Тимар безвыездно оставался в арендованном поместье, пока не наступили сильные морозы и не положили конец посевной. Под озимые засеяли достаточно. Остальные земли можно будет засеять весною или пустить под пар, под покосы. Из тридцати тысяч хольдов земельных угодий всего лишь несколько сот хольдов приходилось на пастбища, остальное занимали обширные, плодороднейшие поля. Если будущий год выдастся урожайным, то закромов под зерно не хватит. Озимые засеяли в самую удачную пору. До конца октября погода держалась сухая и ветреная; тем, кто засеял свой надел в это время, на хороший урожай в будущем году лучше не надеется: полчища сусликов, хлынувших на поля, изничтожили зерно на корню. Тем же, кто сеял в ноябрьскую слякоть, нанес ущерб рано выпавший снег, так как взошедшие ростки сгнили од снегом в раскисшей земле. Но затем, когда этот первый снег в одночасье растаял, наступила мягкая погода, продержавшаяся до самого рождества, и повезло тем, кто подгадал с севом на это время; суслики погибли, морозы наступили раньше чем выпал снег, и пышный белый покров надежно укрыл до весны драгоценные семена от всяческих напастей.
Искусство возделывания земли напоминает азартную игру: либо пан, либо пропал!
Тимару в этой игре выпала шестерка. Наступивший год оказался настолько щедрым, что тем хозяевам в округе, кто выбрал для посевной благоприятную пору, принес урожай сам- двадцать.
Земледельцы леветинцского поместья благословляли нового арендатора, который не допустил, чтобы год пропал втуне. Их собственные земли принесли чахлый урожай, сорное, пораженное головней зерно, зато арендованные поля радовали обильной, чистой пшеницей.
В тот год Тимар на тридцати судах доставил в Комаром и в Дёр отборную пшеницу, но по вырученным деньгам груз этих тридцати судов составил для него примерно столько, сколько для иного торговца - содержимое трех судов.
Ведь только от него зависело, какой доход получить за этот год: обогатиться ли кругленькой суммой в полмиллиона или увеличить ее еще на сотню тысяч? А может, напротив, скинуть сотню тысяч с полмиллиона, чтобы дать беднякам хлеб подешевле или же чтобы приставить своим конкурентам нож к горлу?
Вольно ему было играть с торговой братией, как кошке с мышью. Он мог сбивать цену на зерно, как ему заблагорассудится.
В кафе у Бразович а среди завсегдатаев, торговцев зерном, каждый вечер разгорались страсти. Оперившийся за какой-то год Тимар безжалостно давит всех купцов. Конкурировать с ним на рынке нет никакой возможности. Денег у него куры не клюют, а собственного добра ему ничуть не жалко, будто он о краденое. Конкуренты готовы были удушить его собственными руками, вздумай он появиться среди них.
Но он избегал их общества.
Никто не видел, чтобы он с кем-то заговорил, желая завязать знакомство. Он ни с кем не делится своими планами. И за что бы ни брался, все в его рука обращается в золото. Затевает новые и новые дела, до которых любой мог бы додуматься: прямо-таки на ладони лежали, только зажми в кулак; ан, спохватывались-то, лишь когда этот человек успевал заграбастать все у них из-под носа. И все-то ему на месте не сидится, все-то он, с повозки не слезая, разъезжает туда-сюда, только диву даешься, почему он все еще живет в этом городе, отчего не переселится в Вену? Чего ради такому богатому человеку держать главную контору в Комароме? Хотя в ту пору Комаром был важным торговым городом.
Но Тимар-то знал, что его привязывает к Комарому. Он знал, чего ради живет в этом городе, где каждый собрат по торговому ремеслу - заклятый враг, где всякий раз, когда он проезжает мимо кафе Бразовича, вослед ему летит напутствие: 'Чтоб тебе шею свернуть!' Этот дом - вместе со всеми своими обитателями - тоже должен прейти в его руки!
Вот что привязывало его к Комарому даже теперь, когда он стал обладателем полутора миллионов. Вот ради чего оставался он там, где его по-прежнему называли Тимаром, не желая свыкнуться с его новым дворянским титулом: 'Леветинцский'.
А ведь свое благородное звание он сумел подкрепить и благородными делами. Основал больницу для городской бедноты, учредил стипендии в протестантском приходском училище, даже чаша для причастия под его руками обратилась в золото: взамен прежней, серебряной, он пожертвовал храму новую - золотую. Двери его дома всегда были открыты для бедняков, и по пятницам вдоль всей улицы выстраивался к его дому нищий люд за причитающимся вспомоществованием - самой большой на свете медной монетой, которую называют 'неразменным талером'. А еще поговаривали, что если какой корабельщик утонул, то Тимар назначает его детям содержание и вдове выплачивает ежегодное пособие. Поистине золотой человек!
