правом предплечье красовалась татуировка в виде головы волка, но был ли это волк или лайка, сказать было трудно, а сам он, если и знал, то не говорил, не любил показывать свои чувства.
В каждой клетке было по несколько обитателей, которых отбирали по размеру, чтоб если уж чего не поделили, ущерб был минимальным. Маленьких собак держали по четверо-пятеро, больших по одному или двое. Лохматые, короткошерстные, коричневые, белые, серые и пятнистые спины прямо подпрыгивали при появлении посетителей. Розовые, бордовые, малиновые языки пытались просунуться между ячейками железной сетки, но где-то и зубы клацали в надежде отомстить нерадивым людям, за то, что предали и оставили, за потерю и свободы и хозяев, всего самого дорогого, что только может быть у домашней собаки.
Желтые, карие, черные и даже голубые глаза смотрели отовсюду с надеждой, ненавистью, безразличием, отчаянием или просто счастливым щенячьим восторгом, оттого, что никто не обижает и есть чей-то теплый бок рядом. Одни собаки понуро сидели в своей временной тюрьме, а другие не могли усидеть на месте в этом маленьком, выделенным на жизнь, пространстве, едва ли не бегая по стенкам камеры в ожидании того, когда же, наконец, придет «Его Человек», погладит, накормит и заберет с собой отчаявшееся одинокое существо. Алина остановилась у клетки с высокой непонятной дворнягой с лохматой челкой и мокрым носом, которым он, поскуливая, тыкался, ей в руки.
— Ну, что ты маленький? — у Алины дрогнуло что-то в душе. Столько живых существ находилось вокруг, столько маленьких сердец билось в поиске и надежде.
— С ума сойти. Тут и доберманы, и ротвейлеры, и пудели, и все что хочешь! — подошел Дамиан, — жалко лаек не видать.
— Хм… — неопределенно хмыкнула Алина, смущенно и радостно глядя на лохматого щенка. Собак она недолюбливала за слюнявое и сентиментальное обожание хозяина несмотря ни на что и не сомневалась ни на секунду, что кошки в данной ситуации в соседнем здании ведут себя по-другому. Эти самодовольные и независимые существа быстро превращают в свою собственность любую подвернувшуюся им территорию. Девушка была уверена, что тигры в миниатюре сейчас смотрят на пришедших людей, как на незваных гостей, невозмутимо поворачиваясь к ним спиной, и так же невозмутимо продолжают свой туалет, словно никого не желая замечать, в тоже время пристально следя за любым передвижением, как генерал на поле боя.
Но, несмотря на такое мировоззрение, щенок начинал определенно ей нравиться. Дамиан пошел дальше вдоль рядом и вдруг, остановился, присвистнув.
— Гляди-ка, твоя любимая порода.
Надо сказать, что бультерьер был любимой породой Алины чисто теоретически, практически же она ни разу в жизни не имела с ними дела, хотя всем и каждому заявляла, что если уж и стоит брать себе собаку, то исключительно этой известной английской породы. А корни такой любви уходили в ее детство, когда девочки десяти лет от роду бабушка читала на ночь рассказы Сетон-Томпсона, среди которых был всем известный «Снап». Хлюпая носом после печального финала, ребенок раз и навсегда решил, что, когда вырастет, заведет себе дом на берегу моря, а море было обязательным условием, и семью, то ей непременно нужен будет такой же храбрый и красивый пес, как описан в рассказе. С возрастом желание, как ни странно, не пропало, а лишь утвердилось, и дело было только за домом на море и семьей, а выбор собаки сделан был давно и навечно.
Так что, услышав эти слова, девушка подскочила на месте и в следующую секунду уже восхищенно рассматривала молодого, тигрового окраса, представителя семейства бультерьеров, который, кстати сказать, не то, что не пошевелился от ее восторженного вопля, но и вообще никак не прореагировал на приход уже не первых за сегодня посетителей.
— Ну и махина. — присвистнул Дамиан, оглядывая резко очерченные мышцы на задних лапах.
— Сам ты махина, — обиделась за собаку Алина и убежденно заявила — он очень элегантный.
