Пятна оранжевых палаток на фоне сумеречного черно-зеленого леса медведь заметил издалека и, несмотря на боль, вылез на берег. Далеко лесом и кустами обошел лагерь геологов, зашел с наветренной стороны и тихонько начал подкрадываться к чужакам. За деревьями их не было видно, однако нос и уши прекрасно информировали о направлении и расстоянии: не только непривычные звуки, но даже едва заметный шорох отлично был слышен в утихшем ночном лесу. Сам же медведь пробирался совершенно бесшумно — ни одна ветка не треснула, ни один листок не шелохнулся.
На привале нервное напряжение за день дало о себе знать необычайной сухостью во рту и Дмитрий выдул три поллитровых кружки чая, а сейчас, лежа в палатке он проклинал этот чай — вылезать из теплого спального мешка, одеваться по полной программе, а иначе ж комары сожрут, да потом при свече опять вылавливать и давить всю дрянь, что налетит внутрь- стоит лишь чуть приоткрыть молнию палатки… Вон их сколько зудит за тонкой тканью — тыщи, мильоны… Или все же потерпеть до утра? Нет, не спалось. Когда лежать стало уже невмоготу, Дмитрий на босу ногу натянул болотные сапоги, накинул телогрейку и быстро выскочил наружу, мгновенно застегнув за собой «дверь». Бросился к реке — на берегу комарья меньше, и не снижая темпа принялся делать свое дело, приплясывая и сбивая второй рукой с голых ног уже успевший присосаться десяток другой летающих вампиров. Облегчив душу, опрометью кинулся было назад… И замер, едва сделав пару шагов. В сумерках белой ночи отчетливо был виден медведь, стоявший между ним и палаткой.
Первым животным желанием было кинуться обратно к реке, но тут разум взял верх и пришло понимание, что это не спасет, что все-равно медведь опередит. Краем глаза Дима заметил топор, брошенный у реки, где он сам этим топором совсем недавно рубил плавник для костра.
Медленно, чтоб не спровоцировать зверя, рабочий попятился к топору. Каким-то шестым чувством он ощутил сзади береговой уступ. Не споткнулся, не упал — также медленно допятился до топора.
Зверь тоже медленно надвигался, внимательно следя за каждым движением человека. Все тело было собрано, готовое на мгновенный прыжок в любую сторону — на врага или на побег — в кусты, даже боль в загривке отступила, отошла и более не беспокоила. Медведь ясно ощущал волны страха, идущие от человека и потому понял — этот, по крайней мере — этот и сейчас, бить издалека, как в первый раз, не сможет, и некоторая уверенность разлилась по его телу: медведь ощутил, что роли охотника и дичи поменялись местами.
Внезапно рабочий резко нагнулся и поднял топор, этого движения оказалось достаточным, чтобы нарушить стоявшее до сих пор молчаливое и неподвижное притивостояние. Медведь одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и поднялся на задние лапы, пытаясь обхватить человека, но тот успел увернуться, лишь клок ваты из распоротой одним движением телогрейки остался на когтях зверя.
Дмитрий, сбитый мощным ударом с ног, вскочил сразу же и, громко крича, отскочил по берегу к кустам.
— Медве-е-едь! Медве-е-е-еедь! Петрович! Вставай, давай ружье! Медве-е-еедь! А-аааа!
Медведь опять одним махом перепрыгнул к кустам и на сей раз не стал полностью вставить на задние лапы, а лишь слегка приподнявшись на трех, махнул свободной передней по голове оравшего. Волосы, вместе с кожей сползли на лицо. Крик захлебнулся и человек завалился в кусты, по прежнему сжимая в руке бесполезный уже топор. Почуяв свежую кровь, медведь перекусил горло у еще живого тела, хлебнул наскоро из хлынувшего горячего соленого фонтана и полез наверх, к палаткам. Оттуда раздавалась подозрительная возня и медведь своим звериным чутье почуял новую опасность.
