в) достаточно однажды попасть в цель, и жизнь на Земле зародится навсегда.
— Вы знаете, как делаются крупные открытия? — спросил меня Брайнин после того как кончил писать. — Они делаются тогда, когда ученые сворачивают с проторенных дорог. Как цепями, мы привязаны к колеснице научной истории и из поколения в поколение следуем одному и тому же методу. Мы совершенствуем методику научного исследования и этим самым еще крепче привязываемся к установившимся традициям. Путь, который избрало большинство химиков-органиков для решения проблемы живого белка, основан на ортодоксальной точке зрения, что все, что можно проанализировать, можно затем и синтезировать. Для этих двух стадий химического исследования наукой создан огромный теоретический и экспериментальный аппарат, и он безотказно работает во всех случаях, когда то, что мы хотим создать, не очень сложно по своей структуре. Может быть, в ближайшем будущем мы сумеем, в полном смысле слова, видеть не только элементный состав молекул белка, но и порядок, в котором атомы элементов расположены в молекуле. Но сегодня мы такими средствами еще не располагаем и очень часто случайно нанизываем в наших пробирках одну молекулу на другую, один атом на другой. Один из принципиально важных опытов, который был поставлен в наше время вразрез с ортодоксальным методом органического синтеза, заключается в следующем. В смеси водяных паров, метана и аммиака, то есть газов, которые, по- видимому, существовали в первобытной атмосфере нашей Земли, пропускали в течение нескольких недель электрическую искру. Что происходило при этом, никто не знает. Образовавшиеся химические продукты оседали на дно сосуда, в котором кипела вода. И вот после окончания опыта состав был проанализирован. Как вы думаете, что в этой воде было обнаружено?
Я пожал плечами.
— В ней оказались растворенные аминокислоты, из которых состоят все природные белки! Обратите внимание на методику опыта! Берется какая-то смесь газов и с ней что-то делается. И в результате получаются вещества, для синтеза которых требуются многие годы упорной работы аналитиков и синтетиков. Химик, который поставил этот опыт, действовал не в соответствии с методом анализа-синтеза. Он пошел по пути, по которому шла сама природа!
— Если гипотеза о самопроизвольном зарождении жизни справедлива, — продолжал ученый, — то, следовательно, создав в лаборатории условия, которые когда-то были на Земле, мы должны обязательно получить живую материю. Весь вопрос во времени: как скоро живая материя сама возникнет? В природе процесс эволюции простейших химических веществ до сложных белковых и далее, до живой клетки, наверное, продолжался несколько миллионов лет и, казалось бы, нет никакой надежды ускорять этот процесс. Как ускорить процесс зарождения живой материи? Как победить фактор времени, который не ограничивал природу в ее непрерывных попытках случайно объединить вещества так, чтобы из них образовалась живая материя? Именно в ответе на эти вопросы я вижу основное назначение человеческого разума. Не в анализе и синтезе белковых веществ, а в возможно более точном воспроизведении условий, существовавших миллионы лет тому назад на Земле, и в ускорении процесса зарождения жизни. Человеческий разум должен победить время. Вот в чем состоит главная задача синтеза белка. Кстати, перед собой я поставил задачу синтезировать живое существо в течение месяца, вернее, трех недель.
— Почему такой срок? — удивился я.
Брайнин снова улыбнулся и потеребил бородку.
— Я хотел все это сделать в период, когда все мои сотрудники находятся в отпуске.
— Странно. Разве вы не нуждались в их помощи?
— Видите ли, я не хотел предстать перед ними выжившим из ума стариком. Опыт, как я его поставил, выглядит так дико, так невероятно глупо, что… В общем, мне было бы неудобно перед своими товарищами, которые считают меня все еще способным заниматься научной деятельностью. Особенно, если бы результаты опыта оказались отрицательными.
— Тогда я ничего не понимаю.
