– Вы. Взятки.
– Поклеп, ложные слу…
– Полно, Фаддей Бенедиктович! До сих пор не хотите верить, что нам о вас все известно?
– То одна видимость взяток! Благодарственные подношения, дружеские подарки.
– Врете. Показать, где, когда, с кого вы брали взятки за те или иные публикации в своей газете? Назвать имена этих фабрикантов, книготорговцев, актеров? Тому же Третьему отделению все это, кстати, было хорошо известно.
– Господи, да кто же у нас не берет взяток?! Обычай, можно сказать, такой. Все берут, и с меня брали, тут вывода никакого делать нельзя. Тут взвесить надо проступок, соотнести с заслугами…
– Иначе говоря, дело не в поступке, а в его оценке. Тургенев разгневал власть - и он преступник. Вы же, доносчик и взяточник, - примерный патриот. Нет, оказывается, закона, есть благорасположенность свыше.
– Как во все времена, как во все времена!
– Судите о прошлых временах, но не трогайте будущие, вы о них ничего не знаете.
– Истинно говорите! Как зимой невозможно без шубы, так в мое время нельзя без нравственных отступлений.
– Таков был закон жизни?..
– Таков, таков! Я, что ли, его установил? Жил согласно, как все. Таких людей, хотите, мог бы уличить, так высоко стоящих…
– Все одинаково черненькие, так?
– Кто к власти прикоснулся, те, почитай, все.
– И раз все виновны, значит, никто не виновен. Кажется, это уже четвертая ваша истина? Только и здесь неувязка, Фаддей Бенедиктович. Большинство ваших современников доносы ненавидели, взяток не брали, лжи и угодничества не терпели. Не оттого ли общественное мнение и презирало вас, что вы воплощали в себе и то, и другое, и третье?
– Боже мой, я-то при чем?! Как свыше предписано было, так я и жил. Если пастух не туда ведет стадо, то разве ягненок в ответе?
– Но вы-то были сторожевым псом. В уме вам не откажешь, многое хорошо понимали, только превыше всего была для вас выгода.
– Что ж с того? Лишь праведников не интересует выгода, однако бог создал людей такими, что праведников среди нас немного. Велика ли тут моя вина? Соблазнов не избежал, грешен. Сам царь лгал о событиях декабрьского возмущения, я не святей царя. Доносы были поощряемы - не я, так другой… Что допускалось, то делал, а чего не допускалось, того не совершал. Кругом взятки брали, и я брал. Пусть многогрешен! Зато не жил в праздности, как многие, мысли имел, труд уважал, написал девять томов сочинений. Неужели эта чаша весов не перевесит? Святой Петр трижды предавал Христа, покаялся и был возведен в апостолы. Мое же раскаяние не слабей.
– Не видно его что-то, Фаддей Бенедиктович. Ваше раскаяние больше на оправдание и торговлю похоже.
– Клянусь, в мыслях того не было! - Что-то лихорадочно прорвалось в словах Булгарина. Он взвинченно озирался. - Чем, чем могу доказать свою искренность?!
– В Третьем отделении вы, однако, не утруждали себя поисками, - едко усмехнулся Игорь. - Напомнить?
– Сего мало! - впиваясь взглядом в эту усмешку, вскричал Булгарин. Должен со всей душой, по-нашему, по-христиански…
Внезапно он сложился втрое и, прежде чем кто-нибудь осознал смысл его движения, уже был на коленях.
– Как оплошавшее дите стою перед вами многогрешен!
Все так и застыли, лишь кто-то, подавленно вскрикнув, закрыл лицо руками. Постыдней и хуже вида упавшего на колени старика, его с дрожью простертых рук была та поспешная готовность, с которой он это проделал. Никто не допускал возможности такой развязки от одной лишь видимости намека на ее желанность. Но намек-то вышел не кажущийся… И во всем этом была своя страшная логика, ибо за ней стояла многоопытность холопа, который чутко улавливает окрик и точно знает, когда можно пререкаться, а когда следует униженно себя растоптать.
Смотреть на это было так омерзительно, думать о своей тут вине так нестерпимо, что Игорь с белым от ужаса лицом первым метнулся к пульту, вырвал его из сомлевших рук товарища. Все погасло с коротким, прозвучавшим, как пистолетный выстрел, щелчком. Исчезла обстановка девятнадцатого века, исчез и Булгарин. Но и оставшись наедине со своим временем, все молчали, не смея поднять глаз; как будто рядом еще находился жуткий призрак.
Геннадий Мельников. Лекарство от автофобии
1
– …Дело в том, доктор, что последнее время я стал бояться автомобилей.
Психиатр оторвался от карточек, выпрямился, снял очки и посмотрел на посетителя. Мужчина лет пятидесяти семи - пятидесяти восьми, ссутулившись, сидел на краешке стула, сцепив ка острых коленях кисти рук, - весь какой-то обмякший, усталый, - и видно было, что ему очень неловко сидеть вот так посреди комнаты, такой чистой и светлой, в своем поношенном костюме, сидеть, как на каком-то странном экзамене, когда экзаменатор еще ничего не знает, а он, хотя уже и о многом догадывается, но старается отвечать коротко, односложно, чтобы у того, сидящего за столом, не сложилось мнение о его полной безнадежности.
