Иннокентий III, который упорно цеплялся за свою увядающую жизнь. Однажды он уже разочаровал кардинала неожиданным выздоровлением, хотя все считали, что он не выкарабкается из лап костлявой.
Под его летаргическим правлением церковь начала терять силу, которой достигла при его предшественнике Сикстии IV, это и приводило в ярость кардинала Родриго — скорее всего ему придется восстанавливать влияние церкви. Если придется! Ведь он открыто признал своих детей, дав врагам возможность для раздувания скандала. Как будто он один имеет семь незаконнорожденных детей!
Кардинал машинально листал страницы книги, находясь во власти воображения. Став первым среди первых, он немедленно создаст сеть союзов, которые увеличат силу воинства святого престола, учредит посты новых кардиналов со своими людьми, заставит чванливых баронов платить налоги, о которых они уже давно забыли. Он очистит Рим от беззакония, разбоев и грабежей, он разбудит надежду в сердцах простых людей… Как упоительны мечты о власти! Словно свод небесный, не знают они меры и границ. Папский престол близок, почти осязаем. Осталось лишь убрать с дороги одряхлевшего маразматика — папу. Кардинал давно искал возможность покончить с Иннокентием, но все неудачно. Сам папа и его ближайшее окружение имели поразительное чутье на опасность и ловко избегали расставленных капканов. Однако на сей раз кардинал решил воспользоваться похотливостью Иннокентия. То, что теперь его не посещают куртизанки, объяснялось только одним: старец боится фатального удара в результате полового акта. Но он, как смертник от петли, никуда не денется, если его соблазнить.
Несколько часов спустя Родриго с визитом вежливости оказался в покоях папы в Ватикане. Хозяин был настолько плох, что даже не смог встать с кровати. Правда, он нашел в себе силы приподнять руку для приветствия, и улыбнуться.
— Мой дорогой кардинал, я счастлив сказать вам, что сегодня чувствую себя намного лучше.
— Очень приятная новость, Ваше святейшество. С божьей помощью вы скоро окрепнете и будете с нами и телом, и духом.
— Вы так добры. Пусть сбудутся наши надежды! Кардинал сообщил папе последние церковные новости, рассказал о депешах из посольств, особенно от короля Франции, который вздумал заполучить Неаполь. Какой шутник! Завершилась встреча скандальной хроникой, ее папа особенно любил слушать, хотя делал вид, что мало интересуется анекдотами.
— Это, кажется, все, с чем я пришел. Буду молиться о вашем здоровье.
— Уже возле двери, словно что-то вспомнив, кардинал добавил:
— Кстати, Ваше, святейшество, у меня недавно племянница гостила на каникулах. Очень красивая девушка. Она умоляла о вашей аудиенции. Эта кроткая юная душа мечтает хотя бы прикоснуться к ножке вашей кровати, ибо для нее вы воплощаете все великое и божественное.
Глаза у старца оживились.
— Речь идет о девственнице, ей лишь одиннадцать лет, но ум и тело, как у взрослой женщины, — кардинал умело подливал масло в огонь. — Она так увлечена духовностью Вашего святейшества, что сказала мне: 'Захочет он — я пойду в монастырь, захочет — утону в бездне похоти, послушно исполню любую его волю'. Я даже опасаюсь, как бы столь пылкая страсть не повредила юному созданию.
Папа привстал, опираясь на подушки. Приманка, похоже, его заинтересовала,
— Это поистине дитя Господа. Вы не преувеличиваете, дорогой мой, она действительно выглядит женщиной в таком нежном возрасте?
— Скромность не дозволяет описать все ее прелести, — ответил кардинал. — Елена Троянская, полагаю, признала бы ее ровней.
— Ну, уж это вы слишком, — хохотнул папа. — Впрочем, я бы хотел ее видеть.
— Я свяжусь с девочкой. Через несколько дней она будет в Риме.