— Все дело в факторе времени. Вы, наверное, знаете классическое описание матушки Земли, какой она представляется нашей просвещенной фантазии в те отдаленные эпохи, когда жизнь только зарождалась. Кислорода в атмосфере не было, а были такие первичные газы, как аммиак, метан, водяные пары. Моря представляли собой насыщенный различными веществами бульон, в котором все перемешивалось, вступало в реакции, соединялось, расщеплялось и так далее. И все это в условиях сильной жары, яростного ультрафиолетового и рентгеновского излучения солнца, космического излучения, фантастических по силе гроз со страшными молниями и оглушительными раскатами грома. Так вот, для того чтобы ускорить решение задачи, я решил начать опыт с создания подходящей модели первобытной Земли. Моя модель должна быть достаточно «первобытной», чтобы на ней самопроизвольно могла зародиться жизнь, но не настолько «молодой», чтобы этот процесс начался на пустом месте. И вот, чтобы победить время, я решил «помочь» своей миниатюрной Земле всеми средствами современной химии. Зачем ждать, пока самостоятельно возникнут карбиды металлов? Для чего ожидать появления простейших аминокислот, когда все это уже синтезировано? Я решил передать в распоряжение случая все то, что накопила современная химия и что находится у меня в лаборатории. Представляете, каким древним алхимиком я выглядел, бросая в свое море в аквариуме под стеклянным колпаком огромное количество реактивов, органических и неорганических, содержащих атомы водорода, кислорода, азота, серы, железа, никеля, цинка и других элементов?
Не думайте, что я это делал без всякой системы. Химические реактивы я вводил в первобытное море примерно в тех соотношениях, которые бы обеспечивали приблизительный элементный состав белков. Однако я не утруждал себя излишне точными взвешиваниями. Ведь природа, создавая живой белок, не пользовалась аналитическими весами! Мощные электрические мешалки непрерывно перемешивали содержимое ванны. Под ней стояли электрические печки, которые нагревали воду до кипения. Над моим первобытным океаном яростно светили четыре мощные ртутные лампы сверхвысокого давления, излучавшие потоки ультрафиолетовых лучей. Две рентгеновские установки облучали море потоками жесткого излучения, а помещенные в разных местах радиоактивные изотопы обрушивали на находившиеся в ванне вещества потоки альфа-, бета- и гамма-лучей, пронизывали бульон мощными пучками нейтронов.
Сегодня вы увидите это дикое сооружение! Когда я его создал, то сам себе показался сумасшедшим. Если бы мои сотрудники увидели этот опыт, напоминающий опыты умалишенных алхимиков, они решили бы, что мое место не в современной лаборатории.
И вот, когда все было готово, я запустил свою первобытную природу в действие. От высоковольтного генератора атмосферу над ванной пронизывали голубые молнии. Кипела вода, насыщенная более чем десятью тысячами веществ. Гудели трансформаторы электрических мешалок. Дозиметры показывали высокую степень радиоактивности в растворе и в пространстве, окружающем ванну.
Я следил за всем, что происходит в океане по приборам, вынесенным в другое помещение. Периодически я выключал источники излучения и входил, для того чтобы посмотреть, что же происходит. В аквариуме совершались удивительные события: то раствор окрашивался в яркие цвета, то вдруг на дно выпадали осадки, то вдруг стенки покрывались серебристым налетом, то на поверхности возникали радужные разводы, как будто бы на жидкость было налито масло. А я все продолжал перемешивать содержимое, подвергая раствор наобум самым фантастическим воздействиям температуры и излучениям. Два или три раза я охлаждал ванну почти до замерзания, затем снова разогревал ее до кипения, многократно увеличивал и уменьшал интенсивность и жесткость рентгеновского и ультрафиолетового облучения. Несколько раз я приставлял к ванне датчик ультразвуковых колебаний и пронизывал ее мощными потоками ультразвука. То, что происходило в моей модели первобытного моря, наверное, можно сравнить с самим адом, и этот ад прекратил свое существование только тогда, когда календарь показал, что скоро из отпуска начнут возвращаться мои сотрудники. Я никогда не забуду тот день, когда впервые увидел раствор в аквариуме в спокойном состоянии. Жидкость была кристально чистой, на дне лежал слой рыхлого сероватого осадка, из разных углов ванны медленно поднимались маленькие пузырьки газа. «Если в жидкости есть хоть что-нибудь живое, то оно должно дышать». Тогда я решил впустить под колпак, покрывавший ванную, немного воздуха. Только я это сделал, как вдруг на моих глазах произошло настоящее чудо. По всей массе раствора заблестели крохотные звездочки, которые на глазах стали превращаться в полупрозрачные желеобразные зерна. Они быстро сливались друг с другом в комочки, затем в крупные комки и, наконец, начали расти! Вскоре некоторые экземпляры выросли с куриное яйцо, и тогда я заметил, что продолговатая опаловая масса не однородна, а что в самом ее центре виднеется кроваво-красное пятно. Это было ядро живой первобытной клетки!
