тоне, будто существа роднее и ближе у нее не было и нет. Будто воспоминания об этой старушке для нее важнее и дороже титулов и денег. Как же все это странно…
Взгляд Себастьяна ненароком упал на приближающегося к их столику блондина, и он чуть не подавился только что положенным в рот куском мяса.
— Отдохнула? — спросил тот у Евы, подойдя и даже не глядя на Себастьяна. — Может, еще потанцуем?
Его губы растянулись в улыбке, показавшейся Себастьяну невыносимо мерзкой, ресницы опустились, наполовину закрывая васильковые глаза.
— Это моя любимая песня, — добавил он, понизив голос.
— Эй, дружище, а у меня ты не считаешь нужным ничего спросить? — произнес Себастьян нарочито грозно.
Лицо блондина вытянулось, он медленно перевел на него взгляд.
— С какой это стати Арчибальд должен что-то у тебя спрашивать? — выпалила Ева, вступая в разговор. — Я сразу объяснила ему, что отдыхаю здесь одна, что ты просто мой приятель, что мы с тобой всего-навсего члены одной туристической группы. — Она повернулась к мужчине и сладко улыбнулась. — Извини, Арчи, у меня все еще гудят ноги.
Тот вздохнул.
— Жаль. Если почувствуешь себя лучше, тогда станцуем позднее.
— Договорились.
Ева одарила его еще одной улыбкой, и он, пожелав ей приятного аппетита, ушел.
— Что ты себе позволяешь? — непривычно строгим приглушенным голосом произнесла она, повернувшись к Себастьяну и нахмурив брови. — Я не ребенок и не нуждаюсь в чьей бы то ни было опеке!
Себастьян посмотрел в ее засиявшие злым блеском глаза, и у него возникло такое чувство, будто она сердится сейчас не только на него за, по сути, невинную выходку, а на мужчин вообще, не раз заставлявших ее страдать. Он еще раз задумался о том, что практически ничего не знает о ее нынешней жизни, но постарался не заострять на этой мысли внимания.
Ева взяла бокал и одним глотком допила остававшееся в нем вино. Ее грудь высоко вздымалась под тонким шелком, ноздри слегка подрагивали. Она уставилась в тарелку с недоеденным ужином, очевидно желая скрыть эмоции, отражающиеся в глазах.
Себастьян неожиданно увидел в ней новую женщину — жаждущую жить независимо и свободно, ненавидящую повелений и приказов, женщину с чувством собственного достоинства. У него в груди как будто подул ураганный ветер — до того стало волнительно, тоскливо и вместе с тем радостно на душе. О том, что это ее очередная маска, ему не хотелось даже думать. Вернее, в эту самую секунду он напрочь забыл все то, что знал о ней со студенческой поры.
— Ева… — сорвался с его губ страстный шепот, — как было бы здорово, если бы сейчас свершилось чудо и мы вернулись в тот наш вечер… Хотя бы на полчаса…
Она сразу догадалась, о каком вечере идет речь. О том вечере в Самбуру, когда они поцеловались. Себастьян понял это по ее глазам — едва он заговорил, она устремила на него удивленно-растерянный взгляд.
— Ты сказка, Ева, сказка, об окончании которой — плохом или хорошем — даже страшно думать… — Себастьян как будто не владел собой: слова, все эти дни просившиеся наружу, полились словно сами по себе. — С тобой я как будто прикоснулся к волшебству и хочу, чтобы ты знала об этом.
На протяжении некоторого времени они смотрели друг на друга, не двигаясь и не говоря ни слова. С каждым последующим мгновением реальность — этот бар, снующие между столиками официантки, смех, музыка, люди вокруг — все дальше и дальше отдалялись от них, словно поняв, что мешают.
— Пойдем отсюда, — неожиданно для себя произнес Себастьян.
— Пойдем, — тихо, каким-то странно глухим голосом прошептала Ева.
Все, что последовало дальше, происходило как во сне. Себастьян тут же подозвал официантку и расплатился. А когда поднял голову, Ева с сумкой на плече уже направлялась к выходу.