— Превосходно, — пробормотал папа. — Назовите мне имя этого ребенка.
— Ее зовут Лукреция, Ваше святейшество.
Глава 4
Тем временем Лукреция и ее младший брат Джифредо направлялись к месту своей учебы во дворец Орсини, Монте-Джордано, в сопровождении слуг и вооруженных охранников, ибо дороги были опасными, особенно к ночи. Джифредо был почти на два года моложе сестры. Судьба успела преподнести ему серьезное испытание. Несколько лет назад, когда мальчик впервые сел на лошадь, она вдруг неожиданно рванулась и понеслась вскачь. Бледный как смерть, Джифредо успел схватиться за уздечку, и целых пять минут жизнь его висела на волоске, пока наставник не догнал обезумевшее животное.
Подобно брату и сестре, мальчик выглядел старше своих лет благодаря занятиям борьбой, плаванием и стрельбой из лука. Характер тоже сформировался крепкий, решительный.
Лукреция оглянулась на брата и приветливо улыбнулась. Он был похож на Чезаре, хотя нос был у него резче вздернут и волосы имели рыжеватый оттенок. При мысли о Чезаре в ней снова вспыхнуло желание, и она подумала, как это было бы с Джифредо. Конечно, он моложе, но выглядит уже мужчиной. Сладкие воспоминания о событиях последних дней вызвали дрожь во всем. теле. Уже в сумерках, изрядно устав, она пересела на лошадь Джифредо. Начальник охраны помог ей сесть впереди брата и приказал зажечь фонари. Сразу обозначились длинные, нечеткие тени на дороге. Лучи отражались на лицах всадников, отсвечивались на мечах стражи.
Лукреция оправила широкую юбку. Она не надела нижнего белья и сейчас ощущала удовольствие от прикосновения к прохладной коже седла. Джифредо покровительственно держал ее одной рукой за талию, а другой сжимал поводья.
Милый мальчик, если бы он знал, что с ним случилось! Лукреция снова и снова пыталась представить, как она выглядела, стоя перед отцом на четвереньках, как он смог сокрушить ее своим могучим тараном. И каким восторгом все это закончилось! Теперь, когда Лукреция видела, целовала и ощущала в себе это орудие сладкой пытки, она поняла, что хочет его постоянно. Если бы они с Джифредо были одни, она заставила бы его спешиться и овладеть ею прямо здесь, на поле у дороги.
И вдруг счастливая догадка озарила лицо юной греховодницы. А что теперь может им помешать? Ведь их ничто не разделяет с Джифредо — они сидят в одном седле, она даже чувствует ягодицами при каждом движении лошади то место, где прячется его дротик. Теперь надо убрать лишь разделяющую их преграду …
Она приподняла сзади юбку, плотнее прижалась к бедрам брата и сразу ощутила маленькое, но явное уплотнение. 'Ну, дружок, — подумала она, — ты скоро узнаешь, как приятно обладать своей сестрой'. Длинная юбка прикрывала и его ноги, поэтому их сближение не было заметно. Зато с каждым шагом лошади Лукреция удобнее устраивалась на коленях брата, добиваясь все более приятного ощущения,
Джифредо сильнее прижал ее к себе, не совсем понимая, что происходит. Ясно было одно: проказница-сестра умышленно накинула юбку на его нога, и он чувствовал, что юбка — единственное прикрытие ее наготы. Джифредо смущенно огляделся вокруг. При тусклом свете фонарей всадники-призраки спокойно покачивались в седлах и, казалось, мечтали лишь об одном — поскорее выпить и завалиться спать. А Лукреция не обращала внимания на охранников, она поглаживала ногу брата, медленно двигаясь вверх, пока пальцы не остановились на его стебельке. Эта ласка вызвала в нем шок, подобный грозовому разряду, и он невольно отодвинулся. Она не убрала руку и продолжала его ласкать, вызывая возбуждение, которое мальчик не мог сдержать. Он был близок к обмороку. Ведь раньше он даже не испытывал желания мастурбации, о которой слышал от сверстников, даже боялся его, как чего-то ужасного. А тут его красивая сестра, сама Лукреция, повернулась к нему и прошептала:
— Сунь его в меня.