— Особенно зубы элегантные, — кивнул ее парень, — полный набор. Как у крокодила прямо! Этакая элегантная машина для убийств.
— Ну, какая это тебе машина?! Он же бедненький потерялся, а ты его обзываешь. Смотри, какой у него несчастный вид. Не бойся, малыш… — с этими словами девушка плюхнулась на колени перед решеткой и просунула пальцы, погладив упругий коричневый бок. Предостерегающее шиканье молодого человека Алина пропустила мимо ушей.
Пес действительно был хорош. На вид ему можно было дать от силы года полтора. Короткая шерсть лоснилась в солнечном свете, белая полоса разделяла морду на манер переносицы у шлема, спускаясь к самому носу корчинево-черного цвета, а окрас вокруг глаз цветом напоминал тигра, попавшего в шоколад. Зубы, в остроте которых сомневаться не приходилось, сугробами тонули в молочно-розовой пасти. Белая полоса уходила на загривок и опоясывала шею на манер щегольского шарфа, лапы могли похвастаться такими же белыми носочками, да и кончик хвоста имел идентичный оттенок. Хвост, надо сказать, не подумал дрогнуть и в подобии приветствия, которым у всех нормальных собак принято выражать свою радость от близости человека.
— По-моему, он прекрасен! — тоном, не терпящим возражений, произнесла девушка, все пытаясь привлечь внимание собаки. Но и лесть не подействовала, пес все также сидел, холодно уставившись куда- то в пространство.
— А, по-моему, он нас игнорирует. Ну-ка, отойди.
Алина сперва послушалась, а потом спросила:
— Зачем? Эй, ты что собираешься делать… — обеспокоенно начала она, но Дамиан, уже разбежавшись, несся прямо на клетку, словно намереваясь плечом вышибить дверь. В самый последний момент он затормозил. Собака не сдвинулась ни на сантиметр, продолжая сидеть каменным изваянием преграждая вход с другой стороны.
— Нервы у него, похоже, тоже железные. Как и мышцы. — одобрительно прокомментировал молодой человек.
Алина внимательно вгляделась в собаку:
— Знаешь, тут дело не в нервах…
— А в чем?
— Кажется, по его мнению, мы вообще не заслуживаем его внимания. Он весь в себе. Его бросили, обманули и он никому не верит. Ему больно, но не жалуется. Он очень гордый и сильный.
— Силы то ему точно не занимать. — пробормотал он с подозрением поглядывая на Алину, а ответом ему уже был умоляющий взгляд, который молодой человек слишком хорошо знал.
— Не думаешь же ты… — осторожно начал он.
— Он такой хороший и несправедливо его здесь оставлять!
— Но мы же за кошкой приехали! — оторопело напомнил Дамиан.
— А возьмем собаку. — очень логично ответила она. — Что здесь такого?
— Действительно ничего. Кроме того, что у тебя собак, отродясь, не было, и бойцовая порода — это не то, с чего следовало бы начинать. Ты же говорила, что не любишь собак за то, что они раболепствуют!
— Говорила! А он не такой. Он гордый, и ему плохо. — Алина прижалась лбом к клетке, так что сетка отпечаталась у нее на коже. — Мы должны ему помочь!
Дамиан знал, что спорить уже бесполезно, собака понравилась и ему самому, но все же пытался привести хоть какие-то разумные доводы:
— Нас убьет квартиродатель.
— А мы его спрячем! И я буду гулять с ним рано утром и поздно вечером. Ты ж знаешь в нашем захолустьем в это время все спят. — Алину уже ничто не могло остановить, и голос разума был оглушен заявлением о том, что юг Парижа вдруг стал захолустьем.
— Но он же тебя и знать не хочет.
Девушка снова просунула пальцы сквозь решетку и погладила стоящее торчком ухо:
— Мы подружимся. Я это знаю. Его зовут Урикан. Харрикейн — по-английски.
— Ураган значит. Мда. Надеюсь, что съест он нас хотя бы не в первый же день. — с этими словами Дамиан последний раз окинул собаку взглядом, в котором одобрение мешалось с большим сомнением, махнул рукой и пошел выяснять, что требуется для такого усыновления.
