Поскольку у португальцев бескрайняя империя существовала при хрупкой миниатюрной метрополии, португальские завоеватели изобрели характерную форму правления «за морем», трансформировав и собственное государство. За морем Португалия превратила свои колонии (по большей части) в военные заставы, одним из основных видов деятельности которых было обеспечение доходов короны. В отличие от голландских, английских и венецианских правителей, португальские не поручали своим купцам организацию правления в колониях. В отличие от испанских, они не терпели появление в их заморских владениях больших автономных областей. Но они не могли воспрепятствовать управляющим, священникам и солдатам в колониях вести торговлю от себя или получать взятки за незаконное превышение официальной власти. Так что колониальные доходы доставляли Лиссабону и его королю относительную независимость от других правителей в Португалии, но также часто ставили в зависимость от коррумпированных чиновников. Такой монарх мог процветать только, пока золото и товары рекой текли из колоний.
Испанцы сравнительно с соседними португальцами поздно занялись заморскими завоеваниями. В 1492 г. Гранада, последнее укрепление мусульман на Иберийском полуострове, сдалась Кастилье. К тому времени двигавшиеся на юг испанцы уже стали заселять Канарские острова. В том же году королева Изабелла поручила генуэзскому кондотьеру Кристофору Колумбу плыть на запад, через Канары в поисках пути в Индию и Поднебесную империю. Уже через пятнадцать лет у Испании были действующие колонии в Карибском море. А век спустя после падения Гранады испанцы правили — пусть и не везде — почти по всей Центральной и Южной Америке, кроме Бразилии, достигнув Филиппин.
Примерно в это время на сцену выходят голландские и английские мореплаватели. Две управляемые гражданскими лицами Ост–Индская и Вест–Индская компании (принадлежавшие обеим странам), не говоря уж об их пиратах, агрессивно вторгались в воды Португалии и Испании в Южной Атлантике, Индийском и Тихом океанах. Как это не покажется странным, но в течение восьмилетней войны за независимость с Испанией голландские купцы получали наибольшую прибыль от торговли с врагом. Они привозили товары из Северной Европы в Иберию и использовали свои старые коммерческие связи, чтобы проникнуть в торговые сети испанской и португальской империй. С этого началось создание мировой голландской империи. На Атлантике английские купцы пристроились к португальской торговле и научились искусно обманывать королевских таможенников. Они начали как паразиты, но скоро превратились в главные организмы на этих территориях.
На протяжении всей истории европейского империализма каждая новая его фаза начиналась с соревнования между теми, кто уже закрепился как господствующий в каком–нибудь регионе мире или на торговом пути, и новичком, бросающим вызов гегемону или пытающимся обойти его, или и то и другое. Сначала европейцы теснили мусульман, но к XV в. европейцы уже воевали друг с другом за доступ на Восток. В XVI в. португальцы почти сумели обойти венецианцев, контролировавших сухопутную связь на Западе Европы с Востоком и Южной Азией, но уже столетие спустя им бросили вызов на море Испания, Голландия и Англия. Англичане и голландцы так никогда и не смогли изгнать португальских купцов и вицекоролей из их владений, но они смогли покончить с тем первенством, которое принадлежало Португалии до 1600 г. [Например, во время Голландской войны 1647–1648 гг. в связи с удачными действиями противника Португальская Бразилия потеряла 220 судов своего флота (Boxer, 1969: 221).] Голландские Ост–Индская и Вест–Индская компании правили собственной громадной империей и пользовались преимуществами перед своими соперниками «в силу того, что имели больший контроль над рынком, и в силу интернационализации стоимости защиты (protection costs)» (Steensgaard, 1974:11). Вообще в XVII в. Голландия стала величайшей в мире морской и торговой державой.