Джифредо замер от неожиданности, залившись краской стыда, и прошептал:
— Ничего не получится. Нас увидят.
— Не бойся, никто на тебя не смотрит. Я прилягу на гриву лошади и притворюсь, что сплю.
— Но мои одежды…
— Разрежь штаны ножом. Как только приедем, ты их выбросишь и наденешь в темноте другие.
Сердце Джифредо колотилось от волнения. Невероятная ситуация — делать такое впервые и на лошади, в толпе вооруженных людей! Но сестра сама предложила это, ее уверенность была заразительной, и он не мог оплошать.
— Быстрее! — прошептала Лукреция.
Джифредо осторожно вынул маленький кинжал, инкрустированный драгоценными камнями, и быстро резанул ткань. Затем придвинулся к Лукреции, которая нетерпеливо ерзала в седле.
— О боже, сейчас, сейчас, потерпи! — пробормотала она, чувствуя, что брат уже вне себя от возбуждения. Лукреция положила голову на гриву лошади. Эта поза наполовину открыла доступ к ней. Однако Джифредо чувствовал себя неловко, не зная, что делать дальше. Он, как слепой щенок, все сильнее тыкался в нее и не мог найти нужного места. Лукреция терпеливо ждала, когда он нащупает гнездышко. Вдруг она дернулась, и юный всадник почувствовал, что попал в маленькую упругую западню, которая сжала его, словно тисками. В бешеном возбуждении он вдавился в упругую плоть, с восторгом ощущая пьянящую сладость запретного плода. Ему было скорее больно, чем приятно. Словно миллионы острых булавок впились в его нежную кожу, но эта боль была возбуждающей, чудесной. Не осознавая свою ошибку, он все глубже проникал в тесную гавань. Лукреция просто не успела сказать ему, что на пути к цели он попал не в ту дверь. Однако упорная атака брата и новизна ощущений остановили ее. Она даже начала помогать ему, ритмично устремляясь навстречу толчкам, ловко подстраиваясь к легкому галопу лошади. С каждым мгновением наслаждение росло, Лукреция чувствовала, что вот-вот наступит желанный миг. И, зарывшись лицом в гриву лошади, она, наконец, ощутила его…
Джифредо, отчаянный мальчишка, совсем потерял власть над собой. В воспаленном мозгу билась только одна мысль: так вот что это такое! Атаки его копья становились все короче и чаще, острее до тошноты, невыносимое и даже пугающее наслаждение усилилось, и, наконец, сквозь судороги и истому внезапно прорвалось облегчение. На несколько секунд Джифредо потерял сознание и едва удержался в седле. Лукреция привстала, как будто после сна. Она успокоила и поблагодарила брата и сделала это так просто и искренне, что чувство стыда сразу покинуло его. Джифредо был рад случившемуся и взволнован новым будущим, которое открыл ему этот день.
Глава 5
Самым приятным развлечением Иннокентия III с тех пор, как его свалила болезнь, стали воспоминания о прошлых любовных историях. Это единственное, что ему оставалось, ибо врачи запретили святому отцу всякое перенапряжение и на пушечный выстрел не подпускали к спальне фаворитку папы куртизанку Катарину. Увы, несмотря на телесную слабость, чувственность не покинула его, а лежание целый день на спине и необузданное воображение лишь усиливали ее.
Теперь он часто думал о племяннице кардинала Родриго. Стоило лишь сомкнуть глаза, как перед ним вставали картины одна пикантнее другой. Старец видел себя рядом с прелестной девственницей, готовой со страстью наивной души сделать для него все. И чем выше возносили его грезы, тем больнее и безнадежнее было возвращение к своим хворям и немощам.
