Питониус. Как же, под венец… Она сказала, что будет моей, только когда у меня на голове вырастут ромашки…
Магистр (думает). Этому горю не трудно помочь.
Поднимается. Берет из кареты лопатку и садовую лейку. Переворачивает крышку, которой покрыта голова Питониуса. Насыпает в углубление землю. Выкапывает из травы ромашки, пересаживает их и тщательно поливает.
Роскошная спальня освещена бронзовыми ночными светильниками. Спит Изабелла. Рядом с ней на подушке голова Питониуса.
– Итак, все кончено, - еле слышно говорит Питониус. - Я приехал в древний Рим, чтобы расстроить брак, и вместо этого… Ах, что я наделал, что я наделал! Изабелла родит второго Питониуса, тот третьего Питониуса, этот четвертого, пока не появится Карл Фридрих Питониус, аудитор десятого класса, которому никогда уже не стать аудитором девятого класса. Что делать? Что делать? Сегодня ночью магистр уезжает обратно в своей карете. Поехать вместе с ним? Но как я расстанусь с Изабеллой? О, обожаемая Изабелла!.. Нет, я все-таки должен уехать… Но что ждет меня там? Позор, бесчестие… Все равно…
Питониус поднимается. В колпаке, ночной рубашке и туфлях выскальзывает из спальни. На пороге останавливается:
– О Изабелла, о моя любовь! Жребий брошен.
Исчезает.
Спит, разметалась во сне, улыбается, что-то шепчет прекрасная Изабелла. А из-за окна слышен удаляющийся цокот копыт.
Сводчатый подвал канцелярии. Питониус - он по-прежнему в ночном колпаке и рубашке - раскрывает личное дело на странице, где написано: ПРЕДОК НОМЕР СОРОК ДВА.
Питониус. Так печально заканчивается этот труд, который я хотел сделать прекраснейшим творением на земле. Все кончено. Все кончено, прекрасная Изабелла.
Пришивает себя скоросшивателем. Магистр бросается на помощь, но слабым движением руки Питониус останавливает его:
– Не мешайте, дорогой друг. Окажите мне последнюю услугу, напишите вот тут: ЛЮБОВЬ СИЛЬНЕЕ АУДИТОРА.
Магистр пишет. Слезы капают у него из глаз.
Питониус. Написали? Теперь приложите печать, иначе никто не поверит этому. Нет, нет, печати не нужно. Итак, прощайте, магистр, прощай, прекрасная Изабелла, прощайте все и помните - ЛЮБОВЬ СИЛЬНЕЕ АУДИТОРА.
Умирает.
Темнеет, и изображение аудитора теряется в темноте, зато все ярче выступает, горит светящаяся надпись: ЛЮБОВЬ СИЛЬНЕЕ АУДИТОРА!
Музей восковых фигур. Колеблющийся свет свечей падает на Марию-Антуанетту, Наполеона, Нерона, любующегося Римом, который охвачен неподвижным восковым пламенем.
Мастер и профессор медленно идут по проходу между фигурами.
Мастер. Сколько прошло времени с тех пор, как вы были у меня последний раз? Год, секунда, вся человеческая жизнь? Да какое это имеет значение? Время остановилось тут; для настоящей Тонкой Восковой Работы оно совершенно излишне. Они стоят здесь в полной тишине и а полном покое - аудиторы, императоры, палачи, мученики и могут на свободе до конца решить и продумать все то, чего не успели решить и продумать, когда они еще не были восковыми фигурками. Ш-шш, не будем мешать им.
Медленно, задумчиво идут мастер и профессор по проходу между стенами длинного узкого зала музея.
– Да, и он вернулся к нам, аудитор десятого класса. Карл Фридрих Питониус, который кончил самоубийством при помощи скоросшивателя, пришив себя к собственному личному делу. Какая величественная, вполне современная и абсолютно оригинальная смерть, не правда ли, господин профессор?
Они остановились перед личным делом, раскрытым на сорок второй странице, где в вечном восковом покое лежит Питониус.
– Любовь сильнее аудитора, - вслух перечитывает профессор надпись, пересекающую лист.
Мастер. Да, да, это были последние его слова. Видите, восковое искусство не терпит ошибок. Я уже стар, руки дрожат, и прибавил лишнюю каплю воображения, Одна-единственная лишняя капелька, господин профессор, изменила судьбу Питониуса… И магистра я больше не увижу. Мчится мой милый магистр в Карете времени, и ищет, ищет чего-то.
Меркнет свет, промчалась карета, запряженная тремя конями - синим, желтым и зеленым.
Магистр, сидя на облучке, натягивая вожжи, бормочет:
– Синус косинуса, помноженный на тангенс гипотенузы, получается два мышиных хвостика и птичий клюв в остатке.
Мастер…Вам не показалось, что кто-то?.. В некотором роде… Как будто бы… Вы не видели ничего такого?
Профессор. Нет… Успокойтесь… Все тихо, все как обычно. Да и что бы могло перемениться тут у вас, в восковом царстве.
Снова все спокойно, мерцают свечи.
Владимир Фирсов. Камень
Волна с шорохом пробежала наискось по песчаному берегу, разрушив все, что создал человек. Но человек был неутомим. Снова и снова начинал он свой упорный труд, пока следующая волна не выскакивала на берег, размывая возведенные им песчаные стены.
