– Не всюду же мы искали, - буркнул Тэйлор.
– Мы нашли помещения архивов, где, по законам логики, все это должно храниться, - возразил Гриффит, - однако не нашли орудий производства, не нашли ни единой записи и вообще ничего такого, что хоть косвенно намекало бы на чье-то былое присутствие.
– А вот ящики вверху, на последнем горизонте, - вспомнил Тэйлор. - Ведь если рассуждать логически, это место само собой напрашивается на обыск.
– Мы их встряхивали, - заметил Гриффит, - все пустые.
– Все, кроме одного, - настаивал Тэйлор.
– Я склонен верить в твою правоту, Дунк, - сказал Лоуренс. - Здешний мир покинут, обобран и брошен на съедение ржавчине. Вообще-то мы могли догадаться, как только обнаружили, что он беззащитен. Разумные существа предусмотрели бы какие-то средства обороны - скорее всего, автоматические, - и если бы нас не хотели впускать, мы бы здесь никогда и не очутились.
– Окажись мы поблизости в ту пору, когда этот мир функционировал, - поддержал Гриффит, - нас бы разнесло вдребезги, прежде чем мы его хоть одним глазком увидели.
– Пожалуй, великая была раса, - задумчиво сказал Лоуренс. - Одна лишь экономика такой планеты способна любого бросить в дрожь. Чтобы создать такую планету, надо было веками затрачивать на это рабочую силу всей расы целиком, а создав, надо было веками держать планету-машину на ходу. Это означает, что местное население тратило минимум времени на добывание пищи и производство миллионов вещей, употребляемых в быту.
– Они упростили свои образ жизни и свои нужды, - сказал Кинг, - сведя все к самому необходимому. Одно уже это само по себе - признак величия.
– Притом же они были фанатики, - высказался Гриффит. - Не забывайте этого ни на миг. Подобный труд по плечу лишь тем, кто одержим всепоглощающей, слепой, однобокой верой.
– Но зачем? - удивлялся Лоуренс. - Зачем выстроили эту махину?
Все промолчали, только Гриффит тихонько хмыкнул.
– Даже ни одного предположения? - подзадорил он. - Ни одной осмысленной гипотезы?
Из тьмы, окутывающей крохотный кружок света от включенной плиты, медленно поднялся высокий человек.
– У меня есть гипотеза, - сознался он. - Вернее, мне кажется, я знаю, в чем тут дело.
– Послушаем Скотта, - громогласно объявил Лоуренс.
Математик покачал головой.
– Нужны доказательства. Иначе вы заподозрите, что я рехнулся.
– А доказательства отсутствуют, - скептически заметил Лоуренс. - Нет здесь доказательств чего бы то ни было.
– Я знаю место, где есть доказательство, - не утверждаю с уверенностью, но, возможно, оно там есть.
Все сидящие тесным кругом возле плиты затаили дыхание.
– Помнишь тот ящик? - продолжал Скотт. - Тот самый, о котором только сейчас упоминал Тэйлор. Тот, где что-то гремело при встряхивании. Тот, который нам не удалось открыть.
– Мы по-прежнему не можем его открыть.
– Дайте мне инструменты, - попросил Скотт, - и я открою.
– Это уже было, - мрачно сказал Лоуренс. - Мы уже проявили бычью силу и ловкость, открывая тот злополучный люк. Нельзя же все время применять силу при решении задач. Здесь не сила нужна, а понимание.
– По-моему, я знаю, что там гремело, - гнул свое Скотт.
Лоуренс промолчал.
– Послушай-на, - не унимался Скотт. - Если у тебя есть какая-нибудь ценная вещь, которую ты хочешь сберечь, что ты с ней делаешь?
– Да в сейф кладу, - не задумываясь ответил Лоуренс.
В длинных мертвых пролетах исполинской машины воцарилось молчание.
– Нет и не может быть надежнее места, - снова заговорил Скотт, - чем ящик, который не открывается. В таких ящиках хранилось что-то исключительно важное. Но одну вещицу хозяева планеты забыли захватить - где-то они недоглядели.
Лоуренс медленно поднялся с места.
– Достанем инструменты, - сказал он.
…Внутри оказалась продолговатая пластина, весьма заурядная на вид, с симметрично пробитыми отверстиями.
Скотт взял ее в руку, и рука его задрожала.
– Надеюсь, ты не разочарован, - горько сказал Гриффит.
– Ничуть, - ответил Скотт. - Именно это я и предполагал.
Все дожидались продолжения.
– Не будешь ли ты любезен… - не вытерпел Гриффит.
– Это перфокарта, - пояснил Скотт. - Ответ некой задачи, введенной в вычислительную машину.
– Но мы ведь ее не расшифруем, - огорчился Тэйлор. - Никакими силами не установишь, что она означает.
– Ее и незачем расшифровывать, - усмехнулся Скотт. - Она и так рассказывает, что здесь такое. Эта машина - весь мир в целом - представляет собой вычислительное устройство.
– Что за бред! - воскликнул Баклей. - Математическое…
– Не математическое, - Скотт покачал головой. - По крайней мере не чисто математическое. Нечто более значительное. Логическое, по всей вероятности. Возможно, даже этическое.
Он оглядел присутствующих и прочел на их лицах все то же неверие, развеять которое до конца едва ли удастся.
– Да посудите же сами! - вскричал он. - Бесконечная повторяемость, монотонная одинаковость всей машины. Таково и есть вычислительное устройство - сотни, или тысячи, или миллионы, или миллиарды интегрирующих схем, сколько бы их ни было нужно, чтобы ответить на поставленный вопрос.
