протягивает он.
Я, смущаясь, по-глупому хихикаю.
— Жениться тебе надо. — Черт! Что я такое несу?!
Джимми смотрит на меня с неприкрытой грустью.
— Второй такой, как ты, не сыщешь в целом мире.
Краснею и опускаю глаза.
— Зачем тебе такая? Лучше найди другую.
Джимми смеется, явно пытаясь взбодриться.
— Другую как-то не хочется. Но иного выхода у меня, по-видимому, нет.
Не осмеливаюсь поднять на него глаза.
— Я тебя мучаю, да? Наверное, ты давно решил, что я капризная и избалованная дура? Что у меня вместо сердца камень? Может, не зря друзья и бывший муженек устроили мне такое испытание?
Джимми сдвигает брови и смотрит на меня, как отец на разбившего любимую кружку обожаемого сынишку.
— Ты не мучаешь меня. Точнее… Как тебе объяснить? Я работаю над собой и уже почти верю, что ты мне просто добрый друг, не более того.
— Правда? — жалобным голосом спрашиваю я.
Джимми смеется.
— Почти.
Тяжело вздыхаю и снова потупляюсь. Джимми берет меня за руку и ведет в гостиную.
— Забирайся на диван и рассказывай эту вашу историю с Бэзилом и со всеми остальными. Кстати, кто он такой, а? Я сегодня весь день ломал над этим голову.
Он слушает меня битый час и ни разу не перебивает. В этот вечер мы ничего не обсуждаем и какое-то время сидим молча. Потом Джимми включает телевизор, и я с радостью обнаруживаю, что именно в этом я сейчас и нуждаюсь. Незнакомые красивые лица, многообразие красок, улыбки… Телевидение уносит в иные миры, в далекие страны. Можно не особенно вникать в происходящее и нет нужды решать проблемы киногероев. В телешоу и фильмах все рано или поздно улаживается само собой. Это в жизни нередко будто зависаешь между вчера и завтра и совершенно не знаешь, куда тебе двигаться — назад или вперед.
— Я прекрасно тебя понимаю, — говорит Джимми. — Ты взрослый, разумный человек…
— Вот именно! — восклицаю я, перебивая его. — И заслуживаю хотя бы немножко уважения! Если Терри не хотел развода, мог ведь так прямо об этом и сказать! Я была его женой — взял бы и еще раз со мной поговорил. Нет, он заварил такую кашу, втянул в это грязное дело всех, даже моих подруг и своего деда!
У меня в голове мелькает тревожная мысль. Она не дает мне покоя все эти дни. У Бэзила и правда пошаливает сердце. А что, если мой внезапный визит и все, что за этим последовало, явилось для него сокрушительным ударом?
Замечаю, что Джимми сидит со странным лицом. Такое впечатление, что у него есть ответ на мою пылкую речь, но он боится, что мне его слова не придутся по вкусу.
— Чего ты молчишь? — спрашиваю я. — Не согласен со мной?
— Если начистоту — не вполне, — с явной неохотой говорит Джимми.
Я давно догадываюсь, что он не одобряет моего поведения, да и сама, если честно, уже совсем не уверена, что, отсиживаясь у него и казня друзей и Терри, поступаю правильно. От этого внутри разрастается чувство неудовлетворенности, но где искать выход, я не знаю. Словом, меня опять преследует ощущение, будто я в тупике.
— Почему? — настойчиво спрашиваю я. — Почему ты со мной не согласен?
Джимми исподлобья продолжительно смотрит на меня.
— Ты уверена, что это было просто — взять и поговорить с тобой? — осторожно начинает он. — И не пытался ли Терри делать это прежде?
Мне становится ужасно стыдно. Краснею, но не опускаю голову.
— Да, допустим. Со мной было сложно. Я закатывала Терри скандалы — и чем дальше, тем хуже. Последнее время перед разводом я, по-моему, в этих чертовых разборках не слышала не только его, но и саму себя.
— Вот-вот, — спокойно говорит Джимми. — Но при этом и он, и все ваши друзья знали, что вы друг другу по-прежнему дороги, поэтому-то и устроили общее совещание и придумали этот сложный план. Решиться на такое им наверняка было не просто. Только представь себе: поставить на кон вашу дружбу, привязанность — все.
Долго молчу, глядя на тарелку с недоеденным фруктовым салатом. Мы сидим в ресторанчике, что неподалеку от дома Джимми. Внезапно все, за что я так долго на всех дулась, представляется мне ничтожным и смехотворным. Злоба, которую я копила на Терри, Рейчел, Каролину — на них всех, — вдруг делает резкий поворот и обрушивается на меня саму. Мои щеки заливает краска.
— Значит, ты с самого начала считал, что я не права? Презирал меня, не принимал всерьез? — Осмеливаюсь посмотреть Джимми в глаза.
— Презирать — конечно, не презирал. Питать к тебе что-нибудь подобное я бы не смог, даже если бы захотел. — Он усмехается. — А права ты или не права… Да, я, пожалуй, с самого начала думал, что ты заблуждаешься. Но, с другой стороны, говорю же, пытался поставить себя на твое место и понимал твою боль.
— Почему же ты сразу все прямо мне не сказал? — спрашиваю я, приподнимая подбородок.
— Потому что это ни к чему не привело бы, — ласково отвечает Джимми. — Ты еще сильнее озлобилась бы, возненавидела бы и себя, и весь мир. Тебе нужен был отдых, покой, смена обстановки. Сейчас ты, по-моему, почти в норме и готова выслушивать возражения.
Киваю. Его доброта не знает границ. Вообще-то все они замечательные, все так пекутся обо мне. Почему? Я это не заслужила.
Надо что-то предпринять. Попытаться доказать и друзьям, и мужу, что не совсем я безнадежная. Как это сделать? С чего стоит начать? Пока не знаю.
— Послушай! — восклицаю я. — Можно попросить тебя еще об одной услуге?
— Конечно, — просто отвечает Джимми, не показывая ни единым движением, что ему надоели мои просьбы.
— Давай съездим в одно место.
— Прямо сейчас? — удивляется он.
Взволнованно киваю.
— Да, сейчас. Это очень-очень важно.
Приезжаем в Бруклин и останавливаемся в конце той улицы, на которой прошло детство Терри. Уже сгустились сумерки, а фонари перед дедовым домом всегда светили довольно тускло.
— Пройдем мимо под ручку, — шепотом говорю я. — Я встану ближе к дороге, а ты будешь меня загораживать. У того магазинчика остановимся, ты войдешь внутрь, а я останусь у крыльца и попробую что-нибудь рассмотреть.
— Понял, — быстро соглашается Джимми.
Замечаю, что у деда в окнах горит свет, не успеваем мы приблизиться к дому. А минуту спустя рассматриваю темнеющую на крыльце худую фигуру.
Когда Джимми заходит в небольшой продуктовый магазинчик на углу, я, прикидываясь, будто что-то ищу в сумке, получше рассматриваю сидящего на ступенях перед дедовым домом человека.
Да, это он. Его взгляд устремлен в другую сторону, поэтому можно совершенно не бояться, что он меня узнает.
Одинокий задумчивый старик слегка покачивается из стороны в сторону и, кажется, о чем-то грустит, даже что-то беззвучно бормочет себе под нос одними губами. Впрочем, определить точно с такого расстояния невозможно.
В какую-то минуту меня захлестывает небывалое чувство. Эти люди приняли меня, считают своей, я нужна им и больше всего на свете хочу быть с ними рядом. С такими, какие они есть — не богачами,