Они не обсуждали, куда именно пойдут.
Оба, будто давно условившись, зашагали к отелю.
То, что творилось у Себастьяна в душе, он не смог бы описать словами ни в тот момент, ни позднее. У него было такое ощущение, что он подхвачен ласковой пенной волной и движется прямиком в те края, где познают величайшее блаженство.
Они ни о чем не разговаривали и даже не держались за руки, как будто боялись, что если прикоснутся друг к другу сейчас, то их вмиг поглотит пучина страсти. Но шли торопливо, едва не переходя на бег, как если бы опасались куда-то опоздать.
Номер Себастьяна располагался на третьем этаже. Когда двери лифта закрылись за их спинами, он с чрезмерным усилием надавил на кнопку и взглянул на Еву. Она смотрела на него полным отчаянной решительности, радости и испуга взглядом. На ее щеках играл румянец, губы были приоткрыты, пальцы теребили плетеный ремешок висящей на плече сумки.
— Ева… — прошептал Себастьян одними губами.
Лифт остановился, дверцы с тихим шумом разъехались. И, схватив молодую женщину за руку, он вывел ее в коридор.
Как они подошли к номеру, как открыли дверь ключом, как очутились в спальне — ничего этого Себастьян не помнил. В памяти осталось лишь ощущение слепящего, граничащего с умопомешательством желания и томительного, будоражащего кровь предвкушения немыслимого счастья.
Парео соскользнуло с тонкого гибкого стана Евы, и она осталась в крошечных черных трусиках. На дороге позади отеля проехала машина, и по светлой коже Евы скользнули причудливые тени.
Не веря в реальность происходящего, Себастьян осторожно, будто перед ним стояла не женщина из плоти и крови, а изготовленная из хрупкого хрусталя статуэтка, дотронулся до ее плеча.
Ева вздрогнула, закрыла глаза, шагнула вперед и, глубоко вздохнув, прижалась к Себастьяну своей мягкой нежной грудью. В это мгновение скопившаяся в обоих страсть, словно прорвавшая плотину быстрая река, неумолимо выплеснулась наружу. И все вдруг исчезло — Африка, Момбаса, океан, пляжи, стены этого наполненного вечерним сумраком номера, — затопленное жарким дыханием, вздохами, стонами…
Когда Себастьян понемногу вернулся к действительности, то увидел что лежит на кровати. С вспотевшим лбом, повлажневшей и сбившейся набок челкой, с переполненной каким-то новым, сладким ощущением душой. Ева лежала рядом, доверчиво прижавшись щекой к его плечу и, судя по ровному и безмятежному дыханию, спала.
Себастьян не знал, который сейчас час. Он мог лишь догадываться о том, сколько времени она еще пробудет с ним, и подсознательно взывал к сверхъестественным силам, прося сделать эту ночь хоть чуточку длиннее всех предыдущих. Ему страстно хотелось верить, что с наступлением нового дня ничто не изменится, но он знал, что это невозможно…
Проснулся Себастьян, когда комнату уже наполнял прозрачно-желтый солнечный свет.
Не открывая глаз, он с замиранием сердца воспроизвел в памяти события прошедшей ночи и улыбнулся, представив, как повернет сейчас голову и увидит спящую Еву, прекрасную, как свежее майское утро.
Но Евы рядом не оказалось. Он рывком сел, огляделся по сторонам и заметил лишь шелковый платок, висящий на кресле. Ни сумки с плетеным ремнем, ни черных трусиков от женского купальника нигде не было.
— Ева! — крикнул Себастьян, внезапно чувствуя себя человеком, проигравшим в казино все свое огромное состояние.
Ему никто не ответил.
— Ева, ты в ванной? — громко спросил Себастьян, отказываясь верить в то, что ее нет.
И снова ответом ему была тишина.
Он откинул простыню, спрыгнул с кровати и бросился к ванной, как будто думал, что Ева все же там и, если он не поторопится, она растворится в воздухе. Заглянул внутрь, выбежал из спальни, осмотрел небольшой холл и гостиную, даже в раскрытое окно высунулся — больше от странной беспомощности, от