Затем британцы вытеснили голландцев. По мере того как морское могущество голландцев слабело, британские корабли становились хозяевами почти на всех мировых морях. К XVIII в. французские каперы, военные и торговые суда («купцы») отправлялись в плавание к берегам Америки, Азии, бороздили Тихий океан — до XIX в. они мало имели дел в Африке — и толпились на других морских путях. Открытие в XVIII в. золота и алмазов в Бразилии оживило колониальную экономику Португалии, но уже не могло вернуть Португалии ту гегемонию, какой она пользовалась в XVI в. Франция и Британия поздно приступили к территориальным завоеваниям вдали от своих границ, но после 1700 г. они быстро наверстали упущенное. К концу XVIII в. Испания, Португалия, Соединенные провинции, Франция и Великобритания — все обзавелись большими заморскими империями и всемирными торговыми сетями; причем всех превзошла Британия. Имперские завоевания еще усилились в XIX в. «С 1876 по 1915 гг., — пишет Эрик Хобсбаум, — примерно четверть земной поверхности была распределена или перераспределена в качестве колоний среди полудюжины государств» (Hobsbawm, 1987: 59). К началу Первой мировой войны Испания, Португалия и то, что тогда было королевством Нидерланды, владели уже только лохмотьями своих бывших империй, в то время как по миру расстилалась ткань французских и в особенности английских владений.
Все эти империи вместе захватили территории с «факториями», уже сложившимися торговыми поселениями по окраинам под управлением местных правителей. За исключением португальского Макао, у европейцев не было колоний в Японии или Китае. Но и португальцы, и испанцы, и затем голландцы имели коммерческие анклавы в Япония; а в годы закрытости Японии при сёгунате Токугавы (1640–1854) голландская застава в Децима была единственным пунктом японских контактов с Европой (Boxer, 1965: 237). Однако со временем европейцы перешли к другой модели колонизации: захвату и частичному сеттльменту. Начиная с 1652 г., например, даже голландцы, — которые на самом деле колонизировали очень мало земель, где они устанавливали свою торговую гегемонию, — начинают захватывать, устанавливать свое правление и заселять территории вокруг мыса Доброй Надежды. Уже в начале XVIII в. появляется понятие
Создание заморских империй не способствовало появлению государственных структур в такой степени, как сухопутная война на собственных территориях. Тем не менее государство и империя были взаимосвязаны: характер европейского государства определял форму его экспансии за пределами Европы, а природа империи существенно влияла на деятельность метрополии. Так, государства с интенсивным капиталом (Венеция или Голландская республика) расширяли свои владения беспощадным преследованием торговых монополий, не особенно путем захвата и колонизации. Государства с интенсивным принуждением (скандинавские и испанское) предпочитали сеттльмент, порабощение туземной (или импортированной) рабочей силы и получение дани. Промежуточные типы государств как Британия и Франция, вступили в эту имперскую игру сравнительно поздно и преуспели в ней сочетанием капиталистических стратегий со стратегиями принуждения.
Капиталистическая стратегия мало что доставляла центральному государству, в особенности, когда ее реализацию осуществляли частные организации, как Ост–Индская компания. Впрочем, эти коммерческие мегалиты становились политическими силами, с которыми приходилось считаться. Таким образом, приватизация принуждала государство к согласованиям с подвластным населением или хотя бы с господствующим коммерческим классом. Стратегия захвата и сеттльмента, которая требовала регулярных армии и флота, расширяла бюрократию центрального государства, не говоря уж о той всемирной сети чиновничества, которую она вызвала к жизни. Там, где захват приносил богатства, — в особенности, в форме серебра и золота (bullion), как в Испании, — он становился альтернативной формой налогообложения, что позволяло правителям избегать согласований, посредством которых утверждались права граждан и ограничивались прерогативы государства.
Несколько факторов определяли, насколько появление государственного аппарата было обусловлено взаимодействием между строительством военной машины и развитием рынков (как дома, так и в колониях): от того, в каком (по объему) отношении находилась эта машина к содержавшему ее населению, от уровня предшествовавшей коммерциализации экономики, от того, насколько государство зависело от участия в мобилизации в военное время ресурсов других носителей власти, поставлявших собственные вооруженные силы и имевших возможность вернуть их (после войны) себе. По указанным признакам мы можем расположить варианты на одной оси. На одном конце расположится имперская Россия, где громоздкий государственный аппарат позволял вырвать людей и ресурсы из громадной, но некоммерциализованной экономики. На другом — Голландская республика, которая в высшей степени зависела от флота, содержала свои вооруженные силы на временные гранты, предоставляемые провинциями, где преобладали города, легко собирала налоги в виде таможенных сборов и акцизов и никогда не создавала сколько–нибудь