— Почему вы так думаете? — спросил я пораженный.
— Идемте, и я вам покажу, почему я так думаю!
— Вы мне покажете синтезированный живой белок?
— Я вам покажу синтезированное живое существо.
Мы пересекли кабинет Брайнина и вошли в боковую дверь. Он повернул выключатель, и лаборатория наполнилась ярким электрическим светом. Я остановился как вкопанный перед странным сооружением, напоминавшим гигантский аквариум под тонким стеклянным колпаком. Над прямоугольным стеклянным ящиком на металлических стойках склонили свои хоботы рентгеновские трубки, на штативах в рефлекторах поблескивали ртутные лампы сверхвысокого давления. Аквариум возвышался на двух металлических опорах, под которые уходили электрические провода.
Брайнин обошел ванну с противоположной стороны и включил прожектор, который пронизал яркими лучами света всю толщу жидкости. Я вскрикнул от изумления. Жидкость, до того казавшаяся мне просто мутной, вдруг засияла всеми цветами радуги. Радужные пятна не стояли на месте, а медленно двигались в различных направлениях. Я подошел ближе и застыл, очарованный изумительной, неповторимой картиной.
Почти прозрачные шары, пульсируя, медленно продвигались в различных направлениях. В центре каждого из них находилось янтарное пятно, которое, попадая в прямые лучи прожектора, вспыхивало кроваво-красным светом. Шары периодически медленно опускались на дно, вытягивались в продолговатые лепешки, захватывая осевший на дно осадок. На мгновение они становились непрозрачными, почти молочного цвета, но постепенно снова светлели…
— Они питаются! — воскликнул я, поняв смысл этих периодических погружений.
— Да, они питаются и делятся, как всякая живая клетка. Смотрите на это изумительное зрелище.
Академик показал мне на совершенно неподвижный экземпляр, который, казалось, прилип к самой поверхности жидкости. Его тело плотно облепило множество пузырьков газа, и он на глазах разрастался и набухал.
— Сейчас я наведу на него свет, и вы увидите настоящий классический митоз, то, что нам сейчас удается наблюдать только в микроскоп.
Теперь было видно, что, кроме красного ядра, в теле студенистого существа по обоим полюсам его вытянувшегося тела появились две желтоватые звездочки, от которых к ядру вытянулись тонкие нежные лучи. Тонкие нити присосались к противоположным сторонам ядра и стали сокращаться. Ядро затрепетало и вдруг разорвалось пополам. Одновременно с этим вся гигантская клетка сузилась посредине, как будто бы ее перетянули невидимым пояском, и разорвалась на две части.
Я стоял у ванны потрясенный. А нежные прозрачные существа все делились, двигались, сталкивались…
— Скажите, а почему все они одинаковы? Почему в вашем океане не возникло сразу множество видов живых существ?
Брайнин пожал плечами.
— Меня это тоже несколько удивляет. Завтра я собираюсь поставить опыт по созданию новых видов.
— Как?
— Если верить современным теориям, то одним из факторов возникновения новых видов живых существ являются мутации хромосомов. В ядрах моих первобытных клеток, или, как я их окрестил, протеиноидов, наверное, тоже имеются хромосомы, которые определяют и стабилизируют их настоящий вид. Если мне удастся воздействовать на хромосомы так, чтобы их химическая структура изменилась, возможно, появятся и новые виды.
— Как вы собираетесь воздействовать на эти хромосомы?
— Гамма-лучами. Из радиобиологии известно, что гамма-лучи особенно часто вызывают мутации.
— Михаил Федорович! Если вы разрешите, я завтра приду к вам с фотоаппаратом и запечатлею все, что здесь творится и что возникнет после вашего нового опыта. Ведь это настоящая, революция в биологии! Я уверен, что теперь, когда вы сможете продемонстрировать всему миру, что вам удалось сделать за эти три недели, никто вас не будет считать… этим самым…