– Простите… что вы сказали?
– Последнее время я стал бояться автомобилей…
МАЗ с трейлером на прицепе врезался в 'Волгу', когда она неожиданно вынырнула из-за рефрижератора, стоящего на обочине трассы. Удар пришелся левым передним колесом МАЗа в дверцу водителя, и 'Волга' мгновенно сплющилась. Водитель МАЗа потерял сознание, и сцепившиеся машины слетели с полотна дороги в кювет, едва не задев рефрижератор. Бульдозер сорвался с трейлера и завалился на бок.
Всего лишь миг… и проезжая часть снова свободна, как несколько секунд назад, но теперь ока уже не та, да и все теперь не то, воздух, пыльная трава на обочине, само пространство - все изменилось, стало другим, настороженным, сжатым, враждебным…
Психиатр достал носовой платок и стал протирать стекла очков.
– Все мы в той или иной степени боимся автомобилей… Страх - одна из защитных реакций организма. - Он понимал, что говорит словами учебника, но нужно было что-то говорить, чтобы не затянулась пауза, пока он будет обдумывать не совсем обычное сообщение посетителя. - Если бы люди потеряли чувство страха, вернее, инстинкта самосохранения, человечество давно бы перестало существовать.
Посетитель нервно хрустнул костяшками худых рук.
– Все это я понимаю, доктор, но… видите ли… у меня совсем не то, о чем вы говорите…
– Вы хотите сказать, что у вас чувство страха больше нормы?
Посетитель поднял голову и впервые посмотрел в глаза психиатру.
– Нормы?.. О какой норме может быть речь, когда я боюсь даже стоящего на месте… даже неисправного автомобиля!
Первым к месту аварии подбежал водитель рефрижератора, затем несколько человек с птицефермы, расположенной метрах в двухстах от дороги. Кто-то из них побежал звонить по телефону, но 'скорая помощь' вряд ли кому здесь требовалась… Водитель 'Волги' был буквально спрессован между дверцей и сиденьем, мужчина в сером костюме непонятно как оказался под колесами трейлера, а на двух женщин и мальчика лет десяти старались не смотреть…
– Да, доктор, я испытываю необъяснимый страх при виде любого автомобиля, трактора и даже мотоцикла…
– Продолжайте, пожалуйста.
– Я не могу объяснить причины этого страха… Я не боюсь, например, что меня задавят, а просто испытываю страх… страх в чистом виде…
Психиатр продолжал машинально протирать стекла очков.
– Послушайте, доктор, - продолжал посетитель, - вам что-нибудь известно об автофобии?
Почти одновременно подъехали 'скорая помощь' и милицейская 'Волга'. С обеих сторон от рефрижератора выстроились две длинные очереди машин. Подходили водители, пассажиры, работники птицефермы, подходили и молча становились на границе невидимой окружности, в центре которой два лейтенанта производили замеры и фотографировали место происшествия, а работники 'скорой помощи' осматривали погибших.
– Как вы сказали? Автофобия?.. - брови психиатра поднялись над оправой очков, отчего на лбу резко обозначились складки.
– Возможно, это у вас называется по-другому?
– Фобия, - повторил вслух психиатр и замолчал. Навязчивые состояния, необоснованные страхи, опасения… Клаустрофобия, астрофобия, еще несколько фобий, но автофобия… - Нет. Про автофобию мне, честно говоря, слышать не приходилось. Но вы не беспокойтесь, разберемся и в вашей фобии.
Психиатр нисколько не жалел, что высказал свою неосведомленность в вопросе об автофобии, так как по опыту знал, что откровенность в большинстве случаев способствует контакту с людьми, страдающими душевными недугами.
Затем прибыл на 'летучке' главный инженер того учреждения, из которого был МАЗ, а следом за ним - пятитонный кран и самосвал с автогеном. Такси разрезали, тела погибших уложили рядом и накрыли брезентом. Вокруг изуродованной 'Волги' лежали в беспорядке всевозможные вещи, особенно много обуви, было такое впечатление, что перед столкновением все разулись. Водитель МАЗа с перевязанной головой сидел на земле, прислонившись к ножу бульдозера, и на его окаменевшем лице не отражалось ни одной мысли…
– Давайте начнем по порядку, - предложил психиатр. - А чтобы облегчить дело, я буду задавать вопросы, а вы отвечать.
Посетитель приободрился.
– Хорошо, доктор.
– Так вот, - психиатр снова снял очки и отложил в сторону карточку, которую успел просмотреть. - Когда у вас это началось?
– Месяца полтора назад.
– Сразу или постепенно?
– Сразу, доктор, как только проснулся.
– Зовите меня Юрием Николаевичем.
– Хорошо.
– Расскажите, пожалуйста, что вы почувствовали, когда проснулись полтора месяца назад.
Посетитель - Кириллов Борис Иванович, пятидесяти шести лет, бухгалтер СМУ, как значилось в карточке, - оперся на спинку стула и, глядя куда-то в угол кабинета, начал рассказ.
