— Подкараулила меня?
— Я не могла удержаться — ты был очень красив, — сказала я.
— Да уж, я такой! — Энрике хлопнул себя по ягодице.
Я засмеялась: мужское кокетство всегда забавно.
— Паоло тобой просто очарован, — сказал он. — Он обещал поговорить насчет тебя со своим другом — хозяином галереи искусств Девониш.[6]
— Со своим другом или со своим…
— Эй, Анита, не будь ханжой! Было бы здорово, чтобы твои работы там выставлялись.
У меня по спине пробежал холодок.
— Конечно, это здорово. А как я их буду сюда присылать?
— Зачем присылать? — удивился Энрике.
И тут у меня не холодок пробежал, а целая снежная лавина сошла.
— Ты хочешь, чтобы я…
— А ты нет?
— Я — да, но…
— Что но? — Энрике сверлил меня взглядом.
— Ведь ты…
— Я люблю тебя.
Я остолбенела. Его глаза в полутьме были похожи на огромные черные вишни.
— Я люблю тебя, — повторил Энрике.
— Но как же…
— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты сейчас же мне ответила, что чувствуешь ко мне.
Жар бросился мне в лицо, а в горле стоял ком. Я хотела сказать ему то, что он хотел услышать, но испугалась, что скажу — и все это кончится. Я всегда боялась признаваться мужчине в любви, хотя по жизни я настоящая влюбчивая ворона. За свою недолгую жизнь я влюблялась раз сто и девясто восемь из них не взаимно, но это вовсе не мешало мне вновь и вновь западать на симпатичных представителей противоположного пола.
Как и у всякой женщины, у меня есть определенный тип мужчин, мимо которых мое легкомысленное сердечко пропорхать просто не в состоянии. А именно: мимо высоких смуглых брюнетов с красивыми (обязательно), в меру волосатыми ногами.
Именно такой мужчина в данный момент крепко, до боли сжал мое сердце вопросом, на который мне хотелось прокричать: «Да, я люблю тебя! Люблю как чокнутая, как первый и последний раз в жизни, и мне плевать, что будет дальше!» Но я этого не сделала. Трусиха!
Энрике положил мою голову себе на грудь, и мы так и лежали нагими в темноте под бормотание кабельного канала, пока не уснули.
— Анита, — послышался в темноте голос Энрике.
— Что?
Я открыла глаза, но продолжала спать. Сон и явь смешались, и я решила спать дальше. Мне даже показалось, что я услышала собственный храп.
— Анита, — опять позвал его голос.
Энрике стоял, склонившись надо мной.
Одетый.
— Вставай.
— Зачем? — Я взглянула на часы. — Ты с ума сошел? Сейчас четыре часа ночи!
— Мы идем купаться.
— Ни за что!
Я укрылась с головой одеялом.
— Пойдем, тебе понравится, — уговаривал он. Господи, разве можно ему отказать?
— Ну, хорошо, — сдалась я, понимая, что сейчас мужчина в спальне мне не просто мешает, а лишает моего любимого занятия — сна. Но даже спросонья я понимала, что готова ЭТОМУ мужчине прощать многое.
— Только купальник возьму, — пробурчала я.
— Не надо купальника.
— Как не надо? — удивилась я. — Меня выгонят с позором!
— Ты забыла, что я — друг хозяина отеля?
Это был решающий аргумент, и мы отправились к бассейну.
Если кто не знает, то скажу: нет ничего прекраснее карибской ночи. Это просто сказка! Здесь и ночью природа не спит, она живет, поют птицы, которых вы днем не услышите, а цветы пахнут намного сильнее.
— Там кто-то есть… — Я заметила свет у бассейна. — Это и правда дурацкая идея, Рике!
Я развернулась, чтобы уйти.
— Не беспокойся, там никого нет. — Он потянул меня за руку.
Мне нравилось идти за Энрике, нравилось, что он ведет меня, нравилось, что он решает, куда идти и когда.
Мы подошли к бассейну, и я увидела, что рядом накрыт столик на двоих и горят свечи. Вокруг бассейна тоже стояли свечи.
«Я точно попала в мыльную оперу, — подумала я. — Сейчас придет злобный плантатор дон Педро и разрушит наше счастье с прекрасным юношей…»
— Это все ты сделал?
— Да. Тебе нравится?
— Как такое может не нравиться! — Я повисла на нем.
— Теперь ты веришь, что я люблю тебя?
— Почти.
— Почти? — Он возвел руки к небу. — Хорошо, ледяная русская красавица, я подумаю, как убедить тебя.
Он налил в бокалы шампанское.
— С днем рождения!
У меня дух перехватило. Такого дня рождения у меня действительно еще не было. Я выпила бокал до дна.
— А что у нас с купанием? Значит, ты меня обманул и купаться мы не будем?
— Ну, вообще-то, это была всего лишь уловка.
Он смущенно заулыбался. Обожаю, когда он так улыбается!
— Ну уж нет! — Я толкнула его прямо в бассейн.
Энрике с шумом упал в воду.
— Держитесь, Карибы, русские гуляют! — крикнула я и прыгнула следом.
Пусть мне сегодня исполнится двадцать! Пожалуйста, пусть мне будет двадцать! Именно так я себя сегодня чувствую. Для меня все новое. Я повзрослела на год, но стала намного моложе.
Когда мне было двадцать, я была столетней старушкой по сравнению с Аней сегодняшней. Теперь я радовалась, что пришел праздник, от ожидания которого меня передергивало каждый год, едва я успевала навести в квартире порядок после очередного…летия. А сегодня мне двадцать, и я обожаю свои дни рождения!
В шесть утра Энрике занес меня в номер. Я была похожа на блаженную. Я это видела в зеркале напротив кровати. Это видела и девушка с кувшином — с портрета на стене. Я подмигнула ей, и она мне, кажется, тоже. Мы как-то сдружились с ней за эти дни, она была единственным свидетелем моих переживаний, безмолвным советчиком, а главное, у нее было два наиценнейших качества настоящей подруги: первое — она не критиковала моего возлюбленного, а второе — она умела хранить секреты.
Энрике принес из ванной полотенце и стал вытирать мне волосы.
— Нельзя ложиться спать с мокрой головой — заболеешь, — сказал он, бережно гладя меня полотенцем.
Бли-ии-нн! Ну не бывает на свете таких мужиков! Все они озабоченные, неаккуратные, необязательные, ненадежные твари! Им нельзя верить ни за что! Это истина, которую мы впитываем с молоком матери, а она с молоком своей матери, и так испокон веков, и не нам эту истину менять!
Я не собираюсь устраивать никакой революции в вашем сознании. Не верьте мне, прошу вас, таких мужчин на свете нет!
Я почувствовала, как расческа скользит по моим волосам. «Он что, меня причесывает?» — спрашивала себя я, глядя на цветок орхидеи, лежащий на подушке. Может, вам будет смешно, но я мечтала об этом моменте. Чтобы меня вот так после купания принесли в постель и расчесывали мне волосы, а по спине у меня от блаженства бегали мурашки.
И как теперь говорить, что таких мужчин нет? А Энрике?
— Приходи на яхту в двенадцать, — шепнул он мне и накрыл одеялом.
Это было последнее, что я услышала, потому что следующие четыре часа был сон, густой и черный, как сама карибская ночь.
