песенки Modern Talking.
– Чери-чери Че-ери… Чери-чери Че-ери…
Парень диковато глянул на него, а потом быстро присел на корточки, заглядывая нищему в глаза и… принюхался?
– Уту? – еле слышно выдохнул он.
Нищий с веселым ржанием треснул себя ладонью по коленке и заклекотал что-то на непонятном языке. Блондин ошалело кивнул и скрылся в кафе. Заказав два двойных эспрессо, он поинтересовался у барристо, сколько стоит разбитая чашка, тот недовольно глянув, процедил «Тридцать баксов».
– О! Этого хватит, – и, бросив стодолларовую купюру, блондин выскочил за дверь с двумя чашками. Отдав одну нищему, он плюхнулся рядом на дружески предложенную картонку.
Стильный красавец и грязный нищий о чем-то увлеченно и весело беседовали, а люди шли мимо и с удивлением смотрели на них.