– Есть же какой-то фактор ограничения, - пробубнил Баклей.
– На всем протяжении своей истории, - ответил Скотт, - человечество не слишком-то обращало внимание на такие факторы. Оно упорно делало свое дело и преодолевало все мыслимые факторы ограничения. Очевидно, здешняя раса тоже не слишком-то обращала на них внимание.
– Есть такие факторы, - упрямо твердил Баклей, - которыми попросту невозможно пренебречь.
У мозга - свои ограничения. Он ни за что не станет познавать самого себя. Он слишком легко забывает - забывает слишком многое и всегда именно то, что следовало помнить. Он склонен к терзаниям, а для мозга это - почти равносильно самоубийству. Если чрезмерно напрягать мозг, он находит убежище в безумии. И наконец, он умирает. Умирает как раз тогда, когда становится полноценным. Поэтому создают механический мозг-гигант, двадцатимильным слоем покрывающий планету с Землю величиной, - мозг, который займется животрепещущими проблемами, и никогда ничего не забудет, и с ума не сойдет, ибо ему неведомо смятение.
Сорваться после этого с места и покинуть такой мозг - двойное безумие.
– Все наши догадки бессмысленны и никчемны, - сказал Гриффит. - Никогда мы не узнаем, для чего служил этот мозг. Вы упорно исходите из предпосылки, будто хозяева этой планеты были гуманоидами, а ведь столько же шансов за то, что они отнюдь не гуманоиды.
– Предположение о том, что они в корне отличаются от нас, совершенно абсурдно, - возразил Лоуренс. - В городе на Четвертой могли бы поселиться люди. Обитатели той планеты сталкивались с теми же техническими проблемами, что встали бы и перед нами, если бы мы затеяли подобное начинание; выполнили они все в том же стиле, какого придерживались бы и мы.
– Ты не учитываешь того, что сам же так часто подчеркиваешь, - сказал Гриффит. - Не учитываешь фанатической тяги, которая заставила их пожертвовать решительно всем во имя великой идеи. Мы, как ни бейся, не достигли бы столь тесного и фанатического сотрудничества. Один допустил бы грубейшую ошибку, другой перерезал бы горло третьему, четвертый потребовал бы следствия, а там оказалось бы, что вся свора спущена с цепи и лает на ветер.
– Они были последовательны, - продолжал Гриффит. - Ужасающе последовательны. Здесь нет жизни. Мы не зарегистрировали ни малейшего признака жизни, отсутствуют даже насекомые. А почему, как ты думаешь? Не потому ли, что жук мог бы запутаться в шестернях или еще где-нибудь и нарушить весь комплекс? Поэтому жукам пришлось вымереть.
Помолчав, Гриффит вскинул голову:
– Если на то пошло, хозяева планеты сами напоминают жуков. Вернее, муравьев. Муравьиную колонию. Там и тут бездушное общество взаимных услуг в слепом, но разумном повиновении неуклонно движется к намеченной цели. А коли так, друг мой, то твоя гипотеза, будто вычислительная машина применялась для разработки экономических и социальных теорий, - просто вздор!
– Это вовсе не моя гипотеза, - поправил его Лоуренс. - Всего лишь одно из нескольких предположений. Есть и другое, не более спорное: они пытались разгадать тайны Вселенной - отчего она существует, что собой представляет и куда движется.
– И каким образом, - прибавил Гриффит.
– Ты прав. И каким образом. А если этим занимались, то, я уверен, не из праздного любопытства. Значит, был какой-то серьезнейший стимул, что-то вынуждало к этому занятию.
– Продолжай, - усмехнулся Тэйлор. - Я жду с нетерпением. Доскажи свою сказку до конца. Они проникли во все тайны Вселенной и…
– Едва ли проникли, - спокойно проговорил Баклей. - Чего бы они ни добивались, вероятность того, что им удалось получить окончательный ответ, ничтожно мала.
– Что касается меня, - проговорил Гриффит, - я склонен думать, что они своего добились. Иначе зачем было покидать планету и бросать эту гигантскую машину? Они нашли то, что искали, вот им и стал не нужен ими же созданный инструмент познания.
– Ты прав, - подхватил Баклей. - Инструмент стал не нужен, но не потому, что сделал все возможное и этого оказалось достаточно. Его забросили, потому что он слишком маломощен, он не в состоянии решить задачу, которая подлежит решению.
– Слишком маломощен! - возмутился Скотт. - Да ведь в таком случае всего и заботы-то было нарастить вокруг планеты еще один ярус!
Баклей покачал головой:
– Помнишь, я говорил о факторах ограничения? Так вот, перед тобой фактор, которым не так-то просто пренебречь. Подвергни сталь давлению в пятьдесят тысяч фунтов на квадратный дюйм [3,5 тонны на квадратный сантиметр] - и она потечет. Здесь-то, должно быть, металл воспринимает гораздо большее давление, но и у него есть предел прочности, выходить за который небезопасно. На высоте двадцати миль над поверхностью планеты ее хозяева достигли этого предела. Уперлись в тупик.
Гриффит шумно вздохнул и пробормотал:
– Моральный износ.
– Аналитическая машина - вопрос габаритов, - рассуждал Баклей вслух. - Каждая интегрирующая схема соответствует клеточке человеческого мозга. У нее ограниченная функция и ограниченные возможности. То, что делает одна клетка, контролируют две другие. Принцип 'смотри в оба, зри в три' как гарантия отсутствия ошибок.