Человек вытер грязные ладошки о трусы и огляделся. Так далеко от дома он еще никогда не заходил. Белые домики крохотного поселка отсюда не были видны за изгибом берега. Человек смутно подозревал, что если бы не это обстоятельство, мама давно бы прогнала его от воды и заставила надеть сандалии. Сейчас сандалии валялись на песке, и к ним с тихим шипением подбиралась очередная волна.
Солнце еще не успело подняться высоко, и полосатая тень гигантского радиотелескопа лежала на желтом песке, как шкура огромного тигра. Решетчатые уши радиотелескопа были нацелены на невидимую в свете дня звезду, на которой, как говорил папа, тоже живут люди, и посылают к соседним звездам свои радиопризывы.
Папа говорил, что это очень интересно - искать во вселенной голоса братьев по разуму. Правда, ему еще ни разу не удалось найти их. Это его огорчало, но он утешался тем, что слушал, как шепчут звезды. Оказывается, звезды тоже умеют разговаривать. Папа говорил, что у каждой звездочки свой голос - у одной нежный, как колокольчик, у другой ворчливый, у третьей тоненький, как у надоедливого комара.
Папа любил рассказывать про людей, живущих на далекой звезде. Он говорил, что они красивые, умные, добрые. Они знают много хороших песен и удивительных волшебных сказок. Солнышко у них не такое яркое, как у нас, и поэтому глаза у людей большие-большие.
Иногда папа брал его с собой на дежурство. В чистом белом домике было очень интересно. Везде горели разноцветные огоньки, бегали по приборам стрелки, кто-то огромный печально вздыхал за стеной. Но всего интереснее был большой рыжий пес, который всегда лежал в тени у крыльца, свесив набок красный мокрый язык. У пса было звучное имя - Электрон, и он умел громко-громко стучать хвостом по земле, когда ему протягивали кусочек сахара.
Новая волна с шипением вынеслась на берег, довершив разрушение с таким трудом возведенной постройки.
Но человек не огорчился. Неукротимый дух исследователя звал его вперед и вперед. Он побрел по песку, оставляя смешные маленькие следы, которые быстро таяли, превращаясь в ямки, наполненные соленой водой.
Один из камней показался ему подходящим для новой постройки. Человек с трудом поднял его и долго нес по берегу, высоко поднимая ноги, когда расшалившиеся волны щекотали ему ступни.
Облюбовав подходящее место, он бросил камень и стал старательно закапывать его в мокрый песок. Затем отыскал несколько камней поменьше и пристроил их рядом. На песке появились очертания диковинного замка, который фантазия строителя уже заселила разбойниками, зверями, бармалеями и снегурочками.
Злая взъерошенная волна с разбега ударила в стены замка и бессильно упала на песок. Еще и еще раз бросилась она вперед, но каменные стены были несокрушимы. Сердито бормоча, волна съежилась и уползла в море.
Пока шла работа, солнце поднималось и поднималось. Полосатый тигр потихоньку уполз на обрыв, под самые основания антенн, незаметно поворачивающихся вслед за далекой звездой. Воздух стал неподвижным, песок - горячим.
Постепенно работа замедлилась. В знойном воздухе руки двигались вяло и неуверенно. Все чаще грязный кулачок поднимался к глазам, стирая с них что-то невидимое и липкое. Но постройка была почти готова. Требовался последний завершающий штрих.
Человек оглядел берег. Неподалеку лежал овальный черный камень, обросший зеленым мхом. Человек поднял его и осмотрел. Камень ему понравился. Зачерпнув из ямки воды, он стал старательно протирать плоскую, будто срезанную ножом поверхность камня. И под рукой у него камень засветился. В воздухе, напоенном жаром южного солнца, прозвучали строгие и грустные аккорды.
Камень стал почти прозрачным, и в нем зажглись и поплыли красные, синие, зеленые волны. Они дрожали, расплывались, сворачивались в узоры, недоступные пониманию маленького человека, который пробудил их к жизни после миллионолетнего сна.
Малыш пристроил камень поудобнее на коленях и смахнул с него последние песчинки. Цветные спирали вздрогнули и оборвались, и в потемневшей глубине камня замигали звезды. Возникли здания неведомой архитектуры. Аккорды стали мягкими и баюкающими. Камень снова засветился, и в нем появилось умное, задумчивое лицо человека со странными большими глазами, которые занимали почти половину лица. Он что-то говорил, наверное рассказывал телевизионную сказку, но солнце горело так жарко, а веки стали такими липкими, что слушать его не было никакой возможности…
Потом на лицо спящего мальчика упала тень. Высокий человек постоял над малышом, обнимавшим овальный черный камень, одна сторона которого была срезана как ножом. Потом засунул в карман комбинезона подобранные на берегу мокрые сандалии и поднял сына на руки. Черный камень упал на берег у самой воды. Набежавшая волна бросила на него горсть песка. Было так жарко, что весь мир казался заснувшим - и солнце в вышине, и ленивые теплые волны, и причудливые переплетения антенн над морем. Но тот, кто шел по берегу со спящим ребенком на руках, знал, что антенны никогда не спят - днем и ночью они ищут в пространстве голоса неведомых друзей и когда-нибудь обязательно найдут их.