Второго человека, выскочившего из палатки, с какой-то длинной палкой в руках он заметил раньше и среагировал быстрее, тут же отпрыгнув в кусты. А человек, это был Евгений Петрович, выскочив с ружьем заметался на свободном пятачке. Сумерки северной ночи: реку, и все что на ней — видно прекрасно, но что творится в кустах или за густыми деревьями — и ясным днем то не очень разглядишь. К тому же после сна, он еще не совсем поверил, что у лагеря, пусть с почти прогоревшим, но все же огнем — мог появиться зверь. И если б не Марина, да еще этот крик Дмитрия…
Ну и где этот зверь? Шутки чтоль шутить вздумали? Да комары с гнусом тут же налетели по полной программе…
Евгений Петрович решил заглянуть в палатку рабочего.
«Если он сидит на месте и зубы скалит, как я тут с комарами… Убью подлеца» — подумал он.
— Эй, недоумок, — Евгений Петрович нагнулся ко входу в палатку рабочего, — ты понимаешь, что так шутить нельзя? Перепугал до смерти бедную женщину. Эй, отзовись, не притворяйся, что спишь… Слышь?..
Внезапно сзади его обхватили две лапы и страшная сила сдавила поясницу, а зубы зверя принялись терзать телогрейку на спине, пытаясь добраться до шеи. Евгений Петрович, не разгибаясь, закинул ствол ружья через плечо назад и тут же наугад выстрелил. Хватка ослабла и острейшие черные когти разрезали телогрейку на части, захватив местами живую плоть. Начальник выскочил из объятий, оставив зверю лишь куски ваты из подкладки и не целясь выстрелил из второго ствола. Видимо, первый выстрел лишь напугал медведя, а второй попал — зверь отшатнулся и впервые зарычал.
Евгений Петрович, скорее по привычке, чем осмысленно, переломил ружье, инжектор выбросил стреляные гильзы… А другие патроны остались в лохмотьях телогрейки, на которой сейчас топтался зверь. Едва он успел посожалеть о недоступных патронах, как упал от удара лапой по голове.
Медведь, сломал ему шейные позвонки, как ломал их лосям и оленям, и даже не подошел к поверженному врагу. Он почуял новую опасность — это еще кто-то шебуршился в странном разноцветном укрытии — то ли пытаясь вылезти, то ли наоборот — спрятаться… Не раздумывая, матерый зверь прыгнул на эту конструкцию. Укрытие оказалось очень хлипким — треск рвущейся ткани, скрип ломающихся алюминиевых трубок и вскрик живого существа, принявшего на себя чуть менее полутонны живого мохнатого веса…
Все было кончено. Медведь это понял сразу. И тут же боль в загривке и новая боль в бедре дали о себе знать с новой силой.
Первые дни, от полученных ран, медведь даже не мог ходить — отлеживался тут же в кустах и объедал мягкие части так трудно доставшейся добычи. Больше всего он боялся встречи со здешним хозяином и потому, как только раны стали затягиваться, обошел окрестности и подыскал убежище у самой реки, ибо возвращаться к себе он еще не мог — был слишком слаб.
В назначенное время на контрольную точку прилетел вертолет. Не увидев людей, пилоты полетели вверх по течению реки, в надежде найти казанку и геологов. Пролетев значительное расстояние — заметили на берегу оранжевые пятна палаток…
База бурлила.
— Вы слышали? Отряд Лобова медведь задрал!
— Слышали, слышали… Нас потому с маршрута и сдернули. Да, Женька хороший парень был, докторскую писал. А кто с ним-то?
— Ясное дело — Марина, жена его…
— Это лаборантка с кафедры? Ой-ей-ей… Такая девица была… Только-только институт закончила…
— Рабочий — сезонщик. Кажется, Кумок его фамилия, а вот как звать — не помню…
— Ну этого я тоже не знал, все равно жалко. Трое, значит. И чего теперь?
— А чего теперь? Там сейчас милиция и прокуратура, а нас на вертолеты и вперед. Людоеда то убить нужно. Пока не кончим зверя — ни один отряд на маршрут не выйдет.
— А аренда летунов в счет сметы?
— Естесственно…
— А как же тогда… От, блин… Возможно, мне на третий маршрут денег не хватит…
— Ну, это к начальству. Патроны то пулевые есть? Иди к Степанычу — он от пуза всем насыпает. Да поторопись, через час в аэропорт уже поедем.
— Вот он! — Заорал летчик.
