адрес – свои и Джосс – и заливаюсь краской стыда. – Ты совсем не такой, как здесь. – Опускаю глаза.

Грегори задумывается, будто раньше и не догадывался, что бывает настолько разным.

– Да, пожалуй. Видишь ли, мне все эти бары и люди, которые в них собираются…

Он умолкает, ища нужное слово, а я, гадая, что он выберет, – «противны», «ненавистны», «омерзительны»? – замираю в ожидании.

– Непонятны, что ли, – спокойно договаривает Грегори. Его глаза наполняет тоска, или, может, мне это только кажется. – Хотя, с другой стороны… Я тоже когда-то был таким. Мы были.

Я ничего не понимаю. Но вокруг целая невидимая сеть загадок, и появление еще одной уже не настораживает так, как прежде.

– Я ничем не отличаюсь от других, – говорю я, и меня вдруг охватывает острое желание выделиться из толпы. Для него.

Грегори улыбается грустной улыбкой.

– Ошибаешься. Ты просто не видишь отличий. Смотреть на себя со стороны, тем более оценивать, не так-то это просто. А тебе вообще ни к чему.

По сути, он не сказал ничего особенного. И потом, я не совсем понимаю смысл последней фразы. Да и первых двух – тоже. Но становится безумно приятно. До того приятно, что хочется вскочить на ноги, ухватиться за ветку дерева, раскачаться и прыгнуть в сине-желтое небо.

Смотрю на Пушика, маскируя свое ликование. Тот увлеченно щиплет траву и, кажется, безмерно признателен Грегори за столь приятные каникулы. Надо о чем-нибудь спросить. И по возможности с беспечным видом.

– Зачем же ты вообще туда ходишь? Если все тебе непонятны?

Грегори срывает травинку и вертит ее в руке.

– Это у меня типа традиции. – Теперь он определенно грустит.

Не поверите, но меня вдруг обуревает желание подойти к нему, погладить по голове и прижать к груди. На всякий случай скрещиваю руки.

– Это… память. Впрочем, теперь скорее привычка, – прибавляет он.

Память? Только сейчас до меня вдруг доходит, что его заносчивость может лишь казаться заносчивостью, а быть чем-то иным. Чем? Хочется теперь же засыпать его вопросами, но я не произношу ни слова. Молчит и Грегори.

На пятый день Пуш осторожно выходит из жилища. Вечерами, возвращаясь с прогулок, мы кормили его и на какое-то время оставляли клетку открытой, но он боялся ходить по незнакомому дому и все время сидел внутри. А тут наконец расхрабрился.

Я не сразу вспоминаю, что надо срочно попрятать все провода, и Пуш с удовольствием принимается за телефонный. Замечаю это и, в ужасе прикидывая, что буду вынуждена возмещать ущерб, бросаюсь к своему безобразнику. Слава богу, провод почти не пострадал! Сэмюель смеется.

– Ишь, как набросился!

– Их, что называется, хлебом не корми, дай погрызть провода, – извиняющимся тоном бормочу я.

– Надо поднять их повыше и чем-нибудь закрепить, – говорит Грегори, уже явно раздумывая, как претворить затею в жизнь.

Мне страшно неловко. Держу Пуша на руках, а он недоволен, что не позволили на славу развлечься.

– С нами одни проблемы, – говорю я.

– Разве это проблемы? – почти в голос отвечают Сэмюель и Грегори, начиная убирать провода.

– Да, еще тапочки, сапоги, туфли… – смущенно произношу я, спохватываясь. – Книжки, коробочки. Мы все изгрызем, только дайте волю.

Сэмюель довольно крякает.

– Молодец зверь! Зубы всегда должны быть наточены. Мало ли что? – Осматривает комнату и убирает с дивана журнал. – Тапочки, тапочки… Тапочки я не ношу, а кеды всегда на мне. Остальное в шкафу. Впрочем, невелика беда, если он найдет и попробует какую-нибудь коробочку. Ты только не волнуйся.