И лишь голос в душе постоянно твердил ему: 'Неправда это! Все неправда!'.
Девичья шутка.
Послеобеденный кофе господин Бразович обычно пил на половине супруги, распространяя вокруг себя густые клубы дыма.
Господин Качука шептался с Атали в стороне за столиком, там же сидела и госпожа Зофия, делая вид, будто поглощена шитьем. (Вот уже год, как на этом столе всем напоказ было разложено рукоделие, дабы каждый гость мог видеть, что здесь готовят приданое.).
Молодой офицер теперь дневал и ночевал в доме: с утра являлся с визитом, затем его оставляли обедать, и лишь поздний вечер вынуждал его вернуться к себе на холостяцкую квартиру.
Надо думать, комаромская крепость была полностью оснащена всевозможными оборонительными средствами, если военный инженер мог целые дни проводить с барышней Атали.
Зато собственные ободрительные укрепления господина Качуки рушились на глазах. Похоже, от женитьбы не отвертеться, о ведь он стоял насмерть не хуже Зрини11. Потесненный из окопов, отступал и укрывался в цитадели. До сих пор ему удавалось найти подходящий предлог, чтобы отсрочить женитьбу, но теперь его последние бастионы оказались взорваны; вот уже и реверс12 записали на имя Бразовичей и Дворцовый военный совет засчитал эту операцию как взнос наличными; и жилье подыскали для будущих молодоженов... а затем был нанесен и последний удар: господина Качуру произвели в капитаны. У осажденного расстреляны все патроны, защищаться нечем и отступать больше некуда; теперь не остается ничего другого, кроме как капитулировать - взять в жены красивую и богатую девицу.
А господин Бразович, попивая кофе на женской половине, день ото дня все более ожесточался, а распалял его гнев не кто иной, как все тот же Тимар.
Сокрушить Тимара, да-да, Карфаген должен быть разрушен! - Господин Бразович был буквально одержим этой мыслью.
- Вы Только подумайте, какую мерзопакость опять учинил этот негодяй! Каждый порядочный торговец только радуется, что зерно все распродано и зима на носу - можно спокойно отдохнуть, а этому неймется. Затеял дело, о каком никто отродясь не слыхивал: Взял Балатон в аренду и намеревается производить зимой подледный лов! Нынче у кенешского мыса за один улов выудили триста центнеров рыбы. Уж это ли не грабеж? К весне он всю рыбу в Балатоне изведет, не останется там не то что осетров, а ни карпа, ни окуня, ни чехони, ни жереха, ни уклейки! И улов весь как есть отправляет в Вену. Выходит, для того, что ли, в Балатоне осетры водятся, чтобы ими немчура лакомилась? Это не человек, а наказание Господне, всем миром надо взяться да изничтожить его. Дело кончится тем, что я сам рано или поздно его порешу. Подговорю двоих корабельщиков, чтобы подстерегли его на мосту да сбросили в Дунай. Либо заплачу часовому сотню форинтов: пойдет Тимар ночью мимо поста, ну его и подстрелят как бы ненароком. А еще можно подкинуть ему во двор бешеную собаку; Тимар утром из дома, собака его и покусает... Впрочем, самое место ему на виселице, он этого заслуживает больше, чем наши прославленные разбойники Банди Андял да Тарци Зёльд. Ведь тот же Зёльд отбирает только деньги, какие найдет при тебе, а этот грабитель того гляди без крыши над головой оставит. Подпалить бы разок его в собственном доме, да так, чтобы и он сам заживо сгорел!.. И таким людям еще дают дворянское звание! Мало того: на комитатском собрании производят его в асессоры, и этот распоследний негодяй теперь сидит со мной в одно ряду! Какой-то выскочка, прощелыга смеет со мною равняться, да у меня даже дед был исконным венгерским дворянином! Дайте только срок, вот ужо наступит реставрация комитатского управления, пусть от попробует сунуться в благородное собрание; я подобью сельских дворян, и они так его вышвырнут в окошко, что он и костей не соберет! Эх, сойтись бы мне с ним разок где-нибудь за обедом, я бы ему подсыпал вместо перца яду в уху, чтобы он опрокинулся кверху брюхом, точно дохлая рыба.
До меня слухи дошли, будто этот проходимец наведывается с визитами к благородным барышням. Судовой писарь - тоже мне важная персона, да ему бы не заноситься, а носом тину пахать! Вот бы угодить ему в такой дом, куда частенько удалой офицер хаживает; вызвал бы тот Тимара на дуэль да проткнул бы его насквозь, как лягушку, - вот так!
Господин Бразович с явным намеком воззрился на господина Качуку, но тот сделал вид, будто не слышит.
На самом-то деле он все слышал, но из длинных речей господина Бразовича сделал свой вывод: этот новоиспеченный миллионер, похоже, нанес благосостоянию Бразовича ощутимый ущерб, и ярость против его сотрясает не только господина Бразовича, но и его двухэтажные хоромы. И мысль эта отнюдь не усугубила радости господина Качуки в ожидании свадьбы.
- Ах, да не стану я дожидаться, пока кто-нибудь другой уберет этого молодчика! - произнес наконец господин Бразович, поднимаясь из-за стола; он отложил чубук и взял стоявшую в углу камышовую трость. - Есть у меня трость со стилетом, я обзавелся ею с той поры, как этот Тимар стал тут околачиваться. Ради него и купил. (И дабы сделать свои слова убедительными, вытащил из трости острый клинок.) Вот какая штука, смотрите! Только бы встретиться нам с глазу на глаз, уж я бы всадил в него клинок! Я бы его пригвоздил к стене, как летучую мышь, ей-ей!
И дабы обещание сие звучало убедительнее, еще сильнее выпучил свои налитые кровью глаза.
Затем господин Бразович допил остатки кофе и, облачившись в зимнее пальто, сказал, что идет заняться гешефтом. (Точнее: играть в карты.) Вернется рано. (То бишь рано утром.).
Никто его не удерживал.
Он с большой осторожностью стал спускаться по узкой винтовой лестнице своего дома, ибо при его грузной комплекции не безопасно поспешно сбегать по ступенькам. И как бы вы думали, кто поднимался ему навстречу? Конечно же, Тимар....
Наконец-то, попался! Вот он, близехонько, ничего не стоит ножом пырнуть в этом узком, темном закутке, где их никто не видит. Не случайно большинство убийств из-за ушла совершалось именно на лестницах. У Тимара при себе нет никакого оружия, даже трости. А у господина Бразовича трость со стилетом, в два фута длиной.
Господин Атанас при виде Тимара сует трость под мышку, высвобождая правую руку, снимает шляпу и громогласно восклицает:
- Ваш покорный слуга, милостивый государь! Желаю доброго здравия, господин Леветницский!
А Тимар ответствует:
- Сервус, Танасий! Значит, уже отправился по делам?
- Ха-ха-ха! - Добродушно смеется господин Атанас, словно уличенный в шалости ребенок. - А ты, Мишка, не желаешь ли нам компанию составить?
- О, нет! Если вам угодно, чтобы я проиграл сотню-другую, я лучше наперед выплачу. Но просиживать ночи напролет в ожидании счастливой карты да обливаться потом от волнения - это удовольствие не для меня.
- Ха-ха-ха! Ну что ж, тогда ступай к дамам, они наверху. Желаю приятно провести время. Мы с тобой сегодня больше не встретимся.
Сердечно пожав друг другу руки, они расстались.
Не стоит принимать угрозы господина Атанаса всерьез. У него только голос грозный да фигура внушительная. Его не слишком-то и побаиваются. Даже собственная супруга не боится. Вернее, именно она и не боится.
Знает господин Атанас, очень даже хорошо знает, что Михай частенько наведывается в его дом, и норовит подгадать так, чтобы сам он в это время находился в отлучке. А госпожа Зофия старалась исподволь внушить ему, будто ходит Тимар к ним скорее всего ради прекрасных глаз Атали. Но это уж дело господина Качуки. Если господин Качука не торопится проткнуть Тимара, как лягушку, пусть пеняет на себя. Предупреждение ему было сделано, и тем не менее он, судя по всему, не прибегнет к оружию. А между тем достаточно часто сталкивается с Тимар у Атали.
У капитана Качуки и в мыслях не было вызывать Тимара на дуэль. Бывшие однокашники вновь заделались такими друзьями, что водой не разольешь.
Обитатели этого дома и его посетители являли собою такую тесную, дружную компанию, какой свет не видывал.
Господин Бразович, не просто догадывался, а благодаря свои связям точно знал, что тропку, ведущую к нынешнему его богатству, указал Тимару не кто иной, как капитан Качука. Додумался он и оп причине, по которой это было сделано. Качука хотел порвать отношения с Атали. Ведь попадись господин Бразович на эту удочку и откажи молодому офицеру от дома, - ему у это было бы только на руку. Расчет не удался: господин Бразович любит капитана, как родного сына; Качуке не удастся отвертеться, придется ему жениться на Атали.