Пассажиры прильнули к иллюминаторам. Вертолет снизился, едва не задевая колесами верхушки редких елочек, скрюченных холодным дыханием подступающей снизу вечной мерзлоты. Между елками скакал галопом большой бурый медведь. Раскрылась дверь, вертолет сделал вираж, подставляя зверя с наиболее выгодной позиции и тут же вразнабой посыпались выстрелы. Каждый стрелок, выпустив пулю, отступал внутрь салона, чтобы перезарядить ружье, а с его места уже стрелял следующий. От сильной вибрации и сутолоки около дверей, прицелиться было сложновато, но тем не менее очень скоро медведь распластался на земле.
Вертолетчик не сразу, но нашел таки пятачок в пятидесяти метрах от поверженного зверя, и не успели колеса коснуться земли, как геологи, прихватив ружья, повыскакивали наружу и сплоченной гурьбой побежали к лежавшему зверю. Еще издали каждый пустил в чернеющую тушу по выстрелу: тело слегка дергалось от попаданий жаканов, но медведь не подавал никаких признаков жизни. Тогда ватага осмелела, от нее отделился умелец, который торопливо содрал дырявую шкуру, пока прочие обменивались шуточками, обступив зверя. Отрезав наиболее лакомые куски вырезки, геологи бросили остальное на месте и так же суетливо заспешили к вертолету: время у аэрофлота очень дорого стоит.
А спустя три дня на запашок вышел наш людоед. Осторожно, озираясь и принюхиваясь к окружающему лесу, по спирали приблизился к куче воняющего мяса. Это была чужая земля — его соседа и в любой момент мог появиться ее истинный хозяин, с которым именно сейчас, со все еще саднящим и нарывающим загривком, драться было бы совсем не к стати. На втором или даже третьем круге людоед внезапно понял, что перед ним лежит его сосед-соперник, тот самый хозяин этого леса. И сразу спокойствие и удоволетворенность разлились по всему телу. Медведь не стал есть собрата. Зачем? Ведь теперь его охотничьи угодья, без всякой борьбы увеличились вдвое, и он неторопливо поковылял осматривать и метить свои новые территории.
Куба
Проводила наша советская экспедиция изучение грунтов для проектирования фундаментов одного машиностроительного завода на Кубе. Аккурат на морском берегу. Место удобное — порт рядом, город, ну и командировочные — хоть и поменьше, чем в буржуинии, но побольше, чем в Союзе. Впрочем, тот завод уже после строительства почему-то в море сполз. Вместе с берегом. Но это будет потом, а пока: море, солнце, апельсины. Сотрудники жили рядом с намечаемой стройплощадкой, недалеко от порта, о котором, собственно, и пойдет рассказ. Точнее, не о причальных сооружениях — кому они интересны? А о странных механизмах, стоявших недалеко от причалов. Год шли изыскания, год эти штуки были видны практически из каждого окна наших жилых коттеджей. Подойти поближе и посмотреть — не позволяла припортовая охрана, да и лень, честно говоря, куда-то переться по жаре. А издали — назначение ну никак не угадаешь.
Впрочем, на Кубе из земляков обитали не только коллеги-геологи, были и представители торгпредства. Уж эти то знали. Но почему-то тут же уводили разговор на другую тему. И все же один из них раскололся. Под большим секретом поведал нам душераздирающую историю этих механизмов.
Как-то в середине 70-ых на московской выставке достижений, в простонародье именуемой ВДНХ, состоялся международный показ дорожной и строительной техники. Асфальтоукладчики, бульдозеры, катки, грейдеры. Чего там только не было. Причем, наши Кировцы и Беларуси смотрелись ничуть не хуже забугорных тракторов, если не обращать внимание на блеклый цвет и отдельные зазубрины на сварных швах кузовов.
И в это же время Москву с рабочим визитом посетил Фидель Кастро. Само собой, руководитель острова Свободы не мог обойти вниманием такой международный форум. Ведь в других странах в те времена он оставался персоной нон-грата, а значит не имел возможности лично оценить чудеса мировой автодорожной техники.
Говорят, во время осмотра выставки высоким гостем, ее почти не закрыли для прочих посетителей — кто успел проскочить до «того», тот там так и остался — бродил рядом с делегацией, но речь не об этом. Среди прочих Фиделю очень понравился один крутой канадский спец. автомобиль: так ярко oн был разрисован, покрыт лаком, столько на нем стояло