До чего они добрые! Неужели это их истинная суть или Грегори специально старается? – размышляю я. И Сэмюеля попросил быть помягче. Но какой в этом смысл?

Пушик целый вечер разгуливает на свободе, и мне кажется, таким бодрым и живым он не бывал никогда прежде. Засыпаю с улыбкой на губах – жить хорошо и нет желания заглядывать в будущее, искать ответы на море вопросов, мучить себя головоломками или ворошить прошлое.

Увы! Новый день приносит несчастье. Утро обманчиво чудесное: Грегори улыбается больше обычного, такое чувство, что улыбка в каждой морщинке на его лице, даже в пересекающем бровь шраме. На дворе теплынь и благодать. После ланча идем к небольшой речке. Пушика, естественно, берем с собой. Он резвится на кудрявой траве, и у меня то и дело сладостно замирает сердце…

Но вот движения зайки становятся несколько странными. Присматриваюсь и замечаю: он весь дрожит.

– Грегори! Что это с ним?!

Грегори переводит взгляд на Пуша, хмурит брови и четко произносит:

– Намочи полотенце!

– Что? – не понимаю я.

– Намочи в реке полотенце! Быстро! – Грегори осторожно берет Пуша и сажает его в переноску. Я в жутком испуге, но, немного успокоенная собранностью Грегори, скидываю прямо на траву оставшиеся бутерброды, хватаю полотенце и бегу к реке. Минуту-другую спустя мы уже идем домой – шагаем осторожно, чтобы не усугубить страдания Пуша, но быстро, как только можем. Влажное полотенце у Пушика на голове.

– Судя по всему, это тепловой удар, – говорит Грегори уверенным голосом. – Немедленно едем к ветеринару.

Я молчу и стараюсь держать себя в руках – по дороге на ферму и по пути в городок. Грегори мчит на предельно допустимой скорости, тоже не говорит ни слова и все время хмурит брови.

Я молю сверхсилы, чтобы пощадили моего Пушика. Он не перестает дрожать, мечется в стороны. Говорят, болезни кроликов очень непродолжительны и нередко заканчиваются смертью. Не желаю, не могу об этом думать. Нет же, нет! Все обойдется, иначе не может быть!

В нашем городишке единственная ветеринарная клиника. К тому же, ибо кролиководов раз, два и обчелся, врачи нечасто имеют с ними дело, поэтому ответы на большинство вопросов по уходу за своим любимчиком я нахожу в Интернете. Теперь Сеть не поможет. Пуш нуждается в неотложной квалифицированной помощи. Что нам скажут? – против воли гадаю я. Знают ли, что делать?

Грегори останавливает машину прямо у входа, берет у меня Пуша и сам несет его внутрь. Я спешу следом.

В коридоре перед кабинетом врача стол регистраторши, но ее нет – наверное, куда-то вышла. С диванчика у стены поднимается и становится у нас на пути тучная и высокая хозяйка двух песочных мопсов с черными мордами. Псы смотрят то на нее, то на нас.

– Вы записаны? – воинственно спрашивает она.

Грегори качает головой и чуть приподнимает руки с Пушиком.

– Нет, но его нужно срочно осмотреть.

– И моих – срочно!

Такое чувство, что, если мы скажем еще хоть слово, собачница полезет в драку. Мопсы выглядят вполне здоровыми, но, с одной стороны, это не причина, чтобы утверждать, что они могут подождать, а с другой – случай совсем не тот, когда не грех поспорить.

– Врач всего один! – почти кричит тетка. – Второй – в отпуске, третий – на вызове. Мы вас не пропустим, потому что записаны, вам понятно? И потом у меня собаки, а у вас не пойми что!

Последние ранящие слова долетают до нас уже на улице. Решение тотчас уйти принимает Грегори. Я безмолвно соглашаюсь. Что у него на уме?

– В центр, – категорично произносит он.

Садимся в машину и гоним дальше. Пушику, как мне кажется, становится хуже. Держу переноску обеими руками, а на своего малыша стараюсь не смотреть – слишком уж тяжко. Лишь время от времени опускаю

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату