– В прокуратуре? – подскочил Уткин.
– А ты как думал? – подивился его наивности Спиритавичюс. – Ты думал, они здесь сидят от нечего делать?… Просто так явились? Просто так копаются? Они подкапывались под тебя и под меня. Они подвели под меня адскую машину, которая в любую минуту может взорваться. Вот и знай теперь, пойди угадай, когда она взорвется.
– И тем не менее… – попытался успокоить себя Пискорскис.
– И тем не менее, вы осел, господин Пискорскис… – зло оборвал его Бумба-Бумбелявичюс и отвернулся к окну.
– Так что? Тюрьма?… – потупившись, простонал Уткин.
– Что, трусишь, господин Уткин?… – не оборачиваясь от окна, отозвался Бумба-Бумбелявичюс.
– Сейчас, ребятки, мы должны будем показать, на что мы способны. Придется нам танцевать балет, играть, смеяться и плакать. Вот где начнутся наши университеты, господа!.. – одевая пальто, говорил Спиритавичюс. – Стоять друг за друга, ребятки! А теперь за дело!
– А как быть, господа, с собакой, которая… – напомнил Пискорскис.
– Выгнать с работы! Сегодня же! – предложил Бумба-Бумбелявичюс.
– Вон! – заорал Уткин.
Спиритавичюс вернулся от дверей и задумался.
– Следует поразмыслить, господа. Следует серьезно обдумать положение. Опасность еще не миновала. Если мы его теперь выгоним, он может пожаловаться в верхи… Он может из мести всяких небылиц нагородить.
– Правильно, господин директор, – поспешил согласиться Пискорскис.
– Дай мне кончить, Пискорскис… что у тебя, гвоздь в стуле? Надо не только не показать ему нашей ненависти, а наоборот, мы обязаны выказывать ему свое уважение, чтобы он не пытался предпринимать никаких шагов, пока не будет совершенно ясно, что нам ничто не угрожает… Бывает, из-за пенька воз опрокидывается… а то еще – не тронь дерьмо… – вонять будет, – усмехнулся Спиритавичюс и вновь пошел к двери, но, остановившись, добавил:
– Много мути на душе накопилось… Может, то да се…
– С господином директором в огонь и воду! – живо откликнулись все.
– Даю пять форы, господин директор! – махнул рукой Уткин.
Помощники вмиг подскочили к вешалке, и не успел Спиритавичюс выйти на улицу, как его верные соратники уже шли за ним следом. Живительный весенний воздух приободрил их, а людской поток на Лайсвес аллее развеял неприятные мысли и поднял настроение. Но недолго вдыхали чиновники свежий воздух: они повернули в расположенную неподалеку во дворе пивную «Божеграйку». Открыв дверь, все остолбенели от удивления.
Возле буфета, съежившись, бросая жадные взгляды то на холодные закуски, то на бутылки за стеклом, стояли все три ревизора, с которыми они только что распрощались после долгой совместной работы.
– Все дороги ведут в Рим! – вскричал Спиритавичюс.
– Так сказать, по традиции, – потирая руки, ответил ревизор Блусюс.
– Ну, господа, – сбрасывая пальто на руки кельнера, заявил Спиритавичюс, – у меня собачий нюх!.. Из меня вышел бы неплохой ревизор!
Сравнением ревизора с собакой Спиритавичюс хватил через край. Трое господ насторожились и испытующе взглянули на ввалившуюся компанию.
– Не сердитесь, господа! Такой уж у меня характер! Я все выкладываю сразу, чтобы потом дружбе не мешало.
– Эту особенность вашего характера, господин Спиритавичюс, кажется, первыми открыли мы, представители государственного контроля… – усмехнулся ревизор Бурокас.
Все воззрились на стекло витрины, где были искусно разложены последние произведения кулинарии, и прикидывали, с чего начать.
– Пока суть да дело, – произнес Спиритавичюс, – может, пропустим, то да се, натощак, так сказать.
– Исходя из положения господина директора, мы всегда ответим положительно и согласимся с вышеизложенным, – поклонился от имени ревизоров стоявший рядом Блусюс.
– Мир, господа? – поднял стопку Спиритавичюс.
– Так сказать, для храбрости, – дружно выпили все.
Белый, толстый повар принес и сунул под нос гостям заливного поросенка, украшенного зеленью.
– Как с неба, господа!.. Ну, теперь по одной, чтоб слюнки не текли… – подмигнул Спиритавичюс.
– Так сказать, на внутренней территории следует выделить соответствующую площадь, – опрокинув вторую, отозвался первый ревизор.
Семеро молодцев загремели тарелками, застучали зубами, и от поросенка осталось одно приятное воспоминание. Менялись закуски и стопки, менялось настроение. Говорили все, а слушал только один из ревизоров, который полчаса назад вручил директору грозный акт. Он придвинулся к Спиритавичюсу и прошептал ему на ухо:
– Господин директор… немного неудобно… люди смотрят… может, в отдельный кабинетик… с глаз долой…
